Багряная игра - Муркок Майкл Джон - Страница 38

Все, что мог Роффрей, - не дать погасить эту искорку, пока он, обливаясь потом, отражал боевые колонны звука, огромную гудящую волну запахов в стонущем непокое цвета.

И в такт с происходившим на поле боя кроваво-красное месиво восприятия наплывало и откатывалось, содрогалось и вздымалось во всем замученном естестве Роффрея; оно броском проскакивало нервные волокна, походя оскверняло клетки коры мозга, терзало синапсы, перемалывало тело и мозг в бесформенную, никчемную, желеобразную массу навязанных извне ощущений.

Кроваво-красное… Теперь не существовало ничего), кроме кроваво-красного визга, текучего, ледяного, зловонного вкуса и парализующего чувства предельного отвращения к себе, которое прокрадывалось повсюду, в каждую трещинку и закоулок его сознания и индивидуальности,- и ничего так не хотелось Роффрею, как отряхнуть все это, бежать куда глаза глядят.

Но он уже попался вкроваво-красную западню, и для побега ему был оставлен единственный путь- отступать коридорами времени, чтобы удобно свернуться калачиком во чреве…

Искорка вспыхнула, на момент к Роффрею полностью вернулся рассудок. Он увидел обливающиеся потом, сведенные напряжением лица коллег-операторов. Увидел искаженное судорогой лицо Толфрина и услышал его стон, увидел худую руку О'Хара на своем плече и проворчал что-то в знак благодарности. Взглянул мельком на крошечный экран, мерцающий от пляски графиков и пульсаций света.

Рука его потянулась вперед, к блоку управления, бородатое лицо породило некое подобие кривой улыбки, он заорал:

- Кошки…

…Карабкаются по вашим хребтам, рвут когтями нервы. ..

…Прут валы грязи. На дно, твари. Тоните!

Сами по себе слова не играли большой роли, да это от них и не требовалось, они высвобождали эмоции и впечатления собственного сознания Роффрея.

Теперь нападал уже он. И оружием были те же эмоции и впечатления, которые посылали враги. Он уже кое-что понимал в их возможной реакции: несколько впечатлений, внушенных чужаками в их атаке, были лишены смысла в сенсуальном мире Роффрея. Ихон и отбрасывал силой воли назад, в чужаков, и одновременно, в страшном ритме бешено работающего сознания, занялся возведением собственной надежной защиты.

Для начала он отослал назад ощущения кроваво-красного: они, очевидно, соответствовали своеобразной разведке боем н служили основой для собственно Игры. Почему так заведено, он пока не понимал, но обучался Роффрей быстро. Чему-то он уже научился - в частности, понял, что в ходе Игры роль рассудка невелика, что оружием должен служить инстинкт. А копаться в результатах сейчас не время, позже ими займутся эксперты.

И вдруг он почувствовал, что истерия спала и в помещении стоит тишина.

- Стол! Стол, Роффрей! Раунд окончен, они победили. Боже, у нас и надежды не осталось!

- Победили? Я не закончил…

- Взгляните сюда.

Несколько Игроков, лишившихся разума, ползали по полу, мяукая и пуская слюни. Остальные скрючились в позе утробного плода. К ним на помощь бежали медики.

- Мы потеряли семерых. Значит, победили чужаки. Мы выбили, по-видимому, пятерых. Не так уж худо. Вы почти дожали соперника, Роффрей, но они вовремя отступили. Возможно, вам еще представится случай. Для дебютанта вы выступили исключительно удачно.

Они обернулись к Толфрину; тот был без сознания, но это не беспокоило О'Хара:

- Дешево отделался.. Похоже, вырубился на минутку, всего-то и дел. Думаю, теперь, когда он побывал в Игре, на раунд-другой сил у него вполне хватит.

- Это было… мерзко,- сказал Роффрей.

Его тело было сведено напряжением, нервы расстроены, голова раскалывалась, сердце выскакивало из груди. Даже О'Хара ускользал у него из фокуса зрения.

Выглядит неважно, решил О'Хара, достал из кармана коробочку со шприцем и вкатил Роффрею укол, прежде чем тот успел запротестовать.

И Роффрей стал отходить. Усталость еще чувствовалась, но тело понемногу расслаблялось, да и головная боль стала более терпимой.

- Такая она, значит, эта Кроваво-красная Игра,- заключил он минуту спустя.

