Брошенная в бездну - Орхан Кемаль - Страница 13

У дома Рызы Мазхар остановил фаэтон и, рассчитавшись, направился к двери соседа. «А прилично ли в такой поздний час будить людей?» — усомнился было он, собираясь постучать. Однако тут же упрекнул себя: «Ну что я за человек? Вечные сомнения: правильно — неправильно, хорошо — нехорошо. Хорошая весть всегда ко времени!» — И он с силой застучал кулаком в ветхую дверцу.

Никакого ответа. Но вот в окошке, завешенном тряпкой, появился слабый свет. Женский осипший голос спросил:

— Кто там?

— Это я, ваш сосед, Мазхар.

Покосившийся домишко, казалось, заходил ходуном. Послышался топот босых ног и какой-то шум. Должно быть, торопились убрать постель.

Вскоре тяжело дышавший Рыза распахнул дверь:

— Пожалуйте, эфенди! Прошу вас! — суетился он вокруг гостя. — Сейчас приготовим кофе…

— Нет! — отмахнулся Мазхар. — Не нужно. Поздно уже, спать хочется. Но я не был уверен, что утром увижу тебя, вот и решил разбудить сейчас. Прошу прощения за беспокойство!

— Помилуйте, эфенди! Какое беспокойство? Спасибо за честь, — бормотал всё ещё тяжело дышавший Рыза, подобострастно кланяясь.

— Завтра можешь приступать к работе в баре. Твоё дело улажено.

— Да пошлёт вам аллах счастья, эфенди! Да обратит он камень в руке вашей в золото!..

— Это было не так уж трудно, дорогой! — сказал Мазхар. — Ну а теперь спокойной ночи!

— До свидания, эфенди! Да пошлёт аллах счастья вашим детям! Да превратит он камень в руках ваших…

Но Мазхар уже шагал к своему дому. Он вошёл в переднюю, поднялся по лестнице. В комнате матери ещё горел свет. Мазхар замедлил шаги и остановился. «Может, зайти, попробовать помириться?» Но он тут же отказался от этой мысли: «Нет, не время». Сердце его было переполнено счастьем от встречи с Жале. Он побрёл в спальню и не успел переступить порога, как — о чудо! — Назан повисла у него на шее…

6

Назан и сама не понимала, как это случилось. Она так боялась, что муж осудит её порыв. Вдруг он подумает: «Какая навязчивая женщина!»

Она была убеждена, что всё дозволено только мужчине. А женщина должна безропотно исполнять любые его желания. Ведь мужчина, муж — это маленький бог… Вот он лежит рядом с ней. В тусклом свете привернутой лампы она видит его улыбающееся лицо и мерно вздымающуюся грудь… Он спокоен, а её грызут сомнения. Эх, если бы можно было узнать, что он подумал, когда она бросилась ему на шею.

Осторожно повернувшись спиной к мужу, Назан закрыла глаза. Что же она натворила? Ведь тётя не раз говорила ей: «Смотри, дочка, знай своё место, не надоедай мужу. Чем скромнее женщина, тем сильнее она привяжет к себе мужчину».

Назан вздохнула. Наверно, она допустила ошибку… Впрочем, он был пьян… До утра может забыть. А если не забудет? Если утром спросит: «Чего ты ко мне приставала?» Что ответить?..

Она уснула лишь на заре, когда запели петухи. Во сне Назан увидела Мазхара. Они были с ним в спальне. Тут же сидели свекровь и сынишка. Мазхар сердито спрашивает её: «Что это было с тобой ночью? Отвечай!» А свекровь спешит подлить масла в огонь: «Аллах, милостивый! Вот до чего довелось дожить! Да разве порядочная женщина станет вешаться мужу на шею?»

Вот они хватают её за руки и хотят выбросить из дому. Она плачет, умоляет пощадить… Но всё напрасно!

Вдруг слышится барабанный грохот… Она просыпается в холодном поту. В дверь стучат кулаками. Назан вскакивает, бежит. Свекровь!

— Что случилось? Чего ты вопишь на весь дом?

Покраснев до корней волос, Назан опускает голову.

— Значит, это был кошмарный сон? Она кричала…

— Я совершала намаз и вдруг слышу — кто-то кричит. Подумать только, из-за тебя мне пришлось прервать молитву…

— Что тут происходит? — просыпаясь, спросил Мазхар.

— Кто вас знает! Твоя жена голосила на весь дом, словно её рвут на части.

— Кого?

— Я же сказала — твою жену.

— Ах, это ты кричала, Назан?

