Брошенная в бездну - Орхан Кемаль - Страница 21

Наджие не торопилась варить кофе.

— Ну а как кончилось дело с перстнем? — спросила она, чтобы оттянуть время.

— Как могло кончиться? Колотушками! Представь те, эта дурёха уронила перстень под кровать! Ищет — туда, сюда — нет перстня. До того дошло, чуть ли не в воровстве меня обвинила, потаскушка! «Уж не вы ли, — говорит, — надо мной подшутили?» Посудите сами, какое у меня доброе сердце, — ведь я и рта не раскрыла. А стоило мне сказать сыну хоть слово — и дело с концом!.. Но я молчу: ребёнок у них, жалко. Я женщина сердобольная, не такая, как другие свекрови. В сердце моём сильна вера в аллаха. Ни одного намаза не пропущу. Об одном молю всевышнего, чтобы он послал в наш дом мир и спокойствие.

Хаджер-ханым пустила к потолку столб дыма и, задумчиво глядя как тает синеватое облако, продолжала:

— Верно говорят, чужая душа — потёмки. Сначала для сына Назан была всем, теперь вот появилась Жале. А там, может, ещё кто будет. Пусть поступают, как хотят. Я им мешать не собираюсь. Мальчонку жалко. Что с ним будет, если Назан от нас уйдёт? Ей-то что, уедет к своей тётке, найдёт себе ровню, а там и замуж выйдет. Да и Мазхар найдёт себе подходящую жену. Была я как-то в доме у судьи, видела там женщин. Вот это были дамы! Так они, как только зашёл разговор о Мазхаре, всё «ах» да «ах», журчат, словно ручейки.

— Ваша правда, Мазхар-бей, слава аллаху, — настоящий мужчина! — вставил словцо Рыза.

Хаджер-ханым вздохнула:

— А сколько я пролила слёз, чтобы вырастить его? Сколько горя пришлось мне хлебнуть? Зато и сыночек не отходил от меня: всё «мамочка» да «мамочка»! Заболею, так он всю ночь, не смыкая глаз, сидит у моей постели… Да он таким и остался. Уважает меня. Что случится у него, сейчас ко мне. Ни шагу без моего благословения не сделает…

— Я хотел бы попросить вас, — перебил её болтовню Рыза. — Не говорите, пожалуйста, сыну, что от меня услыхали о девице из бара.

— Ну и скажешь ты, Рыза-эфенди, — засмеялась Хаджер-ханым. — Да у него от меня нет никаких тайн. Он и сам всё расскажет. Ну а я ему: молодец, так и надо! Назан ему не ровня. Стоит мне слово сказать — и он выгонит её из дому. Но не приведи аллах! Ведь ещё неизвестно, кто может занять её место? Вот я и молчу.

— Жале я знаю недавно, — сказал Рыза. — Сдаётся мне, женщина она довольно безалаберная. Любит повеселиться… Человек она щедрый.

Наджие насторожилась: «Вот хорошо! Если эта Жале придёт в дом адвоката, можно будет и мне чем-нибудь поживиться. От Назан никогда ничего не дождёшься».

— …К столу у неё всегда подаётся вино, пиво… Денег у Жале на всё хватает. Есть в баре ещё одна женщина, Несрин, её подружка. Больная она. Один день работает, пять лежит. А Жале глотка без подруги не сделает и все расходы берёт на себя. Широкая натура! Да если бы она захотела разбогатеть, в несколько месяцев заработала бы капитал. Все гости только её и спрашивают. А она пристыла к Мазхару! Скроются в кабинет — и раньше полуночи не жди.

Хаджер-ханым расстроилась: «С какой стати Жале платит свои деньги за какую-то больную женщину? Сумасшедшая она, что ли?»

— Каждая девица из бара, — продолжал разглагольствовать Рыза, — ищет себе друга по сердцу. В баре-то она веселится, смеётся. А как только останется одна, тут уже и замолкнет. Словно соловей, что шелковицей объелся, — грустит да печалится…

— А если и в самом деле мой сын разведётся с Назан? Уж не возьмёт ли он эту женщину в дом? — вслух подумала Хаджер-ханым. Но тут же отвергла эту мысль: — Нет, нет, не бывать этому! Распутная девица в доме такой правоверной мусульманки, как я! Да изменит аллах решение своё, если он так пожелал!..

Она всё более и более расходилась:

— И пусть только сын осмелится это сделать! Клянусь аллахом, не впрок пойдёт ему материнское молоко! Подумать только, привести в дом такую женщину! Ко всему ещё и мотовку. Разве ж я позволю ей растранжирить всё добро сына?

Она погасила сигарету и встала.

