Участковый - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 51

Очень скоро стало заметно, что каждый рой ведет себя как отдельное существо: особи разных стай если и смешивались случайно, то стремились как можно быстрее вернуться в свой строй. Формы роев менялись, но вовсе не хаотично – нетопыри вели себя слаженно, то вытягиваясь во фронт, то группируясь, то раздувая объем до размеров небольшого облака, то сжимаясь в плотный кулак. Угорь слышал, как справа от него с омерзительным чавкающим звуком когти вампира входят в плоть атакующих мышей, видел, как слева взмахи светящегося кнута отсекают летунам крылья, разрывают их напополам. Он и сам, шараша с обеих рук, несколько раз попал в самую гущу нападавших – трепыхающиеся тельца вспыхивали на лету и сгорали дотла, не успев упасть в сухую траву. Но было совершенно непонятно, так ли серьезен урон – рои, лишившись нескольких особей, не потеряли маневренности и яростной нацеленности на врага. Более того: если вначале им явно недоставало практики ведения боя, поскольку все их прошлые жертвы особо не сопротивлялись, то теперь они уже сообразили, как подстроиться под особенности противостоящих им Иных. Вампир движется стремительно, размазываясь в тень, но удобнее всего ему сражаться с противником, соответствующим ему в росте, – значит, этот рой будет держаться чуть ли не на уровне коленей. Кнут ведьмака беспощаден, но им невозможно хлестнуть себе за спину – значит, рои возьмут его в кольцо и будут атаковать одновременно со всех направлений. «Катюша» Евгения скорострельна, но слишком велик риск выпустить пару шариков в сторону союзников – значит, твари расположатся именно так, чтобы риск возрос на порядок.

Скорости им было не занимать, а большая численность позволяла наносить удары исподтишка. Стоило отвлечься на основную группу, слаженно, будто косяк мелкой рыбешки, меняющую направление, резко уходящую вверх, «раскачивающую» дозорного влево-вправо, стоило прицелиться, как тут же из темноты с неожиданной стороны возникала особь, мчащаяся прямо в лицо или чиркающая по рукам и плечам острыми, словно рыболовные, крючками, торчащими из передней кромки крыльев. Несколько раз Евгения задело по щекам и лбу, внешняя сторона ладоней была исполосована гораздо серьезнее, а один из нетопырей умудрился впиться зубами в бедро, прокусив брюки. Плотная куртка уже зияла многочисленными прорехами. Кровь капала с ладоней и заливала глаза, и это, казалось, доводило оборотней до исступления. Тряпичными лоскутками, полоскаемыми сильным ветром, взмывали они вверх, ловя отсвет костра кожистыми крыльями, зависали там на мгновение и обрушивались вниз. Их крохотные глазки блестели, возвращая отраженные вспышки кнута и файерболов, и казалось, что сотни звезд одновременно решили упасть на землю. Харламову приходилось так же туго, а что касается Гущина – вряд ли он чувствовал боль от царапин и укусов, но и с задачей справлялся хреново.

Навалилась усталость, а попытки роев сломить вторгшихся чужаков не прекращались. Оружие, изначально показавшееся Евгению таким удачным для кучных мишеней, себя не оправдывало, рваный, дерганый полет каждой твари лишал большинство выстрелов точности. Скольких из шести десятков, напавших на него персонально, Угорь обратил в пепел? Пятнадцать? Двадцать? Несоизмеримо мало в сравнении с тем, сколько энергии он затратил! Знать бы еще, как действуют на оборотней потери. В какой момент чудовище прекратит существование? Когда в рое останется меньше половины особей? Или когда не останется ни одной? С привычными, «нормальными» оборотнями таких вопросов не возникало: отрубил вервольфу переднюю лапу – стало быть, и в человеческом облике он соответствующей руки лишился. Руку он, конечно, снова отрастит, но в текущем бою будет действовать без нее. Или сдастся, если, скажем, с обеими лапами попрощается. А уж если голову с плеч, то и гадать не нужно. А тут-то что происходит? Если сейчас оборотни, противостоящие Евгению, примут свою реальную, человеческую форму, как будут выглядеть раны, повреждения? Вот эта, с пронзительным писком вспыхнувшая тварь – какой частью тела своего хозяина являлась? Или никакого соответствия искать не нужно, и даже из одной летучей мыши после обратного превращения получится целый – в смысле, полноценный – человек, только чрезвычайно изможденный, измордованный до полусмерти? Ах, как бы хотелось знать! Только раньше у Евгения это желание было исключительно из любопытства, в целях пополнения личного опыта, расширения кругозора и накопления полезной для других информации. Сейчас о подобной ерунде ему не думалось, он отмахивался, отстреливался, уворачивался и мечтал, чтобы все это поскорее прекратилось. Потому что «Катюша» выжала его силы почти без остатка, и скоро «боеприпасы» закончатся, и ничего более подходящего в его арсенале нет, и знает он только один способ, как завершить бой. Но способ этот был настолько жестоким, что прибегнуть к нему Светлый мог бы только в самом крайнем случае.

