Ангел в доме - О'Риордан Кейт - Страница 51

На эту пару он наткнулся, когда уложил в нагруженную тележку лукошко с клубникой и двинулся к кассе. Здоровяк с голыми бицепсами, сплошь в татуировке, выступил из-за угла, волоча на спине мальчишку лет восьми. Поначалу все выглядело довольно безобидно. Подумаешь, ребенок кричит. Но, присмотревшись, Роберт понял, что мальчику не до смеха. Он взвизгнул от боли и что было сил заколошматил по спине бугая. Роберт заглянул тому в лицо, узнал эти стеклянные глаза и издевательскую ухмылку десятков мистеров. Вспомнил, в какую жестокую пытку превращались игры с ними. Поборемся по-мужски? Так, ради смеха? То, что начиналось в шутку, заканчивалось дикой болью в плече и хрустом пальцев. Бонни так и осталась в неведении; свою власть мистеры демонстрировали в ее отсутствие. В детских глазах Роберт увидел отражение той бессильной ярости, что долгие годы бушевала в нем самом. Громила – определенно мистер, а не отец – упивался своей властью. То и дело покрикивал: если ты настоящий мужик – вырвешься. Мальчик зашелся криком, а бугай загоготал и с садистской ухмылкой сильнее сжал детское тело. Люди отворачивались, старались поскорее отойти, не рискуя связываться с гогочущей горой мяса. В магазинах каких только сцен не увидишь. Да и мальчишка наверняка психопат. Или вот-вот свихнется.

Роберт убеждал себя не вмешиваться. Этот урод не долго будет развлекаться. Знает он этих типов – выжмет из ребенка слезы, докажет свою силу и успокоится. Роберт шагнул вперед, ежась от звенящего в ушах детского вопля.

Анжела размазала бы клубнику по этой гнусной роже.

Не соображая, что делает, Роберт толкнул тележку и что было сил вдвинул ее в брюхо громилы. Тот взвыл от боли и сложился пополам, со свистом выдавливая воздух из легких. Мальчик оказался на полу, охнул, приходя в себя, и улыбнулся. Роберт стоял в проходе. Ноги сами рвались наутек, но он не мог позволить себе спастись бегством. Неандерталец держался за живот, рычал и фыркал, как застоявшийся жеребец. Когда он выкинул вперед кулак, у Роберта хватило времени лишь на одну мысль.

Да. Он отчаянно и безнадежно влюблен в Анжелу.

Вот и все, что смог выдать его мозг. Причем неоднократно. Повторяя снова и снова. Все та же испорченная пластинка звучала в голове даже сейчас, когда Роберт пытался сочинить собственную мантру. Что-нибудь в духе «се ля ви». Пусть даже затасканное, вроде «не бывает обретений без потерь». Без Анжелы он не вернулся бы к рисунку… и прочее, и прочее. Господи, да что угодно сойдет, лишь бы прикрыть правду: он безнадежно влюблен в женщину, которую больше никогда не увидит. Увы. Тоскливый мотив перебивал все мысли, и заглушить его не было никакой возможности.

Уверовал. Уверовал, идиот, что воскресенья с ней будут длиться вечно. Ошибка номер один. Уверовал в собственные силы, понадеялся, что сумеет закрыть сердце на замок. Ошибка номер два, глобальная. Номер три? Не запихнул ее в спальню, не запер на замок и не вышвырнул ключ в реку, чтобы оставить рядом с собой навсегда.

От скрипа дверной ручки Роберт чуть из кресла не выпал. Повернулся, чтобы выложить ей всю правду. Попробует сбежать – догонит, посадит под замок и будет держать до тех пор, пока она его не полюбит. Позовет гипнотизера, если понадобится. Не поможет гипнотизер – сгодится и анестезиолог, чтобы отключить сознание. Он готов на любые крайности. Бонни вызовет на подмогу, если исчерпает все средства. Сердце у него колотилось с немилосердной частотой.

Это был Питер. Он по-совиному покрутил головой, оглядывая комнату:

– Анжелы нет?

– Нет.

– Не возражаешь, если составлю тебе компанию?

– Возражаю.

– И кто же тебя так довел?

– Уйди, Питер.

Питер рассмеялся. Отличная шутка.

– Она не придет. Правильно?

Какого черта он улыбается? И какого черта у него так блестят глаза? И какого черта… Что, черт возьми, их связывало все эти годы?

– Нет, не придет. Сегодня, – с нажимом добавил Роберт.