— Куда вы, ханым-эфенди? Сейчас я сварю кофе, — засуетилась Наджие.

— Считай, что я уже выпила твой кофе. Мне пора. До свидания!

— До свидания! Желаю счастья, тётушка!

— Опять тётушка? Оставишь ты это слово, сестрица?

Наджие подбежала к старухе:

— Сестрица, старшая сестра, до свидания, моя дорогая!

Супруги проводили старуху и вернулись в комнату.

— Я чуть не лопнул со смеху, — сказал Рыза. — Сыночек у неё, видите ли, такой любящий, такой почтительный! Да если Жале захочет, не то что от Назан, и от самой Хаджер следа в доме не останется!

— А знаешь, мне Жале начинает нравиться. Добрая женщина. Жалеет больную подругу. Хорошо бы Мазхар-бей развёлся с Назан и привёл в дом Жале.

— Ясно: попрошайничать собираешься, бессовестная?

— Да хоть и так! Подумай, ради аллаха — как я подлаживалась к Назан, а что мне перепало? Даже пары старых чулок мне не подкинула!

Наджие вспомнила об амулете. Сейчас, когда свекровь пошла гулять, самое время передать эту штучку соседке.

— Ну и бессовестная ты женщина! Заговорила зубы, а кофе так и не сварила, — упрекнул жену Рыза.

— И правильно сделала! Яду бы ей, а не кофе…

— Уж не ревнуешь ли ты меня к ней?

— Конечно, ревную. Мужа у неё нет, а всё прихорашивается, кокетничает…

Рыза расхохотался.

— Допустим, я ей нравлюсь. Но разве ты не мусульманка?

— Мусульманка, а что?

— Так ведь религия велит нам заботиться о вдовах и одиноких женщинах.

— Я тебе покажу заботу графином по голове! — разозлилась Наджие.

Рыза подошёл к жене сзади, обнял её.

— Ну что в этом плохого, глупая? У старухи полно монет. Можно будет поживиться.

— Смотри у меня! Я шутить не собираюсь, — проговорила Наджие, разомлев в объятиях мужа.

В тот день Хаджер-ханым успела до обеда обойти почти всех своих приятельниц. Её рассказ о связи сына с девицей из бара приятно волновал им кровь. Хаджер-ханым делала вид, будто потрясена этим открытием. Она уверяла, что очень жалеет невестку. Ведь Назан — мать её внука. К тому же бедняжка одна-одинёшенька на всём белом свете. Если сын отправит теперь жену к тётке, туго ей придётся, очень туго.

Жене прокурора, которая ближе других приняла всё это к сердцу, Хаджер-ханым говорила:

— Ну как же не жалеть её, сестрица? Сердце кровью обливается. Да что поделаешь? Ведь он мужчина. Попыталась я было рот раскрыть, так он и на меня взъелся. Попробуй ему что-нибудь втолковать. Разве сердце слушает разум? Если жена не сумела удержать мужа, кого можно в том винить?

Оставшись наедине с матерью начальника финансового отдела, Хаджер-ханым говорила совсем другое. Они были одного возраста и хорошо понимали друг друга. Хозяйка слушала гостью с неподдельным интересом, покачивая в такт головой, которую уже посеребрила седина.

— Почему же ему не гулять? — вопрошала Хаджер-ханым. — Мужчина как мужчина! Неужто он должен посвятить всю жизнь этой потаскушке Назан? Разве я не права?

Её собеседница вполне разделяла это мнение:

— Разумеется, Хаджер-ханым! Уж коли ты зовёшься мужчиной, так ты им и будь! — сказала она, тряхнув подбородком, на котором торчали редкие пучки седых волос. — Если человек не курит, не пьёт ракы и не заглядывается на красивых женщин, какой же он после этого мужчина? Возьми, к примеру, моего сына. Вертится вокруг своей жены, смотреть тошно! И что нашёл в этой уродине? А вот сумела прибрать к рукам моего телёнка.

— Нет уж, мой — настоящий мужчина! Ракы пьёт, сигареты курит и, поверь, сможет отличить красавицу от дурнушки… У него есть глаза. И голова на месте. Знает толк в женщинах! Ну ошибся он с женой, сделал глупость, шайтан попутал, привязался к этой простушке, а теперь кается, смотреть на неё не может. Со вчерашнего дня в дом не заявлялся.

— Да воздастся каждому по заслугам! Конечно, Хаджер-ханым, не пара Мазхар-бею его жена! Скажи, он в самом деле собирается бросить Назан?

— Похоже на то. Сама не знаю почему, но пока я этого не хочу. Да и потом у них ведь ребёнок…