Пикник с кровью - Оливьери Ренато - Страница 13

— Хотите партию? — спросил Джулиани. — Кто хочет проиграть? — С повязкой на глазу он казался настоящим бандитом.

Амброзио заказал два кофе и рюмочку граппы.

— Сегодня холодно, — взяв рюмку, он разлил водку в две чашки. — Тебе будет лучше, дорогая.

Ольми глянул на них, засмеялся и опять погрузился в чтение. С чашечками в руках они подошли к двери: малолитражка все еще стояла перед баром. Неожиданно красные огоньки скрылись за деревьями площади.

— Я тебя не знаю и не желаю с тобой играть, — громко, с вызовом сказал один из бильярдистов.

Комиссар почувствовал: что-то идет не так. Но что?

— Ах, не желаешь? Зато я хочу, понял? А когда я хочу, ты должен играть. Ясно?

— О Боже! — с досадой воскликнул игрок.

Бармен с бритой головой, весивший не меньше центнера, двинулся к ним от стойки. Он был настроен решительно. Амброзио сделал ему знак не вмешиваться, показав уголок удостоверения.

У входа в зал висел телефон-автомат, но табличка с красной надписью «Испорчен» не оставляла надежды прохожим. Неподалеку от телефона четверо каких-то типов играли в карты. Они едва подняли глаза, но тут же снова зашлепали картами по столу. Однако через несколько минут все разом встали — на одном был синий свитер, остальные надели кожаные куртки.

Амброзио достал пачку сигарет:

— Прошу. «Муратти». Или курите другие? Нет? Продолжайте играть, друзья, как будто ничего не случилось.

"Беретта» девятого калибра, висевшая в кобуре на брючном ремне, едва обозначалась.

Надя сидела на табурете возле балкона и, держа сумочку в руках, наблюдала за входом.

Скрипнула дверь, пропуская старика в коричневом пальто, в клетчатом берете, с погасшим окурком сигары в зубах. Старик подошел к стойке, спросил кофе, обернулся и ощупал взглядом зал. Снял берет, почесав указательным пальцем в редких волосах. Затем с чашечкой в руках медленно направился к бильярдному столу, где Джулиани играл с парнем. Видимо, повязка на глазу Джулиани привлекла его внимание, он надел берет и стал наблюдать за игрой.

Мия Мартини кричала с заезженной пластинки, какой белоснежный и чистый Рим; Ольми, сложив газету, размахивал ею в такт песне, посвященной снегопаду 56-го года.

Поставив чашечку на стол, старик медленно расстегнул пальто и стал опускать руку в карман пиджака. В это же мгновение Амброзио и Ольми набросились на него.

— Что вам надо… что надо? Святой Боже, я ничего не сделал, оставьте меня! — испуганно залепетал старик, выронив окурок.

В кармане у него оказалась пластмассовая зажигалка — именно ее он хотел достать, чтобы докурить после кофе свою сигару. Освальдо Дондеро, служащий транспортной конторы на улице Фарини; недавно вышел на пенсию; не судим, страдает заболеванием сердца.

— Я чуть не умер от страха, — пробормотал он в ответ на извинения Амброзио. — Бог с вами, синьоры, нельзя же так…

— Возможно, убийца подхватил грипп, — успокаивала Надя комиссара, когда через некоторое время они вышли из бара и пешком пошли на улицу Пастренго к дому, где жил Пиппо Страно. — Придется какое-то время потерпеть, ничего не поделаешь. Так вы полагаете, что это должен быть старик?

— Полагаю, да. Понимаешь, мне кажется, что убийца — человек, который не понимает, не хочет понимать, что происходит. Который представляет, что все можно решить при помощи пистолета.

— Таких множество, мой отец, например. — Надя взяла Амброзио под руку. — Он всегда говорит, что люди понимают только кнут. Кстати, себя он считает одним из немногих, кому это не нужно.

— Ты заметила, где наши двое?

— В темной машине перед театром.

— Иди к ним, я хочу взглянуть на парня. Уже одиннадцать с четвертью. Видишь, какая луна?

Луна, вынырнувшая из облаков, казалась искусственной.

Открыл полицейский, он сразу же ушел смотреть телевизор, включенный в соседней комнате.

На диване за ширмой, скорчившись, подложив кулачки под голову, спал чернокожий Авраам, племянник Пиппо.

