Остров Русь - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 34

Манарбит вскинул голову и пристально посмотрел на Кубатая. Спросил:

— Звал, генерал-сержант?

— Нет.

— Значит почудилось... Эх, конец Руси великой пришел. Да и я теперь долго не протяну. С моими черными делами да на нынешней чистой совести...

— Что вы заладили — черные, черные! — завопил Иван. — Черным по белому, черные дела... Намекаете?

— Пошла этническая напряженность, — опасливо ежась, сказал Смолянин. — Вначале они негров прищучат, потом...

— Не мешай! — оборвал его мудрец. — Кубатай думать будет!

И он погрузился в процесс мыслительной деятельности. Вначале неглубоко, а потом и с головой. Минут пять длилось молчание, потом Кубатай изрек:

— Не могу ни признать, что разрушение транслятора не пошло на благо человечеству. Полностью отметаю личные корыстные мотивы в этом решении. Полностью! Иван, былины обо мне петь будут?

— Будут, будут, — затрепетал Иван.

— Хорошо. Отметаю личные мотивы! Предлагаю восстановить транслятор!

— А как же задание? — пискнул Смолянин.

— А как же сережки Василисины? — грустно спросил Иван. — Даром я с Кащеем бился?

— Насчет задания... Мы здесь, Смолянинчик, в отпуске. И лезть голым энтузиазмом на кладенец, то есть на мумми-бластер, не обязаны. Ты думаешь, Кейсеролл тебе премию выплатит?

— А как же?

— С каких денег? Если остров Русь в Мадагаскар превратится, нам живо ассигнования срежут. Только и останется, что со сфинксами на Венере воевать, да по небу... по космосу, за машинами времени гоняться.

— Восстанавливаем магию! — завопил Смолянин. — Я задарма работать не привык!

— Хорошо. Теперь о сережках. Думаю, умелые руки Манарбита и мои дельные советы позволят изготовить точную копию сережек из подручных материалов — латуни, стекла, олова.

— Это нам раз плюнуть, — оживился Смолянин. — Если что — золотом подсоблю!

— Отлично, — кивнул мудрец. — Что, решено?

— Решено, — кивнул Манарбит. — Нравится мне бессмертным быть, мелкие пакости учинять да с богатырями ссориться. Делаем новые сережки!

— Учти, мы тебя вначале в цепи закуем, а уж потом транслятор включим, — предупредил Иван. — А то ты и нам пакость учинишь.

Манарбит подумал, но махнул рукой.

— Ладно. Один фиг, бессмертным стану. Рано или поздно, кто-нибудь меня сдуру освободит. То-то смеху будет!

И началось делание великое. Кубатай давал советы, Иван бегал за требуемыми материалами и раздувал огонь в горне, Смолянин перековывал золотые яйца на серьги, а Манарбит придирчиво оценивал конечный продукт. Это у него получалось лучше всего. Работали все весело, с охоткой. Между делом Смолянин похвастался, что им с Кубатаем уже не впервой мир спасать. Заинтригованный Иван полюбопытствовал:

— Так что, были у вас уже схватки великие?

— Ну, схватки не схватки, а потужиться пришлось, — сказал честный толмач. — Из прошлого далекого, из века двадцатого, прилетели к нам два пацана вредных...

— Пацанов не обижай, — хмуро сказал Кубатай, разминая эфесом сабли осколок золотой скорлупы.

— Ладно, — согласился Смолянин. — Не буду. Так вот, пацанов этих надо было в прошлое вернуть, а иначе б весь наш мир погиб!

— Почему? — вежливо спросил Манарбит.

— А потомок кого-то из них знаменитым ученым стал. Не будь пацанов, он бы не родился, и наш мир — тю-тю! — радостно сообщил Смолянин. — Может помните, Теймур Антонелли, генетик, что сфинксов-то придумал?

— Козел он! — взбеленился вдруг Манарбит. — Он у меня в университете биологию преподавал, три раза экзамен пересдавать заставил!

Кубатай поднял на них тяжелый взгляд и сказал:

— Что-то ты разболтался, младший майор! Секреты разглашаешь!

И работа закипела вновь. Не прошло и часу, как в руках Кубатая оказалась пара фальшивых сережек. Точь-в-точь как настоящие, не придерешься!

Манарбита заковали в цепи, последний раз ему руку пожали, и оставили в подвале, наедине с камнями холодными да улитками, по ним ползающими.

Настоящие сережки в антенну вставили, иголочку серебряную на место припаяли. Потом пошли в подвал, и Иван-дурак торжественно главную кнопку нажал.

