Брошенная в бездну - Орхан Кемаль - Страница 18

— Быть может, ты сейчас объяснишь, почему был так груб со мной дома? Думаешь, если стал большим человеком, так можно плохо относиться к матери? Да кто я, по-твоему? Базарная баба? Как же ты осмелился говорить со мной таким тоном при этой голодранке?

Мазхар растерянно смотрел на мать. Её грубо размалёванное лицо искажала гримаса злобы. Казалось, она торопилась излить весь накопившийся в сердце яд.

— Перестань, мамочка! — взмолился Мазхар. — Ты опозоришь меня на весь город.

— А-а-а! Перестань, говоришь? Ну нет! Пусть тебе будет стыдно нос на улицу высунуть, паршивец!

— Ради аллаха, мама, потише.

— Боишься, что люди услышат? И пусть слышат! Для этого я и кричу, пусть слышат! Я осрамлю тебя перед всеми!

— Это уж слишком, мама! Да в чем я опять провинился?

— И ещё спрашивает!

— Быть может, я не очень вежливо тебе ответил…

— Ответил! А подарок жене? Почему надо было его скрыть от меня?

Мазхар вздрогнул, словно его ударили хлыстом.

— Почему ты велел жене не показывать мне перстень? Отвечай! Эта шлюха похваляется перед всеми: «Смотрите, как меня муж любит! Только свекрови не говорите, мы от неё скрываем».

Мазхар ничего более не слышал. В ушах у него звенело, перед глазами плыли круги. «Значит, жена, несмотря на мою просьбу, всё-таки сказала матери? К тому же она хвасталась на весь квартал…»

В дверях появилась Жале.

— Пожалуйста, входите, милости прошу! — подбежал он к гостье.

Хаджер-ханым сразу притихла. Она во все глаза смотрела на вошедшую молодую женщину в сером элегантном костюме. Комната сразу наполнилась ароматом дорогих духов. А сына просто невозможно было узнать.

— Это моя мать, Нериман-ханым. — Он повернулся к матери: — Моя клиентка. Она поручила мне дело о разводе.

Женщины пожали друг другу руки.

Гнева Хаджер-ханым как не бывало. Незнакомка ей понравилась. Почему, однако, она хочет уйти от мужа? Присев на стул, Хаджер-ханым обратилась к клиентке сына с вопросом:

— Ты так молода, красива, дитя моё! Что заставляет тебя уйти от мужа?

Скосив глаза на Мазхара, Жале сказала:

— Нет у нас согласия, ханым. Мы совсем разные люди… Кроме того, есть и другие причины.

— Мне очень жаль тебя. Я сама рано осталась без мужа. Овдовела совсем молодой. И я была такой же красивой, представительной, как ты. Но всё проходит… Эх, безумные мы, женщины! Ради детей жертвуем всем. Я боялась, что отчим будет обижать сына. Вот и не вышла замуж. А как мне было трудно! Из последних сил выбивалась. Да кабы в те годы у меня были теперешние понятия…

Она расплакалась.

— Не доедала, не допивала, отдавала сыну последний кусок. А он вот взял, да и женился на простой девке… О моё бедное материнское сердце!

— Мамочка, — перебил её Мазхар поднимаясь, — нам с Нериман-ханым пора идти в суд.

— А у тебя есть свекровь, дитя моё? — не унималась Хаджер-ханым.

— Да, была, ханым-эфенди.

— Ну и как вы с ней жили?

— О, со свекровью мы жили душа в душу.

Хаджер-ханым повернулась к сыну:

— Вот видишь, какие бывают невестки! И красавица, и умница! Тебе бы такую и привести в наш дом. А твоя жена? Смотреть не на что! Так он ещё, видите ли, тайком от меня купил ей бриллиантовый перстень!..

Мазхар сделал нетерпеливое движение. Женщины поднялись. Из конторы они вышли все вместе. Хаджер-ханым отправилась домой, а Мазхар и Жале сели в фаэтон.

— Ну и бедовая у вас мамаша!

Мазхар не слыхал, что сказала Жале. У него разболелась голова, а приподнятое настроение, в котором он ещё недавно пребывал, сменилось непонятным беспокойством. Жале заглянула ему в глаза, и её ресницы испуганно дрогнули.

— Что с вами?

Он поморщился, словно от боли:

— Грубый, вульгарный разговор неотёсанной женщины! А её размалёванное лицо? Ну на что всё это похоже? Нериман, ради аллаха, какое всё это произвело на тебя впечатление?

