Истории из Бедокурии - Фаллада Ганс - Страница 19

— Ой, зуб! Да что же это такое в хлебе?

Он вынул изо рта малюсенький жёлтый камешек. В тот же миг камешек начал расти и наконец стал таким тяжёлым, что вырвался у человечка из рук и, звякнув, упал на стол. Анна-Барбара поспешно схватила его. Сердце у неё часто-часто забилось, и она радостно воскликнула:

— Это он, мой золотой талер! Сердце подсказывает мне, что это он! Коварный Ганс Жмот спрятал его в наш последний кусочек хлеба!

Человечек не отрывая глаз любовался золотым талером и всё приговаривал:

— Наконец-то мы тебя нашли! Наконец-то ты у нас! Ах как ты блестишь, как сверкаешь! Ой! — вдруг вскрикнул он. — Анна-Барбара, посмотри, какое на нём ужасное красное пятно! Скорей отчищай его!

Анна-Барбара тоже заметила его, взяла тряпочку, смочила раствором и принялась тереть. Тёрла она, тёрла, вся вспотела, но — увы! — чем больше старалась, тем красней становилось пятно. И не только красней, но и больше, словно оно расползалось по талеру. Выбившись из сил, девочка вздохнула:

— Ничего не получается. Его невозможно оттереть.

— Ты только не падай духом! — стал успокаивать её человечек. — Сейчас я тебе приготовлю раствор такой крепости, какого ещё не было.

Прыгнул он в бутылку, и всё там заволновалось, забурлило, зашумело, заклокотало, а человечек знай перемешивает раствор — вверх-вниз, вниз-вверх, по часовой стрелке, против часовой стрелки — пузыри пошли, пена, над горлышком пар клубится. Наконец человечек вылез, сел, усталый, на пробку, отдышался и сказал:

— Ну, теперь чисти. Это самый лучший раствор, какой я только мог приготовить.

Смочила Анна-Барбара лоскуток, потёрла талер, и пятно начало светлеть.

— Получается! — ликующе закричала она. — Сейчас отчищу!

Однако отчистить его до конца ей не удалось: краснота на талере осталась, толщиной всего в волосок, но всё-таки осталась. Убитым голосом девочка обратилась к человечку:

— Видно, чего-то в твоём растворе не хватает. Ты не знаешь чего?

Человечек печально ответил:

— Я делал всё, как надо. Ежели в нём чего-то не хватает, то добавить недостающее должна ты. А ты знаешь, что нужно добавить?

— Нет, — сказала Анна-Барбара.

На самом-то деле она должна была знать, чего не хватает в растворе, да вот запамятовала.

Опечаленные, они сидели — человечек на столе, а Анна-Барбара за столом — и молчали. Долгий труд подошёл к концу, но выйти из комнаты они не могли.

Вдруг человечек чуть слышно прошептал:

— Не понимаю, что это со мной. То я есть не мог, а теперь всё время чувствую страшный голод… Анна-Барбара, дай мне немножко хлеба.

— Да ты что, человечек! — воскликнула девочка. — Разве ты забыл, что я скормила тебе последнюю крошку и теперь хлебцу не из чего вырасти?

— Ой! Ой! — застонал человечек. — Умираю…

И, свалившись с пробки, он растянулся на столе. Анна-Барбара подняла его, положила на ладонь. Видя, что человечек, который называл её милой и помогал в работе, лежит бледный как мел и вот-вот умрёт, она забыла про его лысину, нос-картошку, клочковатую бородёнку и только жалобно повторяла:

— Миленький, пожалуйста, не умирай! Не оставляй меня одну! — И из глаз у неё полились слёзы.

Одна слезинка капнула на золотой талер, раздалось шипение, словно она упала на раскалённую сковородку, поднялось облачко пара и растаяло в воздухе. Золотой талер лежал чистый, без единого пятнышка. Анна-Барбара ликующе крикнула:

— Миленький, вставай! Золотой талер отчистился!

Слабеньким голоском человечек проговорил:

— А ты правда считаешь меня своим милым и никогда в жизни не бросишь?

— Правда, — ответила Анна-Барбара.

— И мы станем женихом и невестой? — продолжал человечек.

— Да, — ответила Анна-Барбара.

— Тогда поцелуй меня, — попросил человечек.

Анна-Барбара рассмеялась:

— Я бы с радостью поцеловала тебя, но ты такой крошечный, ростом с ноготок, что я боюсь прикоснуться к тебе губами.

