Интегральное скерцо (сборник) - Колупаев Виктор Дмитриевич - Страница 95

Правда, американский фантаст Ллойд Биггл-младший высказывает в качестве исходного постулата помещенного в этом сборнике рассказа “Музыкодел” предположение о полной деградации и исчезновении настоящего искусства в исторически ближайшее время. Но, хоть опыт и подтверждает справедливость закона Мэрфи, гласящего, что неприятность, которая может случиться, обязательно случается, мы убеждены, что Биггл, так же как и его коллега С.Робинсон, предполагающий в рассказе “Жизнь коротка” наличие принципиальных ограничений в возможностях развития музыки, в данном случае, — не пророки, и литература, музыка, другие, в том числе синтетические, виды художественного творчества будут, как и прежде, играть свою неоценимой важности роль ваятелей человеческих душ, звучать постоянным камертоном нравственности наших целей и тех средств, которые мы готовы применить для их достижения.

Как показал длительный и слишком часто печальный исторический опыт, просто поставить перед собой благородную цель еще недостаточно. Решающую роль играют средства, к ней ведущие. В истории, в том числе новейшей, содержится множество доказательств этой мысли.

Прикрываясь идеями построения общества равенства и справедливости, одни считали возможным совершать убийства в относительное!) ограниченных масштабах, другие находили рациональным растереть в прах всю невероятно сложную структуру собственного народа, большую его часть уничтожить, остальных превратить в социальный тальк, нейтральный строительный материал, из которого можно затем возводить “сияющее здание” нового общества. И хотя очевидно, что прекрасными лозунгами воспользовались примитивные жулики, к плодам мысли гигантов человеческого духа примазались разномастные преступники, но были ведь и бесчисленные массы “незадумывающихся”, согласных быть одураченными, согласных идти по ошибочной дороге к будущему, привлекательно описанному в лозунгах.

Увы, провозглашение прекрасных целей еще не гарантирует людям счастья. Каждое историческое завоевание человечества, коль скоро оно было осуществлено, выступало во времени в двух ипостасях — сначала в качестве цели, которую необходимо достичь, а затем, уже будучи достоянием повседневности, — оказывалось фундаментом, опорой для дальнейшего движения, превращалось в одно из средств для достижения новых целей. Они, то есть полученные в свое время материальные результаты и люди, исповедующие принятые в данном обществе идеи, — единственная реальность, фактический материал для исторического развития, одновременно и двигатель и движитель прогресса на каждом отрезке пути человечества. Объективной реальностью промежуточного финиша является человеческое общество во всем блеске или нищете своего социального, идеологического, культурного, научного потенциала и находящаяся в руках этого общества материальная основа, а не те изолированные от остальных факторов идеальные образы, субъективные представления, которые существуют в сознании людей, пусть даже в качестве самых добрых намерений, самых прекрасных целей. Средства — реальны, цели — идеальны. Мало предположить наличие Храма на горизонте мечты. Надо еще найти к нему адекватный путь. Путь, не достойный Храма, к Храму привести не может. Поэтому совершенно недостаточно поверить нравственностью сами по себе намечаемые цели — необходимо еще убедиться в том, что эти цели не потребуют недобрых, антигуманных средств для их достижения.

Сказанное отнюдь не претендует на особую новизну, “уж сколько раз твердили миру” эти истины. Но, к огромному сожалению, еще нет на земле общества, которое было бы в этом отношении безупречным. Это и естественно, и трагично, и… удивительно.

В самые тяжкие годы во все времена, когда гуманные идеи извращались всяческими безнравственными бандами политических “рвачей и выжиг”, настоящее искусство (и в особенности изначально недоступная пониманию разномастного обывателя и поэтому относительно лучше защищенная от репрессий серьезная музыка), изнемогая и обливаясь кровью, изо всех сил стремилось поддерживать уровень человечности в расстреливаемом и подвергающемся нравственному изнасилованию обществе. Подобно тому как религиозные “высшие истины”, согласно многим вероучениям, доступны лишь избранным, просветленным, посвященным, настоящая музыка своим особым языком говорила с теми, кто был ее достоин, о вечных ценностях, поддерживая жизнь их внутреннего мира. Незримый Настройщик роялей из рассказа В.Колупаева прикасался к клавишам, как к душам, наделяя и владельцев способностью понимать эту трагическую, а временами и фарсовую реальность, силами для сохранения света в душах.

