Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 50

Светлана, недоверчиво косясь на мать, отправилась собираться. Конечно, мама могла придумать зацепку, поддержать ненаглядное чадо. Но вдруг не придумала? Вдруг правда? Неспроста же такой сон приснился? Яркий, реальный до жути. Обычно сны у Светланы через пять минут после пробуждения начинали таять в памяти, терять чёткие контуры и большую часть деталей, оставляя лишь смутные ощущения. Этот держал во власти цепко, не уходил, всеми своими подробностями продолжал волновать. И робкая надежда поселилась в сердце. Так хотелось верить маминым словам, так хотелось.

Она оделась поприличнее. Подкрасилась. Волосы щипцами подкрутила. Словно Юрка мог её видеть в этот день, оценить и от одного её нарядного вида начать поправляться. Если бы Юрка увидел, то непременно оценил. Сказал бы одобрительную фразу. Подмигнул бы. Не то, что Скворцов. Который и не Скворцовым вовсе должен зваться, а Курицыным. Увидел Светлану и раскудахтался:

- Ты куда намарафетилась, ворона? Не в театр идём, в больницу.

- Сам ты ворона, - беззлобно отмахнулась Светлана. - А я очень даже симпатичная молодая женщина.

Хотела обидеться, но передумала. Для чего обижаться? Давно надо привыкнуть. От Лёхи доброе слово услышать - до морковкиного заговенья ждать придётся.

- Ворона ты и есть, - пробубнил Скворцов, - В павлиньих перьях.

- А может, у меня повод есть в павлиньих перьях покрасоваться?

- Интересно, какой? - озлобился Лёха. - Дрон загибается, а ты повод для веселья нашла?

Как он её в ту минуту ненавидел. Аж трястись начал. Светлана внимательно смотрела ему в глаза. Сказать? Не сказать? Не поверит ведь. Пошлёт куда подальше. Обидных слов наговорит столько - чёрт на печку не втащит. И таки не смогла не поделиться своей надеждой, радостью. Не удержалась, выпалила:

- Мне, Лёш, сон приснился хороший!

- Какой такой сон? - поразился Скворцов. - У тебя, Кравцова, с горя крыша поехала? Я тебе про Фому, ты мне про Ерёму.

- Говорю тебе: хороший. Понимаешь? Хороший.

- Ну вот. В огороде бузина, в Киеве дядька, - окончательно разгневался Лёха.

- Не злись. Мне сон приснился, что Дрон выживет.

- Чего? - Лёха резко к ней повернулся.

Мама не придумала. Оказывается, мужчины тоже в вещие сны верят. Но признаваться не хотят. Стыдятся. Лёха всю дорогу вытрясал из Светланы подробности. Сомневался. Говорил гадости. Ёрничал. Вновь возвращался к обсуждению подробностей. Сам пытался толковать сон. Про Фрейда вспомнил. Постоянно переспрашивал: “А ты точно знаешь?”. И наконец выдал:

- Хрень одна все эти ваши сны. Дурь бабская.

Но, тем не менее, повеселел, краешком губ улыбнуться соизволил. Они стояли уже посреди больничного двора, перед одним из корпусов. Не знали, куда идти, где искать нужное отделение. Как назло, больничный двор был пустынен. Хоть бы медработник какой промелькнул или приживалы больничные. Пришлось минут двадцать потратить, разбираясь в хитросплетениях местоположения корпусов и отделений. Наконец они добрались до нужной реанимации, до той самой двери, за которой находился Дрон.

Они шли по коридору первого этажа, когда заметили родителей Дрона, смирно сидевших на удивительно длинной банкетке. До того Светлана видела их несколько раз мельком. Вряд ли бы узнала, приди одна. Но Скворцов весь как-то подобрался, повиновател всем своим обликом. Она сразу догадалась: родители Юрки. Ей вспомнилось, что это Дрон от Лёхи домой возвращался, когда в переплёт попал. За девушку заступился. Разогнал хулиганов. Красавицу спас, а сам не уберёгся. До припаркованной на соседнем углу машины дойти не успел. Через сто метров от места драки на него напали сзади, огрели куском металлической трубы по голове. После избивали лежащего Юрку той же трубой, ногами, чем придётся. Спасибо, до смерти не убили, беспредельщики поганые. Спугнул их кто-то. Нашлась добрая душа, вызвала “скорую”. Только Скворцов здесь совсем не причём. Дрон в любое время и в любом месте мог на беспредельщиков наткнуться. С его-то способностью кидаться на помощь людям без рассуждений. Зря Лёха терзается чувством вины.