— Не бойся, — сказал человечек. — Дотронься до меня своим золотым талером.

Анна-Барбара исполнила его просьбу, и человечек начал расти и рос до тех пор, пока не сравнялся с нею.

— Ну как, милая, поцелуешь меня? — усмехнулся он.

Надо признаться, что выглядел он очень уродливо: ноги и руки тонкие, как палки, синий нос картошкой, лысая круглая голова.

Анна-Барбара ответила:

— Пусть ты с виду уродлив, но ты всё равно мой милый, — и поцеловала его.

И тут вдруг уродливый старик пропал, а перед Анной-Барбарой, улыбаясь, стоял красивый юноша.

— Да, я — тот самый человечек из бутылки, — сказал он. — Ты просто расколдовала меня. Так же, как ты, я отправился на поиски золотого талера, попал к жестокому Гансу Жмоту, и он велел мне чистить монеты. Но у меня не было твоего трудолюбия, поэтому чистил я кое-как, не до блеска. В наказание Ганс Жмот превратил меня в малюсенького старичка и посадил в бутылку — делать раствор для чистки. Теперь бери свой золотой талер, я возьму бутылку с раствором, и мы вырвемся отсюда и опять увидим солнце!

Анна-Барбара постучала золотым талером в дверь. Тотчас все замки и затворы спали и дверь распахнулась. Анна-Барбара и её милый вышли из комнаты и наткнулись на Ганса Жмота. Он ещё больше пожелтел и исхудал.

— Ты, Анна-Барбара, — заявил он, — свою работу выполнила, как мы уговаривались, и можешь уйти. Но женишка своего тебе придётся оставить: я его не отпускаю.

— Раз остаётся он, то останусь и я! — решительно заявила Анна-Барбара.

Но её милый воскликнул:

— Ах, так ты меня не отпустишь! — и плеснул Гансу Жмоту в лицо едким раствором.

— Ой, жжёт! Ой, больно! — заверещал Ганс Жмот и, превозмогая боль, крикнул: — Не пытайтесь, глупцы, убежать отсюда! Зависть и Жадность всё равно вас не выпустят!

Но Анна-Барбара и её жених уже мчались со всех ног по длинной, заваленной рухлядью пещере и уже издали видели, как адские псы рвутся с цепей и пышут огнём. Юноша плеснул им в пасти едкого раствора, и собаки, воя от боли, отскочили от выхода.

Выбежав из пещеры, юноша и девушка оказались в яме, откуда наверх вела тёмная узкая шахта. Где-то высоко-высоко виднелось маленькое синее пятнышко — небо, которое они так долго не видели. Но в шахте не оказалось ни верёвки, ни лестницы, и непонятно было, как выбраться наружу.

Долго они стояли в полном отчаянии, как вдруг до слуха Анны-Барбары донёсся далёкий стук копыт. Изо всех сил она закричала:

— Конь Герой, подойди сюда!

Через минуту синее пятнышко наверху исчезло: это конь Герой заглянул в шахту и спросил:

— Кто меня зовёт?

— Та девочка, — ответила Анна-Барбара, — которую однажды зимой ты привёз сюда, и её милый. Помоги нам выбраться отсюда.

— Помочь-то я могу, — ответил Герой. — Но вы пообещайте, что возьмёте меня с собой, будете кормить досыта, а зимой не станете закапывать в снег.

— Обещаем! — крикнули оба в один голос.

— Тогда погодите немножко, — сказал Герой, — сейчас у меня волосы в хвосте отрастут.

Немного спустя Анна-Барбара воскликнула:

— Ой, что-то ползёт у меня по щеке!

А юноша сказал:

— А мне что-то щекочет нос.

— Что бы это могло быть? — удивились оба, стали щупать, и каждый поймал по конскому волосу.

Анна-Барбара и её жених сперва проверили, выдержит ли их тонкий конский волос, а потом поднялись наверх.

Наконец-то они стояли на земле и снова увидели всё то, по чему так долго тосковали: синее небо, ослепительное солнце, ласковую зелень деревьев и трав. А вокруг пели птицы, и воздух был напоён ароматом цветов.

Анна-Барбара и её милый от счастья упали друг другу в объятия и поцеловались. А потом они сели на Героя, и тот галопом, ни разу не останавливаясь, примчал их к хижине, где Анна-Барбара жила когда-то с бабушкой. Здесь молодые люди и поселились, а Героя поставили в конюшню.