Алмазный меч, деревянный меч (Том 2) - Перумов Ник - Страница 4

Мало-помалу изуродованный человеческий лес отступал. Среди сорной травы мелькнула пушистая метёлка Ssortti, на ветвях вполне обычного дубка алел кружевной венчик Doconni, а вот и первый куст голубой Auozynn, – считай, пришли.

«Здравствуй, Друнг. Человеческая гортань не в силах передать созвучия твоего истинного имени: Dad’rrount’got. Даже примитивное Дадрроунтгот (хотя и оно не имеет почти ничего общего с твоим настоящим прозваньем) слишком сложно для них. Друнг! Кличка собаки, или племенного быка…

Ну вот, ты и начался, Dad’rrount’got. Я ступаю по твоей земле, а шея моя охвачена злым человечьим железом. Наговорным железом. И я бессильна против него. Я могла умереть, но мне были завещаны жизнь и месть. И потому я веду этого грязного хуманса, чьё дыхание зловонней разлагающейся мертвечины. Прости меня, Великий Лес, прости свою ветреную внучку, она слишком долго пела и танцевала… Но теперь она платит по счетам всего племени Дану».

– Мы на границе Друнга, господин Онфим.

– Старайся, остроухая, и, быть может, проживёшь сегодняшний день без порки. Давай веди дальше! Веди, кому говорят!

Если Онфим и был удивлён открывшимся ему зрелищем, то виду не показал.

Друнг начался. Исчезли кривые, изломанные стволы, изглоданные вредителями чахлые листья. Шуршащие кроны вольно распахнулись над головами, зазвенели птичьи голоса. До колен поднялась мягкая ароматная трава (и это в октябре!), истинная oend'artonn, чья целебная сила поспорила бы с любой алхимичьей отравой. Деревья становились всё выше, их ветви сплетались, но внизу, подле могучих корней, окружённых молодой порослью подлеска, не темнело – ещё одно чудо Леса Дану.

«Как странно… Лес жив. Dad’rrount’got жив, несмотря на падение всей магии Дану, несмотря на то, что его дети истреблены и рассеяны… Что-то хранит тебя, Великий Лес, что-то уберегает тебя от полной гибели… Но что – вот вопрос…»

– Шагай, данка, шагай. Веди меня в сердце Друнга, – повторил за спиной господин Онфим.

«А ведь он совсем-совсем не боится… Совсем-совсем!»

Откуда ни возьмись, под ногами появилась тропа. Заструилась, зазмеилась под ногами, ловко уворачиваясь от коричневатых громад Rraudtogow, подныривая под свисающие до земли ветви rusmallow, чьи нарядные золотисто-зелёные листья упрямо сопротивлялись стылой осени, мимо иных чудес Великого Леса, мимо, мимо, мимо…

Когда-то Dad’rrount’got можно было пересечь самое меньшее за неделю. Потом Хвалинский тракт рассёк его почти пополам, точно удар вражьего меча. То, что лежало южнее дороги, уничтожили маги Красного Арка при помощи подавшихся на новые места обитателей перенаселённых окрестностей Ежелина. Северная же часть леса лежала в пределах владений Ордена Нерг, однако те, то ли по свойственному Бесцветным равнодушию ко внешнему миру, то ли ещё отчего-то, не стали искоренять наследие богомерзких Дану. Окраины Великого Леса вымирали сами, благочестивые правители окрестных земель, понукаемые Епископатом, отправляли одну лесорубную экспедицию за другой. Друнг должен был исчезнуть давным-давно… однако отступив, точно воин, на самый последний рубеж (теперь, чтобы пройти его насквозь, требовался всего один день), упёрся изо всех сил – и каким-то чудом выстоял. О нём стали ходить самые страшные слухи. Агата знала, что слухи эти почти во всём истинны. Недаром Онфим прихватил с собой заговорённый стек…

Тропа обогнула громадный, неохватный ствол древнего Raggacmia, резко нырнув в полутёмный овражек. Агата едва заметно усмехнулась, стараясь не сбиться с шагу.

В Dad'rroun'got'e не было овражков. Не было ям, провалов, размывов и тому подобного. Плавные холмы, покрытые густым лесом, перевитые голубыми лентами ручьёв – вот что такое истинный Друнг. И оказавшаяся у них на пути ямина означала только одно…

«Дочь Дану, мы верны раз данным клятвам. Сила Лесов готова служить тебе».

«Вы… Кто вы?»

