На оранжевой планете - Оношко Леонид - Страница 3

Они пошли мимо пышных, напоминавших папоротники, растений, потом углубились в пальмовую рощу.

В ней было сумеречно.

Влажную кочковатую почву, усеянную палой листвой, устилали розовые и голубые мхи. Ноги по щиколотку тонули в упругом, ворсистом ковре.

Вокруг стволов пальм обвивались эпифитные растения с блестящими, причудливо изрезанными листьями. Одни из этих сожителей кремовыми метелками свисали почти до самой почвы. Другие, извиваясь спиралями, взбирались до верхушек деревьев. Листва их красиво выделялась на сизой коре.

Местами среди узловатых, выпирающих наружу корней лесных великанов валялись какие-то продолговатые и круглые тела, похожие на дыни и оплетенные желтыми ленточками.

Когда Сергей коснулся носком сапога одной из таких “дынь”, она с громким треском разлетелась на мелкие кусочки.

– Что-то вроде бешеного огурца, – сказал Сергей, невольно попятившись.

Меньше всего он ожидал того, что наткнется на живую гранату.

– Борьба за существование, – сказал Борис. Федорович, нагибаясь над одним из отлетевших кусков. – Все живое стремится оставить после себя потомство и создать для него сносные условия существования. Чем дальше семя отлетит от дерева, породившего его, тем больше у него шансов найти свободное место для произрастания… Семена одуванчика разносятся ветром, шарики лопуха цепляются за шерсть четвероногих, эти деревья стреляют своими спорами… Растения очень плодовиты. Лебеда, если не ошибаюсь, дает в год до ста тысяч семян, береза – свыше трехсот тысяч… Пошли. Еще успеем налюбоваться этими бешеными фруктами.

– Смотрите, Борис Федорович, смотрите, – сказал Сергей, все еще рассматривавший странный плод. – Он уже наклюнулся.

И действительно, одна из набухших спор выпустила из себя беловатый корешок, который, извиваясь, словно искал что-то съедобное, к чему можно было бы присосаться.

– Лишнее доказательство того, что на Венере многие явления протекают более бурно, чем на Земле, – невозмутимо заметил Озеров. – Тут такие темпы, которые нам и не снились. Все спешит жить. Углекислота в избытке, тепла много, вода – в изобилии. Тут, батенька, все должно развиваться со сказочной быстротой и достигать в короткий срок чудовищных размеров… И любовь здесь, должно быть, пылкая, страстная, не чета земной… Прячьте скорее приглянувшийся вам “огурец” и шагайте дальше… Времени у нас в обрез. Нельзя задерживаться возле каждой венерянской диковинки.

И они, пробираясь между кустарниками, усеянными изогнутыми колючими шипами и покрытыми сизым налетом, пошли дальше, все больше углубляясь в дремучий, тропический лес, подавлявший их своим величием.

В лесу преобладали лиственные породы, но местами попадались древовидные растения с бледно-зеленой, сизой, красноватой и даже фиолетовой хвоей.

Казалось, по Венере некогда шагал великан и щедрой рукой бросал горсти семян, добытых им из шишек.

Семена упали на плодородную почву. И вот возле похожих на бананы деревьев, раскинувших огромные красноватые листья, укоренилась молоденькая елочка, выбросила свечки соцветий, и к ней, как к некоему центру притяжения, потянулись хвойные ее сородичи.

Чуть дальше, в долинке, нашли себе пристанище кусты, похожие на можжевельник, и, бесцеремонно растолкав, оттеснив сизые папоротники, образовали жизнестойкую колонию.

За елками и можжевельником проникли а лиственный лес сосны, поднялись на вершину седловины, зашагали по краю плато.

И всюду мох. Мох на скользкой прошлогодней хвое, устилающей известняк, песок, шифер. Мох на валунах, напоминающих окаменелые яйца какой-то гигантской птицы. Мох на ребристых, рассеченных трещинами, изборожденных глубокими извилинами бурых стволах. Лохматыми бородками свисает он со смолистых ветвей, усеянных янтарными капельками застывшего сока.

