Капитаны не смотрят назад - Крапивин Владислав Петрович - Страница 2

2

Валька поливала в огороде огурцы.

— Алешка, ой!.. — растерялась она.

Он сказал:

— Что ойкаешь? Пчела, что ли, укусила?

— Не… Не укусила, — ответила она и смутилась. — А почему не написал, когда приедешь? Мы бы встретили.

— И так знаю дорогу, — сказал он, стаскивая с плеча лямку маленького рюкзака. Вдруг посмотрел на Вальку и удивился:

— Ты длинная какая стала!

— И ты… — Валька несмело улыбнулась. — Тоже какой-то… как журавль длинноногий.

Она тут же испугалась. И чтобы Алешка не вздумал обидеться, добавила:

— Теперь на Васильином велосипеде с седла до педалей достанешь, наверно.

— Нет, — вздохнул он, — еще не достану. Еще на раме придется ездить.

И они замолчали. Потом Валька сказала:

— Наших-то дома нет. Мама с Василием на работе, а Борис пошел с Юркой на карьер рыбачить.

— У-у… — Алешка сразу как-то потускнел. И Валька опять испугалась. Она не хотела, чтобы ему было скучно.

— Может, отдохнешь? — нерешительно спросила она, потому что знала: с дороги полагается отдыхать.

— Не хочу, — отмахнулся Алешка. — Думаешь, устал? Всего три часа в поезде…

— А пыльный-то какой. Ужас! — сказала она.

— Это я в окне торчал.

— А умыться хочешь? Хочешь, полью?

— Полей.

Валька поливала ему на руки прямо из лейки и думала: сказать или не сказать? Ей было не жалко своей тайны, но Валька боялась, что Алешка будет смеяться.

И все-таки она решилась. Ведь нельзя же, чтобы он с первых минут заскучал здесь.

— А хочешь… Хочешь, покажу чудовище?

— Где? — быстро спросил он.

— А близко. В роще за кладбищем.

— Хочу.

И они побежали, бросив среди гряд тощий Алешкин рюкзачок и зеленую лейку, из которой, булькая, выливалась вода…

Алешка не смеялся. Чудовище оказалось просто обломанным стволом кривой березы, но Алешка не смеялся.

— У-у, — тихо протянул он. И сказал смущенной Вальке: — Это белый дракон.

Выгнутая книзу, расщепленная верхушка ствола походила на страшную голову с ощеренной пастью. Черный сучок-глаз бешено смотрел с высоты.

— А другого глаза нет, — озабоченно сказал Алешка. Скинул сандалии, с трудом вскарабкался по стволу и сел дракону на шею. Потом вытащил перочинный ножик и стал выцарапывать на морде чудовища второй глаз.

— Ой, свалишься, — прошептала Валька.

Он не свалился, но порезал палец.

— Говорила я, — взрослым голосом сказала Валька. — Подожди, найду подорожник.

Сунув палец в рот, Алешка пробормотал:

— Здесь нозыком бесполезно. Нузен топор…

— Сбегаем? — предложила она робко.

— Сбегаем!

Они побежали напрямик, по большой запутанной траве, и Алешка бежал рядом и смеялся, все еще держа палец во рту.

Дома по-прежнему никого не было, и они взяли плотничий топор Василия — младшего брата Валькиной матери. Сделали чудовищу второй хороший глаз, приладили костлявые лапы из сучьев и гриву из прошлогодней травы.

Вечером соседская бабка Анюта, крестясь, рассказывала женщинам, что по дороге на кладбище видела нечистую силу. Валька и Алешка тихо смеялись, а Борис и Юрик ничего не понимали…

Чудовище оказалось обломанным стволом кривой березы.

И потом они не понимали многого. Юрка однажды сказал хмурому Борису:

— Мамочкиным сынком он стал. Жених… Ну и пусть! А про теплоход все равно

Алешка рассказал ей одной.

Это была его тайна.

Так получилось. Он катался на большом велосипеде Василия, ехал, куда поведет тропинка, и она привела его на обрывистый берег к сухой одинокой сосне. Алешка удивился: почему не спилят на дрова это дерево без единой зеленой иголки?

Из-за дальнего поворота показался теплоход. Высокий, быстрый. И белый. Он двигался не посередине реки, а к правому берегу, прямо на сосну и на Алешку. Но потом развернулся и пошел вдоль обрыва, поблескивая белыми буквами названия: «Рахманинов».