«Мы – Безродные, о Дочь Дану. Гнев Леса – наш отец; боль Леса – наша мать. Мы рождены, чтобы сражаться. Хуманс, идущий за тобой…»

«На мне ошейник, запечатанный его именем. Если вы убьёте его, я уже никогда не смогу избавиться от этого клейма… Но всё равно – да укрепит Чёрная Мать вашу мощь, Безродные!»

«Тогда пусть он войдёт в наше логово. Вне его мы бессильны. Магия Ордена Нерг слишком сильна».

Агата обогнула могучий ствол… почти тотчас почувствовав, что Онфим замер и напрягся. Оборачиваться не стала – прежним лёгким шагом она скользнула вниз, в зеленоватую полутьму заросшего, с крутыми откосами овражка.

Онфим не пошёл за ней.

– Назад, остроухая тварь!!!

Она послушно остановилась, обернулась, сделав круглые глаза.

– Этот путь…

– …ведёт в ловушку, – Онфим криво усмехался, рука, сжимавшая стек, ощутимо дрожала. – Разве ты, урождённая Дану, не чувствуешь?

Он определённо изменился. Словно спала старая маска. Рука его лежала на эфесе, ноги чуть напружены, поза казалась почти обычной… но именно казалась.

Агате пришлось призвать всю выдержку, чтобы не вскрикнуть. Это была начальная позиция упражнения «Семь зелёных драконов проходят над морем», выполняемого с кривым мечом Tzui – откуда его мог знать немолодой содержатель бродячего цирка?

– Я не чувствую никакой опасности, господин Онфим.

– Поди сюда! – жёстко приказал он.

Железный ошейник внезапно стал почти нестерпимо горячим. Поневоле пришлось вернуться.

– А теперь смотри, – Онфим поднял стек, указывая им на устье овражка.

«Бегите, братья! Бегите!!!»

Она не знала, возымел её призыв действие или нет. С конца стека сорвалась алая молния, и овраг в один миг затопило пламя.

«Магия Ордена Арк. Оно и понятно. Остраг – их владения…»

– Вот так. – Онфим казался мрачен. – Теперь мы можем идти. – В голосе его вновь зазвучали привычные нотки – нотки алчного и недалёкого хозяина жалкого бродячего цирка. – Пришлось потратить заклятие… Истинный Бог, оно стоило мне пятнадцать цехинов! Пятнадцать полновесных золотых цехинов с портретом императора, да продлит небо его дни!..

Огонь бушевал недолго. Магия убивает быстро.

Они миновали обугленные склоны. Царило безмолвие.

Агата шла, точно во сне.

«Онфим владеет Силой! Не может быть, чтобы чародеи Арка так просто разбрасывались боевыми заклятьями! Они не продали бы его ни за пятнадцать, ни за сто пятьдесят цехинов! Ты лжёшь, Онфим! Ты сам – из числа адептов Ордена Арк! Не иначе!..»

– Веди, остроухая, – человек у неё за спиной хрипло рассмеялся. – Веди, веди, да смотри, не ошибись в следующий раз. Я хорошо умею распознавать укрывища Безродных. Иди… и говори, что ты чувствуешь, да смотри, не упускай ни одной мелочи!

«Лучше бы ты приказал мне раздеться и лечь под тебя, скотина!»

– Я слегка подогрею твоё ожерелье, ушастенькая. Чтобы развязать язычок.

Резко и внезапно запахло палёным.

Боль заставила Агату рвануться вперёд – рвануться слепо, отчаянно. Она не валялась в ногах человека, не просила о пощаде, она просто бежала туда, куда вёл её инстинкт. Воля, злость – всё исчезло. По щекам катились слёзы, она их не замечала; мысли погасли, исчезнув под натиском всемогущей боли. Злые заклятья ошейника не давали девушке пустить в ход Силы Дану; всё, что она могла, – это мчаться вперёд, точно подстреленная лань. Мчаться по одному-единственному пути, в конце которого ожидало спасение.

Лес что-то кричал ей, она не разбирала. О, если бы не этот проклятый ошейник! Она легко выдержала бы пытку калёным железом…

…Боль утихла внезапно, в один миг, когда глаза Агаты уже готовы были выскочить из орбит. Её погасил не Онфим (ошейник продолжал жить, пытаясь терзать плоть своей жертвы), а что-то иное, наделённое столь великой силой, что вся мощь колдунов Арка казалась детской забавой. Это нечто склонило свои взоры к Агате.

«Привет тебе, о дочь Дану. Предсказанный час настал. Ты пришла, чтобы получить Immelstorunn».[1]