Остров Русь - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 28

— Не спеши нас хоронить, Ваня, — остановил его Алеша. — Авось не пропадем.

— Как же, не пропадем. Кубатай, мудрец, одна ты у нас надежда и опора! Что делать, как действовать?

Кубатай беспомощно огляделся, потом придал лицу значительное выражение и приосанившись заявил: — В случае полной безвыходности ситуации следует взывать о помощи.

— Эх, — махнул рукой Иван. — Утешил, нечего сказать, к кому тут взывать-то?

И крикнул насмешливо:

— Ау!

— Ау! — то ли эхо отозвалось, то ли кто крикнул в ответ. Хотя, скорее, все же второе — потому как голос ответивший был женским. Иван насторожился.

— Ты эхо? — крикнул он с надеждой на обратное.

— Не-а, — отозвался некто.

— Где ж ты есть? — возликовал Иван.

— Здеся я, — раздалось совсем близко, и из-за кочки позади него высунулось зеленое, глазастое, девичье личико.

— Кто ты, девица крас... э-э-э... зеленая! — вскричал Иван радостно.

— Русалки мы болотные, — кокетливо заявила та, продолжая опасливо выглядывать из-за кочки.

— Кикимора! — догадался Алеша.

— Фу, какой невежливый, — поморщилась та. — Говорю же — русалки мы, только воды проточной не уважаем.

— Зовут-то тебя как, русалка болотная? — поинтересовался Иван, боясь, что та, обидевшись, исчезнет снова, и что есть мочи подмигнул Алеше.

— Лизаветой звать, — жеманно ответила кикимора, поднимаясь и выходя из-за кочки. — Для своих — Лиза я. И глазки потупила.

— Бедная Лиза, — сказал Алеша жалостливо. — Ты ж промокла вся.

— Какой миленький, — хихикнула Лиза, осторожно коснулась Алешиной кольчуги и тут же пальчик отдернула. — Что мокрая, то это, мон шер, для меня удовольствие одно. А за участие — мерси тебе добрый молодец, — и книксен сделала.

Алеша неожиданно порозовел, и ответил тихо:

— Я не добрый молодец, а богатырь. Алешей кличут.

Кикимора всплеснула руками:

— Ах, пардон, пардон, не извольте гневаться, уж не Поповичем ли Алешей вы будете?

— Им, — признался Алеша, краснея еще гуще.

Во время этого диалога Иван, Кубатай и Смолянин почувствовали себя неловко. Так, словно незванными в чужую комнату вошли.

— Кхе! — кашлянул Иван, чтобы привлечь к себе внимание.

— Ой, что это я все разговариваю, разговариваю, — засуетилась кикимора. — Вы ж устали небось с дороги, кушать хотите?

— Спасибо, Лизавета, но не голодны мы, ответил Иван, как мог галантно. — К Кащею мы идем. Биться. Не проводишь ли?

— Все что хочешь проси, мон шер, только не этого, — молвила кикимора. — Уж коли попали сюда — считай пропали.

— А почто так? Ты выведи!

— Выведу, и опять одной век коротать? Лучше я вас к себе на дно затяну. Будем там жить-поживать, песенки распевать, в преферанс поигрывать. Глядишь, и приглянусь кому из вас. А он — мне, стало быть. И кикиморы, между прочим, любить умеют.

— Лиза, не губи! — взмолился Иван. — Хочешь — топи нас, только на обратном пути. А с Кащеем сразиться мы должны.

Кикимора насупилась, что-то в уме прикидывая, потом сказала решительно:

— Значит так. Оставьте мне Алешу-богатыря, остальных выведу. На обратный путь свидимся. Там и порешим, отпущу я его, аль наоборот — и вас к себе заберу!

— Да ты что, Лиза, мелешь-то? — возмутился Иван. — Как же мы Алешу оставить можем? Да и сам он не согласится!

— Эх, была не была, — торопливо сказал Алеша. — Жена у меня оказалась лягушкой, будет теперь кикимора в подружках. Ступайте, братцы. На обратный путь свидимся.

— Оревуар, стало быть! — радостно взвизгнула кикимора, и тут же с Алешей вместе в топь и провалилась. А перед оставшимися путниками вздыбились из болота кочки одна за одной, прямой линией на сухое выводящие. Как не тяжко было Ивану Алешу оставлять, да не время горевать. Смахнул он слезу, да и поскакал по кочкам. Следом — Смолянин, а за ним и Кубатай, сабелькой басурманской позвякивая.

Глава седьмая, в которой победа не радует

Доскакав до сухого места, путники в изнеможении упали на траву. Отдышавшись Иван молвил:

— Что ж, друзья мои, Кубатай да Смолянин, честно скажу, спокойнее мне было бы, коль не вы а братья-богатыри со мной к Кащею пришли. Но, видать, судьбы не выбирать. Без вас-то, в одиночку, уж точно пропаду.

Сказав это, встал Иван и далее двинулся. За ним, след в след, спутники его.

Вначале шли они молча, по сторонам опасливо оглядываясь. Нет ли поблизости вражьих лазутчиков или чудовищ диковинных, агрессивных? Но враги не показывались, а молчать в дороге — самое последнее дело. Помялся Иван-дурак, да и попросил:

— Кубатай! Ты же и сам боян немножко... Не споешь ли нам былинку веселую, походную, где про путь-дорожку речь идет? Сразу нам песня сил прибавит, воевать да жить поможет, скучать не даст никогда!

Польщенный Кубатай откашлялся, погладил бородку и сказал:

— Почему бы не спеть? Баритон у меня славный, колоратура приятная. А песен я знаю — море... Сейчас...

Несколько минут он шел мурлыча себе под нос мелодию, а потом, неожиданно тонким голосом, запел:

Удивленный дурак посмотрел на Смолянина. Но и толмач, разинув рот, внимал чудной песенке мудреца. А тот, вприпрыжку, то забегая вперед, то возвращаясь к спутникам, пел:

Бесшабашное веселье охватило дурака. Не беда, что в песне пелось про неведомую страну Африку. Видать и там все, как у людей: небо и горы, кашалоты и обезьяны... Сорвав на ходу с дерева банан, немножко зеленый, но все равно вкусный, Иван подхватил песенку. А следом, не в такт, но искренне, стал подпевать Смолянин:

Спутники, не сговариваясь, остановились, обнялись, и запели припев. Вполголоса, но грозно и жизнеутверждающе:

Иван-дурак посмотрел на мудреца, смущенно потрогал его зеленые волосы, и сказал:

— Ох, полюбился ты мне, мудрец! Умен, как князь Владимир, красив, как Красно Солнышко... Если б еще волосы не зеленые были!

— Какие есть! — обиделся мудрец.

— Ладно, зеленые волосы не беда, мы не расисты, — рассудил Иван. — За песню спасибо, хоть и не все в ней понятно, но веселей на душе стало.

— Я еще много чего знаю! — похвастался мудрец. — Вот, например... В Африке несчастье, в Африке злодей! В Африке ужасный Бармалей!

— У нас тоже злодей есть, Кащей Бессмертный, — согласился Иван. — А че ты все про Африку поешь? Родом оттуда, али че?

Кубатай захихикал, глядя на Смолянина. Тот ухмыльнулся.

— Да нет, я не из Африки, — сказал, наконец, Кубатай. — Просто понравилась она мне очень, вот и выучил про нее разные песни да стишки.