Близкие к земным формам кедры и мимозы, бананы и лиственницы, пальмы и пинии, сосны и какие-то диковинные деревья с гладкими, словно отполированными стволами и блестящими, зеркальными листьями.

Если бы Сергей или Борис Федорович поднялись на вершину самого высокого дерева, распростершего свои упругие ветви над кронами младших сородичей, то они увидели бы местность сложного рельефа, расчлененную на множество холмов, долин, котловин, урочищ, горных хребтов, рассеченную глубокими ущельями, изуродованную сбросами, осыпями, обвалами.

И все это пространство на десятки километров на север и юг, запад и восток было за топлено растительностью – оранжевой, розовой, кремовой, пунцовой, желтой.

Сотни древесных, кустарниковых, стелящихся пород. Формы, напоминающие камыши, тростники, бамбуки, лианы. Диковинные цветы нежнейших оттенков, колонии причудливых грибов и лишайников.

И среди этак густых зарослей, примерно, на полпути от цепи лиловых гор до обрывистого вулканического плато, нагоняющего жуть видом своих темных базальтовых скал, прочно уперся в венерянскую почву опорами из титановой стали космический ракетный корабль “Сириус” – детище многотысячного коллектива одного из крупнейших астронавтических заводов Советского Союза, ученые и инженерно-технические работники которого первыми проложили для человечества дорогу в Космос.

Глава IV. В ГУЩЕ ЗАРОСЛЕЙ

Отдаляясь от “Сириуса”, они пересекали оранжевые заросли, когда внимание их привлекла тревога, охватившая лесных обитателей.

Куда– то скакали крупные, размером с крысу, насекомые, похожие на кузнечиков, бежали мохноногие пауки, летели стайки голубых мотыльков, пробирались через мхи разноцветные ящерицы.

Все живое, могущее передвигаться, было охвачено ужасом и спасалось от какой-то опасности, угрожавшей с севера.

Что произошло? Почему покинули свои места насекомые и паукообразные, черви и пресмыкающиеся?

Астронавты остановились.

Озеров, нацелившийся было геологическим молотком на ноздреватую каменную глыбу, напоминающую своим видом розовый туф, выпрямился и стал прислушиваться. Раздувающиеся ноздри Сергея, снявшего кислородную маску, уловили острый кисловатый запах, принесенный с севера порывом ветра.

Этот непривычный для обоняния запах раздражал слизистую оболочку носоглотки, вызывал кашель и чиханье.

Потом астронавты услышали нарастающий шелест, потрескивание и сухое шуршание. Казалось, где-то ворошат хрупкую палую листву, мелкую солому или переворачивают множество клочков хрусткой пергаментной бумаги.

Звуки эти приближались, усиливались. Взойдя на вершину крутого холмика, Борис Федорович и Сергей поняли причину всех этих необычных явлений.

Через заросли с севера на юг двигались десятиногие коричневые насекомые, сотни тысяч больших муравьев, переселяющихся, как видно, в новые места.

Двумя плотными колоннами шествовали мохнатые насекомые, размером с саранчу, через оранжевую пущу и, достигнув подошвы холма, на вершине которого стояли люди, двумя живыми потоками стали обтекать его с востока и запада.

Продолговатые тела их с двумя перетяжками, покрытые хитиновым панцирем, металлически поблескивали, как рыцарские доспехи, длинные усики шевелились, обнюхивая воздух, острые челюсти готовы были вонзиться в личинку, гусеницу, червя.

По бокам колонн цепочкой шли темно-коричневые большеголовые воины. Казалось, они охраняют шедших в строю от нападения с флангов.

Но никто из насекомых не осмеливался угрожать этому прожорливому десятиногому воинству. От них бежало все живое.

В единоборство муравьи ни с кем не вступали. Они наваливались на незадачливое существо скопом, облепляли его со всех сторон, рвали на кусочки, съедали живьем. Позади них, точно головешки после пожара, оставались чисто обглоданные хитиновые покровы – лапки, головы, крылышки.