Элевсинские мистерии - Лауэнштайн Дитер - Страница 36

"Целостный земной и естественный и темный человек в звездах и стихиях" — так писал в 1722 году ученик Якоба Бёме Иоганн Георг Гихтель в своей "Практической теософии"

Впереди шагают "мертвые" с девушками и женщинами, за ними — юноши с волками. Корифейка поет орфически:

Буду я Ночь воспевать, что людей родила и бессмертных,

Ночь — начало всего, назовем ее также Кипридой.

Кругом бредя, ты играешь, гонясь за живущими в небе,

Либо, коней подгоняя, к подземным богам устремляешь

Бег их и светишь в Аиде опять, ведь тобой управляет

Строгий Ананки закон, что всегда и для всех неизбежен.

Ныне, блаженная, всем вожделенная Ночь, — умоляю,

Внемли с охотой словам к тебе обращенной молитвы,

Мне благосклонно явись, разогнав мои страхи ночные!

У юношей больше оснований бояться, чем у девушек: волколюди не отстают и знай хлещут их колючками. Сползла рубаха — а иной одежды здесь не терпят, — развязались сандалии, всё тотчас исчезает, и последние из мистов уже пятятся задом, чтобы хоть как-то себя защитить. Жалобщикам достается еще пуще. Углядев одного или нескольких отмеченных Паном юношей, волки рьяно берут их в оборот, а остальные с ужасом смотрят, как на одного или нескольких нагих юношей набрасывают оленью шкуру или лоскутья бычьей кожи, мокрые от крови. Если юноша оказывается лежащим на спине, "мертвые" тотчас становятся на края кожи и награждают его болезненными пинками, насмехаясь вместе с Гомером (Од. 4): "На море пенно-широком находится остров, лежащий против Египта; его именуют там жители Фарос. Здесь пребывает издревле морской проницательный старец, равный бессмертным Протей, египтянин, — разные виды умеет он принимать и являться способен всем, что ползет по земле, и водою, и пламенем жгучим. Кожи тюленьи из вод принесла Менелаю богиня, чтобы спрятался он и старца смог удержать, который, увидя, что все чародейства напрасны, сделался тих и ответ на вопрос его дал. Старцу сему открыта минувшего бездна и грядущее как на ладони. Ты теперь, юный Протей, рвися из хватки, меняйся, старца великого дар отыщи и открой нам судеб назначенье. — Говори же немедля, кто здесь пинает тебя!"

Гермес, или его жрец, впереди всех поднимается выше в гору, снова восклицая: "Следуйте за мной!" Побитых юношей отпускают, и волки гонят их к храму Посейдона. Там у восточного входа ждет Афродита. Ее жрица зажигает огонь на открытом столообразном алтаре, делает Гермесу знак стать по левую руку, а когда воцаряется тишина, произносит:

Нити судеб прядущая наших, Клото!

Ты, о Лахёсис, дающая каждому жребий,

Третья сестра — Неизбежность-Атропос,

Будьте к мистам добры, помощью их осчастливьте!

Три темные старухи под пурпурными покрывалами выходят из дверей храма. Они несут короткую мачту с еще более короткой реей. Афродита кричит через головы мистов в темное, дикое поле:

Нету на свете убийств, не отмщенных тобой, Тисифона!

Дерзость людскую уздой ты смиряешь, Мегера!

Ты, Алекто, назначаешь возмездье сурово!

Вечные судьи, богини змеиноволосые,

Мукою тяжкой от скверны вы очищаете мир.

Промыслом вашим благим силы мистов умножьте!

Волки сквозь толпу прокладывают дорогу к алтарю еще трем жутким, темным фигурам, помогают им нести корабельный киль. Гермес подводит всех к Мойрам и ремнями прикрепляет мачту к килю. Затем волки хватают самого сильного, самого перепачканного кровью юношу, привязывают ремнем к этому сооружению — руки к штевню — и ставят его в углубление позади алтаря. Пока миста привязывают, Гермес стирает кровь, оставляя пятна лишь в местах ранений, полученных на Скамандре богами. Из поставленной вертикально связки сверху выступает киль.

