Участковый - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 43

– Не-не-не! – попятился Ленька, по-прежнему улыбаясь.

– Ну и иди к черту!

– Как скажешь, хозяин! Как скажешь…

Глава 2

Без чего-то десять, как раз когда участковый оперуполномоченный Денисов направлялся на работу, в колхозной конторе аккурат напротив милицейского кабинета распахнулось настежь окно, в окне показался взъерошенный председатель колхоза «Светлый Клин». Строго попросив старика и старуху Агафоновых, занятых привычной утренней перебранкой, сдвинуться левее, Семен Семенович энергичными жестами привлек внимание Федора Кузьмича. Ежели судить по жестам, то Денисова звали к телефону, а ежели по взъерошенности председателя – то дело, по которому звали, образовалось нехорошее. Поразмыслив над этим секундочку, участковый вздохнул. Центр села, еще недавно гудевший под ногами от монолитной твердости, нынче напоминал шоколадное мороженое, полчаса простоявшее в вазочке вне холодильника: остроугольными холмиками вздымались самые неподатливые ледяные комья, а вокруг – жижа. Уж и опилками ее засыпали, и щебенкой, и доски крест-накрест клали, но стоило пройти паре тяжелых тракторов – и не видать ни досок, ни щебня.

Оскальзываясь и рискуя оставить сапоги в хлюпающей грязи, участковый кое-как перебрался на другую сторону, остановился возле окна и, бровями поздоровавшись с конторскими, протянул руку внутрь. Кто-то услужливо вложил в его ладонь трубку на длинном шнуре.

– У аппарата! – пробасил Денисов, заранее недовольно сопя.

– Здравия желаю, Федор Кузьмич! Гаврилов беспокоит! – раздался в трубке бодрый голос вьюшкинского участкового. – В кабинет к тебе не дозвонился, пришлось колхоз побеспокоить.

– И тебе не хворать, друг ты мой сердечный! – пробурчал в ответ Денисов. – Чем огорошишь с утра пораньше?

– А может, и не огорошу, – откликнулся Гаврилов. – Вдруг ты наперед мне все расскажешь?

– Ну?

– Скажи-ка мне, Федор Кузьмич, не ведет ли кто у вас в селе масштабного строительства? Не завозились ли вчера-сегодня материалы? Или, может, отгружался кто-нибудь на вашей пристани?

Денисов чуть-чуть подумал, потом участливо спросил:

– Много свистнули?

– Порядочно, – неохотно признал Гаврилов. – Полторы тонны кирпича, двадцать кубов строевого леса, ну и так, по мелочи…

Денисов еще немного подумал.

– Пилорама с утра молчит.

– Уже хорошо, – согласился участковый из соседней деревни. – Про остальное узнаешь?

– Узнаю. Отзвоню.

Участок лейтенанта Гаврилова включал в себя два населенных пункта, отстоящих друг от друга всего лишь на три километра, что по сибирским меркам и за расстояние-то не считается. В одном из них, деревеньке Кедровке, участковый жил, в другом – собственно, во Вьюшке, – располагалось служебное помещение милицейского инспектора. Логичным было предположить, что Гаврилов, прежде чем звонить Денисову, успел и на стройке побывать, откуда украдены материалы, и проехаться по окрестностям, и опросить возможных свидетелей. Хоть и был он едва ли не вдвое младше Денисова, а дело свое знал, и раз уж обратился с подобными вопросами – стало быть, не нашел на вверенной территории никаких следов и ниточек.

Федор Кузьмич был уверен, что выводы его коллега сделал примерно те же, что и он сам. Двадцать кубометров строевого леса – это не кошелек, в карман не положишь. Чем занимался сторож – напился ли ночью, или сбежал к жене под теплый бочок, – это пусть Гаврилов разбирается, но украсть такое количество бревен – только треть дела, их нужно еще где-то спрятать или куда-то переправить. Где проще всего спрятать? Там, где стройматериалы ни у кого не вызовут удивления. Например, там, где возводится что-то монументальное, где день-деньской фырчат моторы, крутятся цепкие руки кранов, регулярно подвозятся и разгружаются тонны кирпича, шифера, листового железа, досок и прочего. Где ушлый прораб втихаря купит за полцены дефицитный материал. Однако в Светлом Клине этой весной не столько строились, сколько подновляли. Не брать же в расчет Баевых, которые над летней верандой всем семейством трудятся? Или Галагуру, который решил перенести баню от реки поближе к дому, а заодно и полы в ней перестелить?

