Наперекор судьбе - Винченци Пенни - Страница 3

– Какая жалость, – пробормотала Венеция, обращаясь к Адели. Увидев, что мать пристально смотрит на нее, девушка лучезарно улыбнулась. – Я всего лишь сказала, что мне жалко. Наверное, ехать далеко. Из самого Оксфорда. Только ради какого-то обеда.

– Она могла остаться у нас на пару дней, – ответила Селия. – Но неотвратимо приближаются ее выпускные экзамены, и Барти очень волнуется за их результат. Я думаю, мы должны с уважением отнестись к этому. Правда?

– Конечно, – подхватила Адель.

– Абсолютно, – в тон сестре ответила Венеция.

Глаза обеих чуть приподнялись от кофейных чашек и встретились, после чего близняшки с очаровательной невинностью уставились на мать.

– Нам будет ее недоставать, – произнесла Адель, сопроводив слова коротким, тщательно рассчитанным вздохом. – Барти такая умница. Уверена, она все равно займет первое место.

– Это как пить дать, – поддакнула Венеция.

– Удивляюсь вашему детскому лепету, – сказала Селия. – Не могу понять, почему вы до сих пор не улавливаете прямой связи между усердной работой и успехом. Достижения не сваливаются на голову, особенно достижения в научной сфере. Ваш отец в свое время занял первое место. Но вы даже представить себе не можете, сколько сил и упорства он на это потратил. Ведь так, Оливер?

– О чем ты, дорогая? – спросил Оливер Литтон, отрываясь от чтения «Таймс» и слегка хмурясь.

– Папа, мы говорим о том, что первое место среди выпускников досталось тебе ценой неимоверного труда, – сообщила отцу Венеция.

– Я мало что помню из тех времен, – признался Оливер. – Полагаю, так оно и было.

– Мама говорит, что так.

– Вообще-то, ей трудновато судить об этом, поскольку тогда мы с ней еще не были знакомы.

– Мама может судить обо всем. У нее с этим нет проблем, – хихикнула Адель.

Следом хихикнула и Венеция.

Селия сердито взглянула на дочерей:

– У меня есть дела поважнее, чем увязать в крайне глупых спорах. А чтобы я не опоздала на торжественный обед по случаю вашего дня рождения, мне через полчаса надо выйти из дому. Джайлз, хочешь пойти на работу вместе со мной?

– Я… Пожалуй, я выйду даже раньше, если ты не возражаешь, – торопливо ответил Джайлз.

– Возражать? Мой дорогой Джайлз, с какой это стати я должна возражать? Я рада, что ты настолько серьезно относишься к своей работе. Какая же ее часть волнует тебя сегодня? Наверное, это что-то исключительно важное, раз ты не можешь подождать полчаса? Надеюсь, ты не допустил никаких ошибок.

«Боже, ну зачем она прицепилась ко мне? – подумал Джайлз. – К чему эти высокопарные и высокомерные слова?» В очередной раз его ставили на место, напоминали о его заурядном положении в издательстве, делая это даже здесь, за завтраком в семейном кругу.

– Никаких ошибок, мама. Можешь не волноваться, – сказал Джайлз. – Просто мне нужно вычитать достаточно много гранок, потом сделать разметку новой книги о Бьюхананах и…

– Надеюсь, ты не затянешь сроки. Книжка просто обязана к июлю уже быть в продаже. Очень не хотелось бы думать…

– Мама, сроки нормально выдерживаются. Все идет абсолютно по графику.

– Тогда почему такая спешка?

– Селия, оставь мальчика в покое, – миролюбиво произнес Оливер. – Он просто хочет погрузиться в работу, пока еще телефоны не начали трезвонить. Вычитывание гранок – занятие утомительное, требующее внимания. Я всегда любил заниматься этим по утрам.

– Я отлично знаю всю механику вычитывания гранок, – напомнила мужу Селия. – Сама предостаточно этим занималась. Я всего-навсего хотела…

– Селия, – тихо сказал Оливер.

Их глаза встретились. Несколько секунд Селия пристально смотрела на мужа, затем встала и шумно задвинула стул, бросив на стол салфетку.

– Раз уж Джайлз подает такой превосходный пример усердия, мне тоже пора отправляться в издательство… с вашего общего позволения.

Джайлз немного подождал, утыкаясь лицом в тарелку (вид у него был несчастный), затем встал и вышел вслед за матерью. Близняшки проводили его взглядом.

– Бедный старина Джайлз, – сказала Венеция.

– Бедный наш старший братик, – поддержала ее Адель.

– Интересно, почему это Джайлз вызвал у вас такое сочувствие? – спросил Оливер.

– Папа! Ты, конечно же, все понял. Мама не упускает ни единой возможности, чтобы поставить его на место и напомнить: главный человек – она. И на работе, и дома.

– Адель! Твои слова дерзки и неуместны. Думаю, тебе следует извиниться.