- Какая есть,- сказал О'Хара.

Зелински просматривал материалы, представленные ему Манном.

- В этом определенно что-то есть,- сказал он.- Не исключено, что Призрак особым образом влияет на сознание людей, приспосабливая его к отпору атакам чужаков.

Он оторвался от бумаг и поискал глазами Цуня, колдовавшего с оборудованием где-то в углу лаборатории:

- Вы говорили, что первый раунд лучше других перенес Роффрей?

- Точно,- подтвердил миниатюрный монголоид.- И главное, по собственной инициативе перешел в атаку. Такое не часто бывает.

- Да, есть ли у него какие-то особенности, нет ли, человек он ценный,- согласился Зелински.

- Так что вы думаете о моих соображениях? - Манну не терпелось получить "добро" на развитие собственного направления исследований.

- Занятно,- ответил Зелински,- и все же недостаточно конкретно для обсуждения. Пожалуй, стоит договориться о встрече с Роффреем и Толфрином и расспросить подробнее, что с ними происходило на Призраке.

- Попросить их зайти? - осведомился Цунь.

- Уж не сочтите за труд! - после знакомства с записками Манна Зелински явно помрачнел.

…Мери выплывала из хаоса, беспорядка, сумятицы - и хаосом этим было ее обращенное в руины сознание. Сама того боясь - в минуты просветления ее всегда мучила мысль о собственном безумии, - она попыталась задержаться на этом островке здравого рассудка.

И вдруг смятение прошло. Она лежала, и перед глазами не было ничего - ни зрелища взбаламученного мироздания, ни кошмарных тварей, ни опасности. И слышала она только тихий звук шагов совсем рядом.

Очень осторожно стала она возвращаться мыслями к прошлому. Извлечь из хаоса памяти представление о времени удавалось с трудом, казалось, чуть не всю жизнь она прожила в каком-то водовороте, заполненном бессмысленными действиями,- пилотировала корабль, открывала воздушные шлюзы, писала в блокноте уравнения - а те куда-то уносились и бесследно пропадали.

Там были периоды, когда хаос водоворота стихал, периоды здравомыслия, когда она хоть и подходила к самой границе безумия, но не переступала ее.

Там был первый ее визит на Призрак, куда она отправилась, понадеявшись на приобретенные в Голунде знания. Там была посадка в Энтропиуме, а после - сумбурный полет в пространстве, где вместо законов - непостоянство и непоследовательность; никчемная посадка, находок никаких; она еще контролирует свой разум, но он вот-вот сдаст; и, наконец, полет на Рос, где сознание окончательно покинуло ее. Только тепло, беззлобное, бесплотное тепло… Потом прочь с Роса - как это было, ей никогда не удавалось вспомнить, назад, в Энтропиум; там какой-то человек расспрашивал ее - человек, назвавшийся Ринарком,- а кошмар полубезумия был в конце концов сметен катаклизмом, обратившим Энтропиум в руины; рывок к хозеру, аварийная посадка на мирной планете - Экиверше, кажется? - там передышка, отдых, затем на Рос… и там хаос… тепло… хаос…

Почему?

Что заставляло ее вновь и вновь возвращаться на Рос, ведь с каждым разом она по капле расточала рассудок? Нет, последний раз был особым, стал для нее поворотной точкой - она, как бы завершая полный цикл, пустилась в обратный путь, к разуму. Там, на Росе, она встречалась с бестелесными светящимися созданиями, они говорили с ней. Нет, это, пожалуй, была галлюцинация…

Со вздохом облегчения она открыла глаза. Над ней склонилась Уиллоу Ковач. Мери узнала женщину, которая ухаживала за ней, и улыбнулась.

- Где мой муж? - спокойно спросила она; черты ее лица разгладились.

- Ну как сейчас, получше? - Улыбка Уиллоу была грустной, но Мери знала: Уиллоу расстроена не из-за нее.

- Намного. А Адам?..

- Его забрали участвовать в Игре,- Уиллоу в двух словах рассказала обо всем, что ей было известно.- Он собирался вскоре связаться с нами.

Мери кивнула. Она чувствовала себя отдохнувшей, умиротворенной, ужас ее безумия стал уже смутным воспоминанием, которое она отгоняла все дальше и дальше. Больше не повторится, думала она. Так было, но теперь я здорова. И так было в последний раз. Ее клонило в сон, глубокий сон здорового человека.