Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 43

- Не понимаю, как у вас сил хватает, - однажды не утерпела Светлана. - Откуда вы столько любви черпаете?

Ольга Александровна на секунду лишь задумалась, сдвинув красивого рисунка брови. Ответила солнечно:

- Любовь - штука странная, знаете ли. Сколько ни отдавай, всё назад возвращается. Если это любовь, конечно, а не мираж, не обман чувств. Даже когда невзаимно любишь, готов со всем миром поделиться. А уж если, как у нас с Константином Алексеевичем, две любви складываются, то через край бьёт. Разве вам в моменты счастья никогда не хотелось поделиться им с первым встречным?

Хотелось. Светлана с удивлением вспомнила два месяца перед свадьбой с Алексеем. Действительно, счастье переполняло её, било через край. Им и впрямь хотелось поделиться со всяким встречным. Только… очень быстро исчезло куда-то такое желание. Как, впрочем, и ощущение счастья.

- Но ведь у других людей совсем иначе? Не так?

- Если настоящая любовь, то так. Это чувство безмерно. Его на целую толпу может хватить.

- Значит, настоящая любовь - очень большая редкость, - задумчиво проговорила Светлана больше для себя, чем для Ольги Александровны. Та ласково усмехнулась с едва заметной жалостью высшего посвящённого к осваивающему азы неофиту.

- Каждому в жизни даётся шанс.

- Нет, - Светлана покачала головой. - Редко кому. Девяносто девять процентов вообще без всякой любви обходятся. Некоторые её искать-то перестают.

- И тем не менее, - Ольга Александровна тряхнула коротко стрижеными седеющими волосами. - Каждому судьба даёт возможность.

- Только счастливых людей единицы, а несчастных - миллионы.

- Хм… здесь не любовь, не судьба тому причиной. Люди сами виноваты.

- Как это?

- По-разному случается, - Ольга Александровна вздохнула, словно вспомнила что-то нелёгкое из своей жизни. - Эгоизм, слабость натуры, расчёт, комплексы всякие. Системы ценностей у людей разные. Поверьте, мне многое пришлось увидеть, понять. Одни боятся любви. Слишком многое она требует отдать, ничего не обещая взамен. Боятся и сбегают. Другие невнимательно смотрят. Знаете, эдак целеустремлённо вперёд взгляд направляют. Точно знают - их любовь там, за горизонтом, как в одном старом шлягере пелось. А она в тот момент совсем близко, рядышком. Только руку протяни. Идёт бок о бок, ждёт, когда её, бедную, заметят. Не дожидается обычно, умирает. Случается, некоторым вот именно сейчас не до любви, потом когда-нибудь. А пока надо погулять вволю или карьеру делать, или иной какой интерес справлять. Ещё бывает, что продают её. За блага и выгоды.

- Это, если говорить о любви между мужчиной и женщиной, - упрямо тянула своё Светлана. - А если о любви в широком смысле? В самом широком?

- Любовь всегда надо понимать в широком смысле, - засмеялась Ольга Александровна. - Некоторые путают страсть, желание обладать с любовью.

- А разве не так?

- Любовь только тогда действительно любовь, когда стремится в первую очередь отдать, а не взять. Она дарит и ничего не требует взамен, потому что дарить для неё - - счастье. Ваши родители, наверное, для вас всё готовы отдать?

Светлана согласно кивнула.

- И что они просят взамен?

- Ничего. Лишь бы я была счастлива.

- Значит, они вас по-настоящему любят.

Странный то был разговор. В тесном коридорчике, где взгляд упирался поочереди в засаленное пятно на обоях, в сношенные, чинёные-перечинёные туфли, в длинные деревянные костыли с коричневыми подушками для подмышек. Видимо, Константин Алексеевич - очень высокий человек, раз костыли такие длиннющие.