— Думаю, что краситься ей не по возрасту. А вообще, представляю себе, сколько вам приходится от неё терпеть.

— Я очень несчастлив! С одной стороны, такая мать, с другой — жена…

— Она говорила о каком-то перстне.

— Сущие пустяки! Я подарил жене перстень и не велел показывать его матери. Это было сделано без всякой задней мысли. Ведь мать считает меня своей собственностью. Вот я и не хотел давать лишний повод для раздражения. Она и так очень ревнует к невестке… Конечно, ей пришлось нелегко… Она даже замуж не вышла из-за меня.

— Не огорчайтесь! Я не вижу серьёзной причины для расстройства. Это в конце концов касается их двоих. Мне кажется, во многом виновата ваша жена. Она, верно, очень доверчива.

— Даже слишком. Ну зачем она сказала матери о перстне?.. Всегда молчит, смотрит исподлобья, а тут вдруг разболталась…

— А вы уверены, что сказала она?

— Кто же ещё? Откуда узнала мать, что я велел жене скрыть от неё покупку?..

Фаэтон выехал за город и, сделав большой круг, возвратился к конторе.

Солнце медленно садилось в притихшее море, бросая последние лучи на синевшие вдали горы. Мазхар и Жале рука об руку вошли в контору, сопровождаемые любопытными взглядами торговцев из соседних лавчонок…

Стемнело. Жале заторопилась. Ей надо было переодеться к вечеру. А Мазхару не хотелось идти домой. Он понимал, что раздула всю эту историю мать, но и Назан, конечно, была виновата…

Дверь он открыл своим ключом и стал медленно подниматься по лестнице, всё ещё не решив, как поступить. В столовой ему попался Халдун. По лицу отца мальчик догадался, что он не в духе, и убежал в кухню.

— Папа пришёл, — прошептал Халдун, хватаясь за подол матери.

Назан почуяла недоброе ещё раньше, когда свекровь возвратилась домой в отличном расположении духа. Услышав, как Мазхар дёрнул дверь, она поняла, что предстоит буря.

— Назан! — глухо позвал Мазхар.

Она подбежала. Халдун засеменил своими толстыми ножками за матерью.

Хаджер-ханым прислушивалась, притаясь за занавеской. Всё более волнуясь, она приоткрыла дверь своей комнаты и высунула голову. Сейчас — она в этом не сомневалась — раздадутся вопли невестки.

Не снимая шляпы и заложив руки за спину, Мазхар метался по комнате. И хотя жена уже давно вошла и стояла, прижав руки к груди, он словно не замечал её.

Наконец он остановился.

— Разве я не предупреждал тебя, что мать ничего не должна знать о перстне? — спросил он, не поднимая головы.

— Но ведь я ей ничего не сказала, — заикаясь, пролепетала Назан.

— Так кто же тогда ей сказал? — загремел Мазхар. — Лгунья! И не стыдно тебе обманывать меня? — кричал он, подступая к Назан.

Только ужас, который был написан на лице жены, заставил его сдержаться. Самое лучшее, что он мог сделать, это забрать перстень и вернуть его ювелиру. Нет, она недостойна такого подарка!

— Принеси мне его!

— Перстень? — переспросила Назан, ещё больше заикаясь.

— Да, перстень!

Назан поняла, что погибла. Она была совершенно пришиблена и, сама не зная зачем, вновь открыла крышку сундука… Найти перстень не было никакой надежды. Сколько раз она рылась здесь, выбрасывала и трясла все узлы. И всё напрасно! Но что было делать? Назан снова начала вытаскивать узлы. Мазхар, заложив руки за спину, ходил из угла в угол.

— Скоро ли дашь ты мне перстень? — вспылил он. — Чего копаешься в узлах?

— Я ищу…

— Что ищешь?

— Перстень.

Мазхар даже побелел от негодования:

— Да в своём ли ты уме? Перстень — не иголка, чтобы затеряться! Ведь он в футляре.

Назан тяжело вздохнула.

— Где перстень?

Назан зарыдала.

— Его нет, — шептала она сквозь слёзы. — Он пропал вместе с футляром…

— Пропал?!

Мазхар уже более не владел собой. Посыпались пощёчины, удары, пинки.

Назан упала на пол. Изо рта и носа показалась кровь. Халдун закричал и заплакал. Он пытался даже схватить отца за ногу.

— Не бей, не бей маму!