Адель посмотрела на отца. Взгляд у нее был серьезный и даже шокированный, но лишь ненадолго. Затем красивое личико озарилось кокетливой улыбкой.

– Папа, не глупи. Ты же прекрасно знаешь, что я пошутила. – Она вскочила со стула, подошла к отцу и быстро его поцеловала. – Конечно, наша мамочка не главный человек. Главный человек у нас ты, и это известно всем. Но пойми, Джайлз так нервничает по поводу своей новой работы. А мамины наскоки ему ничуть не помогают. Согласен?

– Мама не наскакивала на него, – твердо возразил Оливер. – Она всего лишь хотела убедиться, что в его работе не возникло проблем.

– Да, разумеется. Извини, папа. Думаю, когда сам не являешься частью издательства, это трудновато понять. Наверное, очень важно, чтобы все шло хорошо.

– Адель, – начал Оливер, – ничто не доставило бы мне большей радости, чем ваше с Венецией вхождение в издательство. Или, по крайней мере, мысль о том, что однажды вы туда вольетесь.

– Возможно, и вольемся, – отозвалась Венеция. – Будем надеяться.

– Будем надеяться, – подхватила Адель и снова поцеловала отца.

Он улыбнулся дочерям и встал, забирая с собой утренние газеты:

– Что ж, увидим. А пока вы должны наслаждаться жизнью, насколько возможно. Теперь и мне пора на работу. Какие планы у вас на сегодня? Не сомневаюсь, что очень важные покупки.

– Отчаянно важные, – сказала Венеция.

– Абсолютно отчаянно важные, – поддержала сестру Адель. – Начнем с того, что в субботу у нас грандиозная загородная вечеринка. Нам нужны новые туфли. Прежние от танцев уже стоптались. Пока, папа. До вечера.

Оставшись за столом одни, близняшки переглянулись.

– Бедный старина Джайлз, – произнесла Венеция.

– Бедный наш старший братик, – поддакнула ей Адель.

Джайлз торопливо шагал по набережной Темзы, удаляясь от Чейни-уок и от родителей, страстно мечтая не увидеть их в ближайший час. Он почти два года работал в издательском доме «Литтонс» на Патерностер-роу – одном из крупнейших лондонских издательств. В этом Джайлз не сомневался. Начинал он с разносчика писем, потом стал клерком в магазине издательства, а теперь – младшим редактором. Конечно же, его восхождение было быстрым, без должного обучения, но ему требовалось через это пройти.

– Ты занимаешься важным делом, – говорил сыну Оливер. – Ты должен понять значение каждой фазы издательского процесса и то, как эти фазы образуют целое.

Джайлз не возражал. Он и не ожидал прийти в издательство мистером Литтоном Третьим и с первого же дня начать составление собственных планов публикаций. Он охотно работал на всех уровнях и получал удовольствие от работы.

У него появились друзья. Джайлзу нравилось, что окружающие видели: он не задавака и не выскочка, не считает, будто черная работа не по нему. Но его новая фаза была куда интереснее прежних. Он выискивал ошибки наборщиков в словах и в расположении знаков препинания, чтобы потом по основным, выправленным, гранкам вносить исправления во вспомогательные – все это было гораздо ближе к настоящему издательскому процессу, чем начальные фазы, пройденные Джайлзом. Он читал каждую новую книгу сразу же, как она выходила из-под печатного станка, он получал точное знание того, что скрывалось за названиями книг в каталогах. А эти нескончаемые редакторские совещания, дискуссии о том, какая обложка лучше подойдет для той или иной книги, это нарастающее волнение, которое сопровождало каждую новую публикацию.

Джайлзу нравилось все это. Ему нравилось задерживаться на работе позже положенного срока, нравилось работать с полной отдачей. Он не возражал, когда ему говорили, что нужно сделать то-то и то-то. Он даже не возражал, когда его тыкали носом в допущенные им ошибки. Но что ему решительно не нравилось и было почти невыносимым, так это его мать и ее довлеющее присутствие, ее вмешательство во все его дела. Когда отец говорил Джайлзу, что тот отправил наборщикам вычитанную корректуру, не заметив ряда ошибок, Джайлз обмирал от стыда, извинялся и все исправлял. Но когда мать склонялась над его столом, смотрела, как он вычитывает гранки, и указывала на пропущенную им ошибку, когда она приходила в торговый зал и говорила, что хотела бы вместе с ним перепроверить несколько накладных, «дабы убедиться, что они заполнены абсолютно правильно»… Джайлзу хотелось плакать. В подобных случаях матерью руководило не столько желание помочь сыну исправить допущенные оплошности, сколько желание указать на них и продемонстрировать всем, кто находился рядом, свою власть над сыном. Она словно говорила: «Видите, сколько ошибок допускает Джайлз? Я не собираюсь замалчивать ни одну из них. Пусть он мне и сын, но я не намерена терпеть его профессиональную некомпетентность».