Странный разговор тот, тем не менее, долго не выходил у Светланы из головы. Изо дня в день она обдумывала его, мысленно то споря с Ольгой Александровной, то в чём-то соглашаясь с ней. И сама не замечала, как меняется её душа. Незаметно, миллиметровыми шажками меняется. А, следовательно, менялось поведение, менялись слова, интонации, жесты, выражение глаз. Столь сильного положительного воздействия, какое оказывали на неё Ольга Александровна с Павликом, она никогда раньше не испытывала. И ей ни с кем не хотелось делиться новыми впечатлениями, ощущением радости, потихоньку, мизерными дозами проникавшим в глубь её существа. О, как далека она ещё была от цели, ненароком очерченной для неё Ольгой Александровной. Даже с Люськой не собиралась Светлана делиться новым в своей жизни. А между тем, Люська постепенно занимала рядом то место, которое раньше принадлежало Мальковой. Иногда Светлане казалось, что можно бы поделиться с Дроном. Дрон поймёт. Он, кстати, немного смахивал на Ольгу Александровну всем своим поведением. Ему была доступна любовь в самом широком её смысле. В узком, наверное, тоже. Достаточно вспомнить Наталью. Дрон наверняка бы пришёлся ко двору. А Лёха Скворцов мог отогреться возле Ольги Александровны. И Павлику могла польза выйти. Но нет. Ни с Дроном, ни тем более с Лёхой Скворцовым Светлана пока делиться не собиралась. Не была готова. Процесс отказа от принципов “хочу”, “дай” и замена их на “возьми, мне не жалко” шёл трудно, со скрипом. А всё-таки шёл. Сама Светлана его не замечала. Замечали окружающие. И так же медленно, постепенно изменяли своё к ней отношение. Чаще Люська торчала у Светланы в кабинете. Чаще заглядывали туда же Галина Ивановна, новый социальный педагог Лариса, завуч начальных классов Розалия Борисовна, кое-кто из молодых учителей. Чаще под разными благовидными предлогами рядом оказывался Павел Николаевич. Тяжесть последних недель учебного года скрадывалась для Светланы новыми ощущениями. Улыбнуться миру - это хорошо. Улыбаться часто и вовсе замечательно.

- Чему ты теперь всё время улыбаешься, ненормальная? - ворчала Люська, которая, по мнению Светланы, улыбалась миру гораздо чаще.

- А что, нельзя? - посмеивалась Светлана, ничуть не обманутая хмурым видом приятельницы. У Панкратовой семь пятниц не на неделе, на дню случались. Настроения порой сменялись мгновенно.

- Смех без причины - признак дурачины.

- По себе судишь? - Светлана хитро посматривала на Люську. - Не судите, да не судимы будете.

- Ага, давай… Ты мне ещё что-нибудь из Библии процитируй.

Поводов ворчать у Люськи всегда хватало. А она себе новый изобрела. Заметила некоторый интерес Дубова к Светлане. Удовольствие от данного факта вместе со Светланой разделять не желала. Павел Николаевич ей не нравился. Настораживал. Нет, сам по себе он ей нравился. Но не в качестве приложения к Светлане.

- Я смотрю, наш мозговой трест вчера тебя охмурял полчаса.

- Охмурял? - тут Светлане стало ясно, отчего Люська брюзжать начала. - Слово-то какое выкопала. Он просил меня перевести ему один текст. Ничего более.

- Точно? - Люська, подобно строгой мамаше, требовательно всматривалась в лицо Светлане.

- Точно.

- Смотри, Светка, наплачешься!

- Да почему?

- Не тот он человек. Нутром чую. Старый зануда.

- С чего ты взяла?

- Так… - Люська неопределённо пожимала плечами. - Ощущаю. Но можно и по-другому. Вот раскинь умишком своим убогим. Мужику лет сорок. В самом соку, что называется. Так?

- Так, - Светлана, не обидевшись на едкую характеристику своих умственных способностей, с интересом следила за тем, как Люська демонстрировала прославленную панкратовскую логику.

- Хорош собой до чёртиков. Так?

- Ну… - теперь неопределённо повела плечами уже Светлана. - Приблизительно.

- Так или не так?

- Да так, так.

- Умён. С этим ты спорить не будешь?

- Не буду.

- Образован. Воспитан. Наши бабы от его манер на радостях в обморок падают.

- Ну, - Светлана изо всех сил сжала губы, чтоб не расхохотаться, настолько смешно выглядели и сама Панкратова, и её рассуждения.

- А ты не “нукай”, не запрягла, - рассердилась Люська. Обиженно надулась. У неё и обида выглядела уморительно.

- Дальше-то что?

- Что, что. Человек весь из сплошных достоинств состоит, а женщины рядом с ним нет.

- Если он официально не женат, это не значит, что рядом с ним вообще женщины нет, - весёлость начала постепенно оставлять Светлану. Она иной раз задавалась вопросом, существует ли у Павла Николаевича какая-нибудь… допустим, подруга. Пожалуй, определённый резон в словах Люськи всё-таки присутствовал.