— Да, наверно, я со сна, — тихо пролепетала Назан, готовая провалиться сквозь землю. — Мне снилось…

Мазхар взял с комода сигареты, закурил. Он тоже провёл неспокойную ночь. Ему пригрезилась Жале. Он был ещё весь во власти сна и даже не слыхал, как шипела мать:

— Безумная женщина! Орёт, словно её режут. Виданное ли это дело?

Мазхар продолжал курить.

«Ах, вот как! — рассердилась Хаджер-ханым. — Я стою у его постели, а он даже не предложит мне сесть!»

Возвратясь в свою комнату, Хаджер-ханым хлопнула дверью. В утренней тишине, казалось, грянул орудийный выстрел.

Вскоре из её комнаты послышались громкие вопли и проклятья. Хаджер-ханым выла, словно раненый зверь.

Мазхар вскочил с кровати.

— Что за утро! Чего она опять хочет?

— Да ослепит тебя аллах на оба глаза, — кричала Хаджер-ханым, — да сделает он тебя нищим! Стоять тебе возле мечети с протянутой за подаянием рукой! Пусть взыщет с тебя аллах за труды мои! Будь ты проклят!

У Мазхара лопнуло терпение. Загасив сигарету, он бросился в комнату матери.

— Что с тобой? Кто тебя обидел ни свет ни заря?

Хаджер-ханым скинула с ног шлёпанцы и запустила их в сына.

— Вон отсюда, бессовестный! Чтоб тебя скрючило!

Шлёпанцы стукнулись о косяк двери возле самой головы Мазхара.

— Несчастный! Ведь я твоя мать. Жену сможешь найти и другую — женщин сколько угодно. А мать у тебя одна! Будь ты хоть падишахом, а не адвокатом, всё равно вот эти руки стирали твои пелёнки…

— Да в чём же, наконец, я провинился?

— Он ещё спрашивает! Я стояла чуть не у самых твоих ног, говорила с тобой, а ты? Словно меня там и не было!

«Так вот оно что!» — горько усмехнулся про себя Мазхар. А он-то думал, что совершил какой-то серьёзный проступок.

— Клянусь аллахом, когда ты вошла, я ещё не совсем проснулся. Я не мог прийти в себя от удивительного сна… Прости меня!

Хаджер-ханым немного смягчилась.

— Конечно, я знаю, что ты виноват не столько сам сколько… Одним словом, ты находишься под влиянием… — Она понизила голос: — Закрой-ка дверь и присядь вот сюда. Я долго не решалась, всё говорила себе: «Не вмешивайся! Это ни к чему хорошему не приведёт». Но… болит у меня душа…

Прикрыв дверь, Мазхар сел рядом с матерью. Под глазами Хаджер-ханым растеклась тушь. Она посмотрела на сына долгим взглядом и наконец сказала:

— Мазхар! Такой матери, как я, больше нет!

— Да я и не сомневался…

— Нет, ты послушай! Бывало, палец ушибешь, а у меня уже сердце колет… Всегда обо всём подумаю, всё предусмотрю до мельчайших подробностей.

— Ну, это известно, дорогая.

— Помолчи, не перебивай меня! Сейчас услышишь то, о чём тебе ничего не известно.

Мазхар умолк.

— Вот вчера отправился ты на прогулку с женой и сыном. Хорошо! А обо мне подумал? Сидела я здесь в одиночестве, перебирала чётки и молила аллаха: да сделает он так, чтобы люди не осудили тебя… Все меня спрашивают: «Уважает ли тебя сын?» Я отвечаю: «Слава аллаху!» Но если бы я сказала, что мой сын вовсе и не думает ни о ком, кроме своей жены и ребёнка, тебя попросту освистали бы.

Говоря всё это, мать не сводила с него глаз. Мазхару было не по себе от этого неотступного взгляда, но он сдерживался, ожидая, чем всё это кончится.

Хаджер-ханым вновь принялась за свое:

— Я всё тебе скажу начистоту. Вот сижу со вчерашнего дня без еды. А ты, мой сын, даже не поинтересовался, как я себя чувствую, может, хочу есть или пить?

— Дорогая мамочка! Какой об этом может быть разговор? Ведь мы одна семья, мой дом — твой дом. Разве нас что-нибудь разделяет?

— Да, разделяет! Разделяет твоя жена, моя невестка. Я никогда не прикасаюсь без спроса к твоему добру. Ну к чему мне твоё добро? Не приведи аллах, чтобы довелось протянуть руку к чужому.

Мазхар промолчал.

— И вот ещё что должна я тебе сказать, — продолжала Хаджер-ханым таинственным тоном. — Утром отправляешься в контору и возвращаешься только вечером, а знаешь ли ты, что в это время творится в твоём доме?