Терзаемый напрасным чувством вины Лёха тем временем медленно приблизился к родителям Дрона, тихо, еле слышно поздоровался:

- Здравствуйте, Полина Ивановна, Петр Григорьевич. Ну, как? Что?

Светлана тоже поздоровалась. И стояла молча, не зная, что нужно сказать.

- Светочка, - неожиданно слабо улыбнулась Полина Ивановна. - Как хорошо, что и вы здесь.

Она была бледна до прозелени. При том удивительна спокойна. Спокойствием смертельно уставшего, вымотанного до предела человека. Спокойствием человека, потерявшего надежду. И надо же? Светлану помнила. Непостижимо. Не до приятельниц Дроновых ей, верно, сейчас.

Пётр Григорьевич неторопливо объяснял Лёхе положение дел. Похоже было, состояние Дрона немного улучшилось. Иногда он на несколько минут приходил в себя. Девушку какую-то звал.

- Наталью, вероятно, - вздохнула Светлана.

Полина Ивановна и Пётр Григорьевич, оба разом недовольно посмотрели на неё. Лёха с натугой раскашлялся, взглянул красноречиво: ну, ты, мол, Кравцова, и дура. Ей стало неловко. Плохую память оставила о себе Натка. Светлана могла бы сообразить, не напоминать бестактно. Спеша загладить невольную вину, сообщила:

- А мы вот яблоки привезли, апельсины, творог, сок.

- Нельзя ему ничего, - Полина Ивановна отвернулась. Заметно было, как она старается не допустить слёз.

- Сейчас каждые два часа изменения наблюдаются, - Пётр Григорьевич попытался говорить бодрым тоном. Вместо бодрого тона получилось едва внятное бормотание. - Да вы и сами можете у врача спросить. На звонок нажмите и врач выйдет.

Светлана и Лёха одновременно повернулись в ту сторону, куда подбородком указал Пётр Григорьевич. Вот она, заветная дверь. Металлическая, тяжёлая. Почти как в военном бункере. И звонок. Мирный электрический звонок. Никакой информации, вопреки слухам, на двери не висело. Рядом с дверью тоже. Светлана испугалась отчего-то. Жалобно взглянула на Скворцова. Лёха помедлил и нажал-таки на кнопку звонка. Сразу же отошёл назад. Мог и не торопиться. Ждать пришлось минут десять. Потом дверь приоткрылась. Выглянул врач. Армянин - не армянин, непонятно. Не русский точно, явный кавказец. Спросил с лёгким гортанным акцентом резко и неприязненно:

- К кому?

- К Дронову, - быстро проговорил Лёха.

- Информацию даём только близким, - отрезал врач. Лёха растерялся. Светлана наоборот заторопилась:

- Мы близкие. Мы очень близкие.

Врач тут только заметил её. Быстро окинул взором. Чуть заметно усмехнулся.

- Передачу принесли? Можно только минеральную воду и памперсы, да?

Памперсы? Лёха со Светланой переглянулись. Подумать о памперсах не догадались как-то. Да и какого размера нужны памперсы для Юрки? На слона?

- Есть у вашего Дронова памперсы, есть, не переживайте. Родители принесли. Но дня через два ещё понадобятся, да?

- А… а как он себя чувствует? - робко поинтересовалась Светлана. Этот резковатый и, видимо, любивший скорости врач пугал её.

- Хорошо себя чувствует, да? Жить будет, красавица, мамой клянусь. Не плачь, да? После девятого мая в общую палату переведём.

- Спасибо, - пролепетала она, краснея. Слишком заинтересованным, откровенным мужским взглядом смотрел на неё врач. И ошибся, явно приняв за невесту либо гражданскую жену Дрона.

- Не за что. Медсестра выйдет, минералку заберёт, да? А вы, молодые люди, лучше стариков отсюда заберите.

Родители Дрона, до того сидевшие тише воды, ниже травы, зашевелились, заканючили жалобно:

- Гарик Геворкянович, мы тихо, мы не мешаем.

- Вы посмотрите на них, да? - возмутился Гарик Геворкянович. - Зачем вам здесь сидеть? Позвонил по телефону, узнал новости, отдыхай. Нет, ездить надо, да? Хорошо. Приехал раз в день, два раза. Со мной поговорил, да? И отдыхай. Нет, ездят, ездят. Сидят здесь с ранний утра до поздний вечер, да? Думают, толк выйдет. Думают, их сидение здесь поможет, да?