Мани или азбука денег - Шефер Бодо - Страница 22

зачастую и то, что к ним привело. Я обнаружила, например, что я смелая.

Неважно, что я боялась. Ведь господин Ха-ненкамп объяснил мне

однажды, что и смелые люди испытывают страх. Смел тот, кто боится, но, вопреки своему страху, идет вперед.

Я готова была много работать, но работа должна доставлять мне

удовольствие. Родители всегда утверждали, что я ленива. Но это было

правдой только отчасти, потому что теперь я стала усерднее. Я работала

каждый день с тремя собаками, кормила и расчесывала их, водила гулять

и дрессировала. Это было нелегко, но мне это нравилось.

И впервые у меня появилось ощущение, что я выкладываюсь на

совесть. Наверное, в этом и было главное отличие. Раньше я гово

66

рила: "Если бы я достаточно много занималась, то стала бы очень хорошей

ученицей", — и сама знала, что это только отговорка. Теперь, когда я

старалась по-настоящему, отговорок больше не было. И стало видно, на

что я способна в действительности.

Больше того, я стала делать вещи, которые, в сущности, делать еще

совсем не умела. Например, зарабатывала деньги. Только начав это делать, я узнала, что способна и на это.

Следующие несколько дней пролетели незаметно. Я много

занималась с собаками, несколько раз у меня были интересные беседы с

Марселем, с Ханенкампами и господином Гольдштерном. Я задавала

много вопросов и узнавала много нового.

От господина Гольдштерна я получила чек более чем на полторы

тысячи евро. Мне все еще казалось странным получать деньги за заботу о

Мани. Ведь я делала это с огромным удовольствием. Но господин

Гольдштерн объяснил:

* Если бы ты потеряла свою собаку, ты бы тоже радовалась тому, что кто-то за ней ухаживает. И именно то, что ты заботилась о Мани, не

рассчитывая на награду, делает твою работу такой ценной.

Я вынуждена была согласиться: нигде Мани не жилось бы лучше, чем со мной.

Одним словом, я отнесла чек в банк. И разделила деньги так, как и

собиралась. Половину, семьсот пятьдесят евро, я положила на свой счет, чтобы росла моя "курица". Еще столько же я получила наличными и

положила по триста евро в копилки мечты, а сто пятьдесят евро оставила

себе на расходы. Это было замечательно — положить триста евро в

американскую копилку и еще столько же в копилку для компьютера. Мне

очень хотелось позвать маму, чтобы она посмотрела на это. Но потом я

решила приготовить ей сюрприз.

Получив деньги от Ханенкампов, я разделила их по той же схеме.

Я получала от них по два евро в день плюс десять евро за каждый

трюк, которому научу Наполеона. Иногда я позволяла себе роскошь

нанять Монику и платила ей половину того, что получала сама.

Сначала мне это казалось не очень справедливым. Ведь мне ничего

не приходилось делать. Всю работу выполняла Моника, но при этом я

получала столько же, сколько и она. Но Марсель как-то сказал:

* Работа сама по себе стоит не больше половины того, что за нее

платят. Остальное — это цена идеи и мужества, нужного для ее

осуществления.

Я объяснила это Монике и предложила ей самой поискать работу с

собакой вроде Наполеона. Но она ответила, что никогда не решится с кем-

нибудь заговорить об этом. И потом, она получает семьдесят пять евро в

месяц карманных денег. Так что она довольна.

А я решила, что своим детям ни за что не стану давать так много

67

карманных денег. Но зато я научу их вести журнал успеха и

самостоятельно зарабатывать. И чем раньше, тем лучше.

Одно только меня смущало. Беседы с Мани становились все реже. У

меня было столько дел, и я так часто разговаривала с Марселем, с

супругами Ханенкамп; да и встречи с господином Гольдштерном

отнимали все больше времени. Из-за всего этого я и Мани почти не

бывали больше в нашем убежище. Конечно, мы с ним ходили гулять и

играли друг с другом. Но разговаривали мы все меньше. На многие

вопросы, которые я собиралась задать Мани, мне уже ответили господин

Гольдштерн и другие новые знакомые.