Пиппо в накинутом на плечи шерстяном свитере встал с деревянного кресла-качалки с журналом кроссвордов в руках. Лицо у него было серое, землистое, покалеченный глаз делал его свирепым.

— Мне опять звонили, часов в семь вечера.

— Тот же голос, что в прошлый раз?

— Не понять. Эта сволочь говорит еле слышно, будто шепчет.

— Уж не астма ли у него?

— Не знаю. Он убьет меня. Раздавит, как червяка. Так он сказал.

— Пока не беспокойся, тебя охраняют. Полицейский дома, другие поблизости. Увидишь, мы его схватим. Попробуем найти, откуда он звонит. Нужно, чтобы ты попробовал поговорить с ним.

— Я не могу. Какое-то оцепенение, паралич… Мне страшно, комиссар. Мне еще никогда не было так страшно.

— Где твоя сестра?

— Джемма ушла, вернется около двенадцати. Филиппе закрыл лицо руками, оперся плечом на шкаф с разбитым зеркалом и заплакал. Его знобило.

— Садись, а то разбудишь ребенка.

Амброзио отвел его к столу. Филиппе рухнул на продавленное кресло, съежился в нем и затих. «Неделя загадок» упала со стола на пол.

Амброзио наклонился и поднял журнал.

На первой странице кроссворд, который Филиппе начал разгадывать. Шариковой ручкой неровными печатными буквами заполнено шесть клеток по горизонтали. Шесть букв: киллер — убийца.

Глава 5

Трудно начинать все сначала, признать, что все твои предположения оказались ошибочными. Лучше бы идти проторенной дорогой, как будто ничего не случилось. Одна беда — проторенная дорога ведет в никуда.

Этой ночью Амброзио долго не мог сомкнуть глаз, ворочался и ворочался в постели, даже забыл прикрыть ставни. Поэтому, проснувшись утром, он сразу увидел пепельно-серое небо. Может, Надя права: это грипп задержал убийцу? Или следовало обдумать другие версии и направления? Разумно ли держать по тревоге столько людей? Не было зацепки, которая дала бы толчок мысли. Единственный верный след — это пули, выпущенные из одного и того же оружия.

Амброзио провел рукой по волосам — пора уже сходить в парикмахерскую. Кофе в чашечке из белой майолики — подарок Эмануэлы — порадовал вкусным ароматом.

Убийца использовал оружие военного образца. Тот, кто стреляет из этого оружия, убежден, что выполняет свой гражданский долг. Вот, сказал себе комиссар, кажется, я нашел самое верное слово. Он закрыл глаза и увидел это слово высеченным на мраморе латинским шрифтом:

DOVERE.

Побрившись, Амброзио освежил лицо лосьоном с запахом сандала.

Будем рассуждать логически. Гибель ни в чем не повинного человека заставила кого-то из его друзей или близких, потерявших веру в закон, в готовность и умение полиции найти и наказать виновных, взять в руки оружие и начать творить самосуд. Это он как бешеного пса застрелил Джино Фруа, которого его несчастная мать ласково называла Джиннето. Это он собирается застрелить Филиппе. И ему наплевать, что ребята не убивали кондитера. Конечно, инфаркт был спровоцирован грабежом, это бесспорно, но ведь бесспорно и то, что они не убивали… Правда, в эту схему не укладываются убийства Гаспаре Аддамьяно и Альдо Торресанто, умершего от раны в больнице. Кажется, кроме угона машин, на них ничего не висит. А может, это только кажется?..

Он продолжал думать о вдове хозяина траттории Марии Датури, о доме возле озера Редечезио на окраине города. «Убивать и хоронить навечно». Да, именно оттуда нужно начинать новые поиски. Джулиани первым пойдет в Милано-Сан-Феличе, а потом появится он сам. Необходимо действовать крайне осторожно.

Амброзио выжал в стакан апельсин. Аромат напомнил ему ледяные туринские зимы, белые крыши домов на берегу По, мосты на реке. На площади Витторио Венето, огромной и продуваемой ветром, в детстве он всегда боялся заблудиться. Тогда еще был жив дедушка Гульельмо, маленький, щупленький, с льдинками-глазами и облачком пара из носа, который, казалось, держался на густых и колючих усах. Он был похож на гнома из детских сказок.