Метался по поляне вампир; раздраженно взвизгивая, он скользил, почти летал над самой травой параллельно земле, потому что только так мог достать смекалистый рой. От души ухая, рассекал темноту бичом Харламов. «А ведь они сейчас убивают своих! – вдруг осознал Евгений. – Низших, потерявших контроль, нарушивших закон, съехавших с катушек, напавших первыми – но своих! Каково это?» Он не представлял себе, что в его привычном мире однажды могла бы возникнуть ситуация, когда один Светлый будет убивать другого Светлого, и делать это будет самозабвенно, до верного, молодецки ухая и раздражаясь из-за промахов.

Качашкин, про которого он совершенно забыл, вдруг мелькнул у палатки. Хитрая и умная попытка. Тот оборотень, что до сих пор не показал носа, мог быть старшим, мог быть трусом, мог быть «засадным полком» или иметь какие-то другие веские основания не вступать в бой – его можно было попробовать взять живьем. Наверное, у руководителя Дневного Дозора все получилось бы, но оборотни вдруг изменили тактику – они разом напали на Харламова, все пять роев. Как бы ни были они потрепаны, Темный дозорный тоже намахался до упаду, и такой неожиданный мгновенный перевес не сулил ему ничего хорошего. В том месте, где он только что стоял, образовался темный бурлящий шар из сотен омерзительных тварей. Ведьмак дико заорал.

– Убери Гущина! – крикнул Угорь, сплетая заклинание.

Качашкин быстро сообразил, что собирается сотворить Евгений. Убирать вампира с поляны он, разумеется, не стал, зато шустро накрыл его непроницаемым щитом. На свою беду, воспользовавшись тем, что Качашкин отвлекся, последний оборотень перекинулся и брызнул из-под полога еще одним роем. Темный вдогонку запустил «фриз», но клочки подхваченной ветром измятой черной копирки были уже далеко от него. Угорь сплел «отрицание чуждого» и со всей дури врезал по трепыхающемуся шару, в сердцевине которого корчился ведьмак. И – из-за спешки, конечно, потому что Харламова нужно было выручать немедленно, – немножко перестарался. Совсем чуть-чуть, но заклинание зацепило и последний, спешащий на подмогу рой. Нетопырей сдуло – и из реального мира, и из Сумрака. Никаких раненых, никаких пленных, никакой информации. Дозорный плюхнулся на задницу. Все.

Пока «жигуленок» Качашкина, буксуя, чихая, задыхаясь и не застревая намертво исключительно благодаря парочке хитрых шоферских заклинаний, вез оба Дозора в сторону города, Угорь пытался поймать за хвост ускользающее воспоминание. На злосчастной поляне ему почудилось, что кто-то наблюдает за дракой сквозь Сумрак. Тогда, в горячке боя, он мельком решил, что это мог быть либо Качашкин, либо прятавшийся в палатке оборотень. Подобное казалось очевидным. Теперь Евгений сомневался. Слишком холодным было любопытство наблюдателя, без вовлеченности, без мандража перед возможным исходом сражения. Обладает ли руководитель Темных такой выдержкой? В состоянии ли был оборотень интересоваться реальной схваткой, будто скучным кинофильмом? Тому и другому вот-вот предстояло вступить в битву, так был ли смысл разыгрывать равнодушие? Не-ет, там явно был кто-то еще! Может, не так близко, как показалось, и все же внимание постороннего существовало не только в воображении оперативника.