Мойры и Эринии вшестером образуют на заднем плане полукруг. Афродита и Гермес стоят перед алтарем. Богиня указует мистам на окровавленного юношу, подвешенного к стойке, и восклицает: "Пророчество!" Одновременно Гермес поднимает свой жезл (длиной в половину человеческого роста и лишь с одной змеей, которая золотом сверкает на черном фоне). Некоторое время он молчит, все замирают в спокойном созерцании.

Когда Гермес опускает жезл, Афродита без светильника и без провожатых сходит с холма к святилищу Матерей-в-Долине. Шесть старух, до сих пор стоявшие за алтарем, следуют за ней в некотором отдалении. Волков больше не видно. Наверху "мертвые" и мисты вместе с Гермесом ждут у дверей храма, пока оттуда не выходит жрец Посейдона в черном одеянии. Он и Гермес отвязывают юношу, обертывают его в льняное полотнище, кладут на носилки. Двое "мертвых" поднимают носилки, двое других зажигают факелы от огня на алтаре и медленно шагают в долину, куда ушла Афродита. За ними идут Посейдон, Гермес, "мертвые" и мисты. Никто никого не погоняет. Полночь миновала.

Перед новым плаванием Персефона делает мачту килем — характер становится судьбой

Возле Метроона Афродита зажгла огонь на выложенной камнем круглой площадке — именно такие площадки служат алтарем подземным богам. Мойры и Эринии набрасывают на плечи белые плащи и приподнимают пурпурные покрывала. Ужасом от них уже не веет, к тому же они стали неразличимы. Молча восседают они на высоких сиденьях, образуя полукруг между алтарем и храмом. "Мертвые" останавливаются перед восточным фасадом, факелоносцы занимают место по бокам дверей. Старый жрец Посейдона в черном и жрица в белом входят в храм. Гермес, расставляя мистов с восточной стороны алтаря, все время присматривает за огнем. Потом он бросает в огонь ладан и молится, обратившись лицом на восток:

Форкис, рожденный Землею и морем Понтийским,

Склоняем главу мы пред властью твоей в этом месте.

Пусть дети твои страхов чрезмерных не нагоняют на мистов.

К просьбе моей, о великий, будь благосклонен.

И как бы к себе самому, пристально глядя в огонь:

Персей иль, быть может, иной из древних героев,

Что умел укротить Форкиса дщерей,

Погрузи в души мистов твой образ!

Вновь глядя на храм, он продолжает:

Рея-владычица, ты, первородного дщерь Протогона!

Летом он знойным как лев-небожитель быка задирает,

Зимою же мистам дарует спасенье.

Блаженная Крона супруга, ты любишь неистовства в громе тимпанов,

Любы тебе среди гор завыванья ужасные смертных,

Ухо твое к нам преклони этой ночью.

Мистам теперь помоги благосклонным советом,

Мирным покоем наполни их души во смерти!

Из храма опять выходит старый жрец, на сей раз в белом, с золотой эгидой и в пурпурном плаще. Гермес раздувает огонь. Старик — теперь это Кронос-Дионис-Плутон — сдергивает с носилок покров, поднимает юношу, набрасывает на него пурпур и ведет в храм. Там они расспрашивают друг друга о загадках обрядов нынешней ночи, в той мере, в какой открывается дух юноши. Эти тайны мы оставим им.

Гермес делает мистам знак подойти к шести тронам между алтарем и храмом. "В священной робости спросите о судьбе земного круга, города, а уж потом — о вашей собственной", — говорит он. Начинаются тихие, вполголоса, беседы.

Сведущая в судьбах жрица — любая из шести — прежде всего, как правило, спрашивает: "Что ты видел?" Ответ может быть каким угодно. Если в нем, сколько бы ни варьировался вопрос, не будет ничего особенного, жрица скажет: "Ступай к Пану и брось жребий у твоего сатира!" Так мисты поодиночке идут к выходу. Сатиры следят, чтобы никто не сбился с пути.