Питер внимательно изучал его.

– Что у тебя с подбородком?

– Порезался, когда брился. И оставь в покое мой подбородок, будь он проклят. Если не возражаешь, я бы занялся делами. Потом загляну, если получится. По дороге домой.

– Не получится, – ядовито сказал Питер. – Только и слышишь от тебя – потом, потом. А потом не наступает. Уже начал? – Шагнув к столу, он по-хозяйски небрежно перебрал наброски. – Глаза одинаковыми сделай, хорошо? Она нынче не в духе. Гормоны и все такое. Перебор с эмоциями.

– Мне она кажется вполне счастливой.

– Неужели? – Улыбка Питера, раздвинув толстые губы, до глаз не добралась. – Выходит, в следующее воскресенье Анжела, как всегда, будет здесь?

– Тебе-то что?

– Прости. Уже и спросить нельзя? Хотел пригласить ее на обед, раз уж тебя не заманишь к нам.

– У нее мало времени. У меня, кстати, тоже. Прошу прощения, Питер…

Питер заморгал. Пожалев о собственной грубости, Роберт выискивал способ выкрутиться из некрасивой ситуации. Питер и в самом деле ни при чем.

– Послушай. В следующее воскресенье я у нее обязательно спрошу насчет обеда, хорошо?

Питер молчал. И моргал. Потом дернулся к двери.

– Отлично. Вернется, значит. Рад за тебя. – Он лживо и зло хохотнул. – Не чета, выходит, мистеру Филдингу.

Стукнула дверь. Тишина. Опустошенный, Роберт рухнул обратно в кресло. Серые глаза Анжелы подмигивали ему с холста. Садистски, надо отметить, подмигивали.

Святому отцу дали отбой, а доктор, покидая дом, заявил, что не поверил бы в подобные темпы выздоровления, если бы не видел своими глазами. Еще несколько дней назад он мог бы поклясться, что Брайди не переживет и ночи. Теперь почти уверен, что впереди у нее еще сотни ночей. Анжеле показалось, что мать это известие не слишком вдохновило, однако Бина, как всегда, смолчала и вернулась к работе. Похоже, жариться в чистилище Брайди не желала и решила отложить встречу с Создателем до тех пор, пока не будет уверена, что финишная прямая выведет ее к вратам рая.

В доме тем временем происходили едва видные глазу, но существенные перемены. В ответ на настоятельные призывы Брайди – принеси ей то, принеси ей это – Бина все чаще огрызалась, что дел по горло и придется подождать, пока выдастся свободная минутка. Случалось ей и вовсе игнорировать жалобное блеяние, и тогда вниз посылали Мэйзи – выяснить, в чем причина задержки, а Бина отправляла ее обратно с руганью и пустыми руками. Анжела, солидарная с матерью, тоже резко оглохла к беспрерывным стонам сверху. К середине недели она отказалась тащить на второй этаж лишний поднос для Мэйзи; та же, как выяснилось, для старшей сестры была готова на все, кроме голодной смерти. Это уж, согласитесь, чересчур. Не помогли даже туманные намеки Брайди на стойкость.

Ближе к выходным Мэйзи уже ковыляла на каждую трапезу вниз, а за ней скрепя сердце, сдала позиции и Брайди. В пику Мэйзи она даже предпочла занять прежнюю кушетку Реджины в углу кухни. Словом, жизнь вошла в свое русло. Стоны, споры, обмен шпильками между старшими сестрами и шиканье младшей. Брайди напрочь забыла о мозолях, зато без устали жаловалась на десны, и к ее списку пунктов, достойных шантажа, добавился неминуемый второй инсульт. Странно лишь, что никто особенно не прислушивался, как бывало прежде.

Анжела решила, что вполне может оставить свой пост и улететь в пятницу вечерним рейсом. Бина вызвалась проводить дочь к автобусу – еще один существенный поворот в течении жизни. Анжела уже забралась на подножку, когда Бина вдруг хлопнула дочь по плечу и поманила в сторонку.

– Ты сказала Брайди, что сама решишь, как тебе поступать. Это правда?

– Конечно.

– Очень хорошо. Самое время браться за ум.

– А ты? – Анжела улыбнулась. – Ты сказала, что ей пинков под зад не хватает. Теперь добавишь?

Бина хитро сверкнула глазами:

– С удовольствием. Только что уж теперь-то. Жалко. Вот оклемается – сполна получит.

– Мама?.. – Анжела неловко переступила с ноги на ногу.