Без права на жизнь - Голодный Александр Владимирович - Страница 19

— Паял вот этим, грел зажигалками, сэр Кент.

— Для кого делал?

— Законнику Борову в благодарность за защиту.

Выдерживаю пронизывающий взгляд Кента.

— А это что?

— Называю «цапалкой», сэр Кент. Удобно мусор разгребать и мешки выдергивать.

Внимательно прислушивающийся Нюхач не выдерживает:

— Ты что, тех?!

Кент отвечает за меня с металлом в голосе:

— Нюхач, иди. Да, если там ждет Черп, пусть заходит.

Лом пользуется паузой:

— Мля, да гон все это. Он не может быть техом.

Деликатный стук. Приоткрывается дверь:

— Вы позволите, сэр Кент?

— Входи, Черп. Что ты можешь рассказать про этого стертого?

— Сэр Кент, вы знаете, что я стремлюсь отслеживать научную печать, в частности, по психологии…

— Покороче, Черп, у нас много дел.

— В общем, сэр Кент, в интервью профессора Эриха Штейна полгода назад регулярно звучали слова о возможности записи в сознание одного человека навыков и умений других людей. Потом писали, что профессор приехал в медико-биологические лаборатории наших Северо-Восточных колоний. К сожалению, журналы по психологии больше мне не попадались.

— Твой вывод, Черп?

— Я полагаю, сэр Кент, что он не просто стертый, а записанный. Этим объясняется его прогресс восстановления как личности и некоторые несовместимые со стиранием умения, про которые вы вчера говорили, сэр Кент.

— Вот такие, например?

Черп внимательно посмотрел на часы, уважительно кивнул.

— Да, Черп, ты можешь объяснить, где стертый брал воду на стирку?

Дядька покаянно опускает голову.

— Понятно. Поэтому, наверное, сидра и не нашли. Черп, свободен и скажи Плотнику, что к вам вселяется новенький.

— Ха!

Довольно ухмыляющийся Боров хлопает ладонью по столу. Лом подскакивает на стуле и злобно рычит:

— Мля, гон конченый, фуфло голимое! Гонит стертый, в натуре.

— Он? Он не гонит, Лом. Он стоит и молчит. Или ты хочешь сказать, что гоню я?

Действие, близкое к ведру ледяной воды. Страшный Лом снова почти паинька:

— Не, Кент, я…

— Порожняк прогнал и косяк упорол, гы-гы.

— Боров!

— Да, сэр Кент?

— Ты опять забивался?

— Чисто по закону, имею право.

— Я с тобой потом разберусь.

Кент смотрит на меня и внушительно говорит:

— С этого момента ты — шнырь. Шныри работают за страх и за совесть. Ходить будешь под… под Боровом. Что хочешь у меня попросить?

— Сэр Кент, благодарю вас. Позвольте перевести моего друга на сортировку в бригаду законника Борова.

— Хм-м. Почему?

— Он выходил меня, помогал на сортировке, делился едой. Я хотел бы, чтобы мы ходили под одним законником, сэр Кент.

— Хорошо. Боров, отправишь на сортировку.

— Да, сэр Кент.

— Шнырь, собирай вещи, Боров тебя отведет на новое место. Часы остаются у меня. Всё, все свободны!

Часть вторая

ШНЫРЬ

— Тех, может, хватит? Ты хуже Лома на сортировке.

— Работать, негры, солнце еще высоко. Фокс, только эту кучу добьем и заканчиваем.

— Отожрался на шныревских порциях, пашешь, как заведенный, да нас, дохляков, гоняешь. Правда, Солдат?

— Нет. Тех Сеант хооши.

— Во-во, шныревский подхалим. Знает народ, как ты сладости теховские под подушкой точишь.

Солдат заливается так, что роняет мешок. Ему вторят Рэд и Фокс — парни Кэпа. Отсмеявшись, наклоняюсь к неразобранной куче и вспоминаю…

— Здоровья честной шныревской компании!

Тщательно вытерев ноги о чистое полотенце, «случайно» оказавшееся на пути (Крыс за столом морщится), увешанный пакетами с добром, подхожу к мужикам.

Дядька лет под шестьдесят во главе, Черп, Ложка, официант от бандюковских столиков, Крыс, двое смутно знакомых.

— Новеньких принимаем, старшина?

— Старшины у законников, у нас все равны. Скидывай вещи, где стоишь, да подсаживайся к столу. Пообедаем, поговорим…

— О делах наших скорбных и трудах тяжких, уважаемый? А руки перед едой помыть можно?