Сейчас есть основания надеяться, что этот адский и опасный труд был не напрасным. Но сколько потеряно времени, сил, жизней! Порою кажется, что человечество сознательно не хочет слышать то, что говорит ему Музыка. “Откройте ваши уши!” и вы услышите великую трагедию жизни, трагедию, источники которой находятся и вне и внутри человека, мрак, величие и простоту смерти в Реквиемах Моцарта, Брамса и Бриттена, лирическое и скорбное утверждение достоинства Достойных — живых и ушедших, тревожное, взволнованное предвидение грядущих великих испытаний. О том же предупреждает, пользуясь своими специфическими средствами, на более доступном языке и литература. Сигнал — недвусмысленный, однозначный — прозвучал в описании Единого Государства Е.Замятина. И что печальнее всего, в недопустимой мере сбывшийся. Сверхрегламентированное общество, отрицающее личность в любых ее проявлениях, не знающее любви, свободы, творчества, общество, объявившее доведенное до совершенства рабство — счастьем, коллапсирующее общество средних арифметических личностей, проинтегрированное “от нуля до бесконечности — от кретина до Шекспира”. Предупреждают Ефремов и Стругацкие, Уэллс и Оруэлл, Брэдбери, Шекли, Лем, Каттнер. Но беда в том, что до сознания человечества зачастую не доходят предупреждения. Люди, по крайней мере слишком многие из них, не восприняли всей глубины Достоевского, не услышали Баха, предпочитают замятинские “хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов — и суммирующие аккорды формул Тэйлора, Маклорэна”, а также “грустные мелодии затухающеколебательного движения”.

Само Искусство выступает в роли колупаевского Настройщика, но сколько их, безнадежно искореженных роялей? Искусство отражает жизнь, оно безусловно вторично и на общество в целом может воздействовать ровно в той степени, в какой вечно первичное бытие ему это позволит. Но личность, ее индивидуальное сознание относительно независимы от внешних условий. Именно личность представляет собой объект воздействия искусства. Именно просветленная личность, приобщенная к вечным человеческим ценностям, — вот та надежда, которая еще остается у мирового Разума. На крутых исторических поворотах отдельная личность или общественное движение сознающих свою роль личностей могут определяющим образом изменить общественное бытие. И те, кто услышал и воспринял взывающий крик искусства, те, для кого этот крик есть выражение их собственной боли, и они не хотят, “чтобы все оставалось как есть”, с нарастающей настойчивостью стучатся в души, не позволяют уснуть своей совести, впасть в духовную обывательщину, равнодушие, добиваются нравственного очищения самих себя и общества, ищут нравственно совершенные чистые средства.

Ушли в прошлое времена, когда у нас мог оказаться интересным для общественного обсуждения (причем не отроками — взрослыми) вопрос о том, “нужна ли в космосе ветка сирени”, времена, когда не на Марсе, а у нас поэт имел основания констатировать: “что-то физики в почете, что-то лирики в загоне”. Даже в нынешнее просвещенное время не все еще сознают, что правильный ответ на вопрос старой дискуссии состоит не столько в том, что и “физики” и “лирики” равно необходимы человечеству, сколько в том, что человечество может погибнуть, если наука и искусство не найдут своего диалектического единства в Человеке.

И конечно же, музыке как наиболее абстрактному жанру искусства принадлежит здесь первенство. Ведь музыка предоставляет наибольшие возможности и творцу в его попытках передать свое видение мира, объяснить, осмыслить прошлое и настоящее, предугадать будущее, и слушателю, который в момент восприятия оказывается сотворцом композитора и исполнителя, откликается резонансом своей собственной творческой струны.