Про пилораму Федор Кузьмич тоже не просто так вспомнил: пустить строевой лес как пиловочник – это, конечно, кощунство, зато поди потом докажи происхождение досок. Только делать это нужно было быстро, пока никто не хватился, но пилорама с утра молчала.

Оставался вариант с переправкой ворованного леса куда-нибудь подальше. А сделать это можно двумя путями. По суше – рискованно, поскольку дороги развезло, тяжело груженная машина пойдет медленно, да еще и, чего доброго, завязнет в какой-нибудь заболоченной низинке. Опять же, достать лесовоз с прицепом-роспуском для длинномерных грузов – не так-то просто. Одно дело – воспользоваться своим, колхозным транспортом, доставить груз, к примеру, в соседнюю деревню и вернуть машину на место, другое дело – отправить лесовоз в дальнюю дорогу с липовой накладной или и вовсе без сопроводительных документов. Сомнительно.

Оставалась река.

Неделю назад, в час, когда все голубое густеет до фиолетового, а прочие цвета – до черноты, далеко за домами раздался такой могучий треск, какой случается каждой весной и тем не менее всякий раз вызывает дрожь. Это лопнула зимняя речная броня, и зашипело, задышало, забурлило, заклокотало освобожденно, и поутру глаз, привыкший за полгода к неподвижности на задах Светлого Клина, за огородами, вдруг с удивлением обнаружил движение – тронулся лед! Поначалу его было много, льдины сталкивались, становились торчком, звенели от напряжения, переворачивались, ломались напополам, со скрежетом протискивались, пихались и взрывались от чудовищного напора. За три дня поток их успел значительно уменьшиться, река же, наоборот, увеличилась в размерах, разлилась привольно – ну, море и море! Еще через три дня и вода немного спала, и проплывающие в сторону Северного Ледовитого обломки зимнего панциря можно стало пересчитать по пальцам. До официального начала навигации нужно было еще потерпеть, но находились смельчаки, готовые с риском лавировать в опасной воде на катерах и буксирах. Вот они-то и могли подрядиться перевезти несколько тонн груза.

– Федор Кузьмич! – прервал размышления Денисова председатель. – Ты, конечно, стой, сколь тебе требуется, но, как соберешься опять ходить, трубку оставь, будь любезен! Я уж по твоему виду догадываюсь, что ты не просто ходить – бежать навострился. Отдай, а?

Денисов с удивлением обнаружил телефонную трубку на длинном шнуре в своей руке. Видимо, поговорив с Гавриловым, настолько крепко задумался, что так бы и забыл про нее, если бы не напомнили. Протягивая ее обратно в окно, он угрюмо уточнил:

– Семен Семеныч, на пристани у тебя дежурит кто-нить?

– А чего дежурить, когда навигации нет? – пожал плечами председатель. – Думаешь, там, что ли, лес переправляли?

– Ты покамест того… не распространяйся! – Денисов понизил голос до шепота. – Хочется верить, что тут без наших обошлось. А ежели и поучаствовал кто-то в энтой авантюре, так незачем ему раньше времени предупрежденным быть. В свете энтого мне нет резону на пристани рисоваться. Ты, будь другом, пошли пацаненка какого-нить поглазастее с поручением – дескать, уровень воды надобно проверить или ишшо какую ерунду. Только сам пошли, не от моего имени. А заодно пущай посмотрит, нет ли следов недавней погрузки. Договорились? Мне тут по адресочку сбегать нужно, так я через час в кабинет вернусь. Управишься?

Участковый не спеша пошел по деревне в направлении, противоположном тому, в котором двигался раньше – пускай все думают, что он, как всегда, послушав «Пионерскую зорьку», совершает ежедневный обход. Если Мишка-гармонист дома и если он во вменяемом состоянии, то в деле могла появиться зацепка. В случайных, залетных гастролеров, навестивших Вьюшку посреди ночи, Денисову не верилось – слишком много всего было задействовано. Тут нужна предварительная подготовка и слаженные действия нескольких человек. Знать, где материалы лежат, – это раз. Сторожа напоить или как-то еще нейтрализовать – это два. Краном-погрузчиком воспользоваться – это три. Лесовоз организовать – четыре. Одному провернуть не под силу. Это если даже не брать в расчет команду речного буксира, который то ли был, то ли не был.