Дядька одобрительно кивает, Ложка встает, ведет показывать. Хорошо шныри устроились. В том же ангаре, где кабинет Кента, вход с другой стороны. Пол ровно застелен картоном, десятка полтора топчанов, стулья у длинного стола под одинокой лампой, вдоль стены объемные самодельные шкафчики. На стене — самодельный же рукомойник из знакомой десятипинтовой бутыли с обрезанным донышком и гвоздем-клапаном. Под рукомойником ведро, на полке бутылочка с жидким мылом, ряд стаканчиков с зубными щетками и тюбики с пастой. Под полкой натянут шпагат, висят разноцветные полотенца. М-да, приятно, все обустроено.

— Мне свое сразу повесить или после «прописки»?

Подающий полотенце Ложка улыбается:

— Ты знаешь о «прописке»? Ну, Боров, а ведь обещал молчать!

— Боров и молчал. Я сам, как увидел полотенце у входа, понял. Да, потом постираю, со своими вещами.

Возвращаемся за стол. У всех «цивильные» тарелки и ложки, мне поставлено знакомое ведерко с одноразовой. Молча возвращаюсь к своим вещам, достаю чашки, тарелки, ложечки. Оставляю пару тарелок, чашку с ложкой, остальное отодвигаю Черпу:

— Не по чину шнырю из такого есть. А это в общий котел.

Черп берет тарелки, смотрит на Плотника (а кто еще может сидеть во главе стола?). Дядька одобрительно крякает, протягивает мне металлическую столовую ложку:

— Не кашлять, шнырь!

— Плотник, а «прописка»?

Это Крыс.

— Крыс, покойники не прописываются. Их в шныри Кент назначает.

После реплики народ дружно смеется. Продолжаю:

— Я бы мог доставить тебе удовольствие в вопросы поиграться. Но, во-первых, ответы на них знаю, во-вторых, думаю, что у каждого за столом еще очень много дел, а обед стынет.

Плотник кивает:

— Толково сказал. Какой будешь в делах — увидим. Но Боров с Черпом тебя хвалят. Ложка, разливай.

М-да, в этом мире так по-благородному еще не ел. Что-то типа борща, макароны с мясной подливкой, хлеб, моя любимая сладкая горчица. Когда, подмигнув, Черп достал двухпинтовку сидра, закрываю свою чашку ладонью:

— Не в обиду, но я сидр не очень.

— Ты что, серьезно?

— А куришь?

— Насчет сидра — серьезно. И не курю. Поэтому отдаю все в общий котел.

— Да, Зомбак, тебе цены нет. Только погоняло у тебя не очень, не шныревское. Ну, да ладно, законникам виднее. А мы: я — Плотник, мастер по дереву. Столы, шкафы, нары — все мое. Все деревяшки мне тащат. Черп, Ложка, Уголь, Бак и Кыш — наша кухня. Помогать им — общая обязанность. Крыс у нас за теха. Лампы меняет, на учетнике работает (ага, это так сканер они называют), в устройствах разбирается. На нас всех уборка в бараке законников утром, потом загрузка продуктов для кухни. И что Кент или старшины свои скажут — все делаем. Ты под кем ходишь?

— Под Боровом, Плотник.

— Силен Боров. Под Ломом только Крыс.

— Зажрался ваш Боров, все под себя гребет.

— Крыс, помолчи. Об этом не тебе судить.

— Плотник, а где ты дерево берешь, я как-то не находил почти?

— Это сейчас проблема — редко выбрасывают. А так, раньше, когда дома в городах обновляли, много было. Уголь вон им плиту даже топил. Кто же знал, что кончится?

— Есть одно место: там рама из хорошего бруса строительными мешками завалена.

— Точно? Слушай, завтра тебе Кент работу будет подбирать, попроси у него разрешения сходить. Он хорошо оценит, не сомневайся.

— Ясно. А сегодня мне что делать?

— Вещи свои разложи. Кыш тебе тюфяк выдаст с подушкой, укрыться чем выбери. Можешь вещи постирать — там у нас ведра, смесь моечная, веревка для сушки. Обживайся, ты теперь в нашей семье.

— Понял, спасибо. А к другу своему могу сходить, тут рядом в барак?

— В любой барак можешь ходить свободно. Ты — шнырь, старшины уже об этом объявили. Но за территорию на свалку нам ходить запрещено. Туда — только с законниками. И я всегда должен знать, где ты. Да, едим мы всегда тут и позже всех, когда кухня наша приходит. Я бы по времени сказал, но часы одни, у Кента, ты не посмотришь. А он когда сам, когда через охранника своего доводит. Да и привыкли мы к распорядку, сами все знаем.