Учинился тут шум да треск великий, стены мхом обросли, Манарбит в Кащея обратился да и завыл в своих цепях дурным голосом: «Уничтожу! Всех уничтожу! Все уничтожу!» Мумми-бластер у Ивана на поясе кладенцом обернулся, только не гнула уже к земле тяжесть его. Вновь силушка богатырская в Иване плясала! И события странные, что накануне случились, словно туманом подернулись. Вроде и помнилось все, но задумываться об этом не хотелось. Ну негр, ну богатырь не от рождения, а посредством чародейства. Ну и что? Главное — оптимизм!

— Ура, друзья! Вернулась ко мне силушка! — воскликнул Иван, да и повернулся.

За спиной у него кот сидел пушистый, грустно заканчивающий вылизываться, да утка, уже одно яйцо снесшая. Вздохнул Иван, взял своих незадачливых спутников под мышку, да и двинулся из замка Кащеиного прочь.

На том самом месте, где давеча Смолянин с Кубатаем в зверушек превратились, груз в руках Ивана потяжелел.

— Тормоза! — завопил толмач, обернувшийся вновь человеком. Кубатай выскользнул из рук Ивана, выгнул спину дугой, потом со вздохом поднялся на ноги.

— Что ж, — грустно сказал он. — Большая часть наших приключений закончена. Удивительное, что ни говори, ощущение, котом побыть...

— Ты бы яйца нести попробовал, — огрызнулся толмач. — Такие эмоции — опупеешь!

Но Кубатай его не слушал. Он мечтательно поглядел в небо и непонятно сказал:

— Теперь я лучше буду понимать ИХ. Гораздо лучше...

— Сфинксов, что ли? — вопросил Смолянин. — Ну и дела! Отважный диверсант Кубатай готов помириться с заклятыми врагами человечества!

Кубатаю, явно, было на все плевать. Он обнял Ивана за плечи и мечтательно произнес:

— Почему мы не птицы? Почему не летаем? Обернулся бы я голубем сизым, да полетел над Русью... Эх... И все бы на меня смотрели, говорили: «Это летит Кубатай. Он настоящий герой! Он летает!»

Ивану от такой лирики стало не по себе. Он отпихнул Кубатая, и, чтобы сгладить грубость, сказал:

— Да, мудрец. Герой ты, ничего не скажешь. Тяжко тебе пришлось.

— Ничего, — отмахнулся Кубатай. — Я ведь, если честно, кошек очень даже люблю. И они меня уважают. Стоял я однажды на кочке, ждал рейсового прыгохода... ну, повозки, в общем. И подошел ко мне котенок. Маленький, пушистый, ласковый. Стал об ноги тереться, мяукать. Следом увязался, домой пришел. Уж на что у меня домашние кошек не любили — и то умилились...

— Ты его воспитал, да? — растроганно спросил Иван. Кубатай понурился.

— На улицу выкинул. Через силу, да делать нечего. Мы ведь там, на большой земле, со сфинксами конфликтуем. А они вроде кошек больших. Посуди, как мне, генералу, дома кошку держать? Боевой дух упадет! Выкинул я его. В окно.

— Не беда, кошка всегда на ноги упадет, — утешил его Иван.

— Ты наших домов не видел, — тихо произнес Кубатай. — Ладно, хватит комплексы пережевывать! Мне очень помогло превращение в кота! Теперь я понимаю истоки своего неприязненного отношения к сфинксам. И смогу с ними бороться, не со сфинксами, конечно, а с истоками.

— Вот и ладно, вот и славненько, — залопотал Иван. — А теперь поспешим, хорошо? Василиса ждет...

— Дело, — заявил толмач. — Только знаешь, Иван, просьба к тебе есть. Я сейчас на пару шагов к Кащеиному замку подойду, обернусь уткой, да и снесу десяток яичек. А ты потом меня обратно вынеси. И яйца не забудь захватить. Я вот котомку под них подготовил, сложишь туда. Лады?

К болоту друзья пришли, когда стало вечереть. Кубатай твердо печатал шаг, держа руку на эфесе сабли и глядя вдаль. За ним шел Иван-дурак, размышляя о пережитом. Следом плелся толмач, одной рукой держась за поясницу, а другой придерживая котомку с яйцами. Золото тянуло его к земле-матушке, но он не сдавался.

— Алеша! — завопил Иван в клубящийся испарениями сумрак. — Попович! Друг! Выходь!