И Алешка понял: сосна — это знак для капитанов.

— Это чтобы правильно вести судно, — объяснил он потом Вальке. — Чтобы выбирать путь, где река глубже…

Через неделю «Рахманинов» возвращался из рейса. И Алешка снова поехал на берег. И когда теплоход опять уходил на север, Алешка стоял у сосны и смотрел, смотрел…

— А другие пароходы тебе не нравятся? — спросила Валька.

— Я не знаю, — вздохнул он, — Другие какие-то не такие.

— Этот красивый, — сразу согласилась она.

— Он как морской, — тихо сказал Алешка. — Он, говорят, ходит в Обскую губу. А там уже море…

И сегодня Алешка уехал смотреть, как мимо пройдет «Рахманинов». Днем еще уехал.

Валька очень боялась, что они найдут у сосны одинокий велосипед. Но его не было. Не было его и под обрывом, на песке.

— Могли же украсть, — уныло сказал Юрка. — Если Алешка потонул, велик увести могли.

— Городишь сам не: знаешь что! — разозлился Борис. — Здесь и не бывает никто почти.

— А может, бывает…

— В чем он уехал? — спросил Борис у Вальки. — Да перестань ты носом хлюпать!

— Я, что ли, знаю… В трусах, в майке.

— Босиком?..

— В сандалетах.

— Ну, вот. Они-то все равно бы остались. Кому они нужны? Там дыры в подошвах — каждая с пятак. Айда домой, может, он приехал. Я ему морду набью, маминому сыночку.

— Тебе бы только бить, — всхлипнула Валька.

Они торопливо зашагали назад.

— Может, правда, приехал? — шепотом сказала Валька.

— Сейчас Василий придет. Надо сказать, что Алешка потерялся, — бросил Борис.

— Ничего и говорить не надо, — вздохнул Юрик. — Он сам спросит, где велосипед. Ему же на танцы с Зойкой надо ехать.

— Все ты знаешь, — сердито сказал Борис.

— А чего? Знаю! И Алешка знает. Фигу ему Василий даст еще покататься. Не понимает, что ли, ваш Алешка?

2

он все понимал. Но с самого начала ему просто не везло.

Виноваты были машины.

Они шли и шли нескончаемой цепью. Алешка насчитал пятьдесят четыре и сбился. Мелькали, мелькали зеленые кузова с белой надписью «Уборочная». А за стеклами кабин Алешка видел лица водителей, усталые и равнодушные. Водителям не было дела до Алешки.

Ни один из них не нажмет тормоз!

И надо ждать, ждать, пока не пройдет этот гудящий поток. Лишь тогда можно будет пересечь шоссе и снова помчаться, налегая всей тяжестью на педали. И уже не по тропинке, а напрямик, подминая колесами желтые высокие ромашки. Потому что надо спешить.

А машины, кажется, не спешили. И Алешка уже ненавидел их, тупомордых, тяжелых, гудящих надоедливо и бесконечно. Они закрыли ему путь к берегу! И ползли, ползли по горячему от солнца асфальту. А время летело…

Он опоздал.

Когда хвост автоколонны вытянулся из леса, Алешка сквозь гул моторов услышал гудение теплохода. Вернее, не услышал, а просто почувствовал чуть заметный двойной толчок воздуха. Значит, «Рахманинов» уже показался из-за желтого глинистого мыса.

И Алешка повернул назад.

Правда, он знал, что мог бы еще успеть и увидеть корму теплохода. Вдали, у нижнего поворота. Но зачем? Капитан все равно не заметит Алешку. Капитаны не смотрят назад. Им нельзя. Впереди опасная дорога: мели, перекаты.

Он опоздал. Значит, все было зря. Зря ездил на станцию, зря просил какого-то недовольного пассажира позвонить в город, на пристань. Сам Алешка звонить не мог: телефонистка знала его по голосу и бросала трубку. Он ей надоел. Пассажир торопился куда-то, но Алешка очень вежливо попросил его узнать, когда отчалит «Рахманинов». И тот дозвонился и узнал. И проворчал, подхватывая чемодан:

— В двенадцать тридцать по-местному. И зачем тебе? Все равно он здесь не останавливается…