Мани, казалось, это совсем не огорчало. Наоборот, он находил, что

все в порядке, и наслаждался покоем. Ему нравилось, когда с ним

обращались, как с самой обыкновенной собакой, и он с удовольствием

проводил время с Наполеоном и Бианкой. С ними он веселился от души. И

когда они играли все вместе, Мани казался таким же, как остальные

собаки, "нормальным" псом. Я утешалась тем, что так, наверное, и должно

быть.Мама, папа и я сидели за столом. Они не произносили ни слова и

угрюмо смотрели в свои тарелки. Так они всегда выглядели, если

ссорились. Я давно решила еще раз попытаться поговорить с ними о

долгах и хорошенько проштудировала список советов, полученных от

Мани. Но сейчас, похоже, был неподходящий момент.

Папа прервал молчание:

* Кира, я видел выписку из твоего счета. На нем лежит уже много

денег, — он пытливо посмотрел на меня. — Очень много денег, —

добавил он со значением.

* Я получила их от господина Гольдштерна за то, что так хорошо

ухаживала за Мани, — ответила я.

* Вот видишь, всему есть нормальное объяснение, — мама, кажется, испытывала облегчение.

* И семьсот пятьдесят евро ты взяла наличными, — продолжал

папа. — Можешь ты сказать, что ты с ними сделала?

Мне стало неуютно. Не то, чтобы у меня была нечистая совесть, но я

почувствовала, что мне не доверяют. Причем незаслуженно.

Я заставила себя сохранять спокойствие и объяснила, как заработала

свои деньги. И рассказала, что распределяю все мои доходы. Половину

для моей "курицы", сорок процентов на исполнение желаний и десять

процентов — на мелкие расходы. Конечно, пришлось снова рассказать

историю про курицу и золотые яйца, иначе родители ничего бы не поняли.

Папа с удивлением смотрел не меня. Но теперь, получив объяснение, он успокоился. А мамина улыбка выражала гордость: "Я понимаю свою

дочь". Папа вздохнул:

* Я бы хотел, чтобы у меня тоже была возможность так

распределять свой доход.

*

68

* А почему ты этого не делаешь? — спросила я.

* Потому что все наши деньги мы вынуждены тратить, — объяснил

он. — Как ты думаешь, откуда берутся деньги, чтобы оплачивать дом, еду, электричество и все остальное?

* Но те деньги, что ты не тратить на эти цели, ты мог бы делить

так, как это делаю я. Даже если остается всего десять процентов, эти

десять процентов тоже можно распределить. — Я была убеждена, что это

возможно.

* У нас ничего не остается. Я не могу отложить ни цента, —

проворчал папа. — Больше половины доходов у нас уходит на выплаты по

кредитам.

* Но взносы по кредитам должны быть как можно меньше, —

решилась я на новую попытку.

* Да что ты понимаешь в кредитных договорах!? — не выдержал

папа. * Ну, во всяком случае, моя дочь разбирается в том, как

зарабатывать, — поспешила мне на помощь мама.

* Ей просто-напросто повезло, — съехидничал папа.

* А наш учитель истории всегда говорит, — заметила я, — что при

ближайшем рассмотрении везение оказывается ничем иным, как

результатом тщательной подготовки и усердной работы.

Папа глядел на меня задумчиво. Похоже, я все-таки задела в нем

какую-то струнку. Кстати, надо отметить, что мой папа, в сущности, очень

хороший человек. Только у него, к сожалению, есть плохая привычка

делать всех и вся ответственными за свое положение. Поэтому он

чувствует себя жертвой и считает, что другим просто везет. Но сейчас его

позиция чуть-чуть поколебалась.

* Один бизнесмен, которому я поставляю товар, тоже что-то