Император всего - Олдридж Рэй - Страница 34

– Руиз глубоко вздохнул.

– Мне нужен транспорт до платформ Шардов, для меня и для трех рабов. Я могу заплатить приличную сумму.

Публий сделал небрежный жест-отмашку.

– И ничего более? Такая простая вещь, поистине! – лицо его исказилось, маской изумления и недоверия. – Ты что, спятил? Что тебя заставило думать, что я могу такое устроить, даже для тебя? Пиратские владыки в последнее время находятся просто в какой-то истерике от мании преследования. Разве ты этого не знал? Мои клиенты кипят в отелях, они не могут покинуть город, а их товары гниют в складах, пока купившие их торговцы не возвращают их обратно в Моревейник, туда, где купили. Мне пришлось убить чертову дюжину жалобщиков за последние два месяца – не могу же я позволить им порочить мою репутацию.

– Я этого не знал, – сказал мрачно Руиз.

– Ты только что попал в город, да? Ну ладно, ты мне польстил тем, что так высоко обо мне думал. Ладно, ладно… Мы пройдемся по лабораториям и поговорим.

Публий приклеил на физиономии чрезвычайно хитрую, почти гротескную улыбочку и подмигнул, видимо, окончив свою вступительную речь.

– Дела никогда не бывают столь плохи, как они могут еще быть, правда?

Он положил руку Руизу на плечи и потащил его из холла, в мир белого кафеля, нержавеющей стали и ужаса.

Лаборатории Публия были чрезвычайно обширны, занимали они тысячи квадратных метров, и всегда в них кипела деятельность. Творческая страсть изготовителя чудовищ равнялась только его алчности. Эти два мощнейших стимула вместе смогли заставить лаборатории выдавать продукцию на полную мощность. Руиза всегда удивляло, что пангалактическая страсть к чудовищам могла идти нога в ногу с манией творчества Публия. Это было еще одним примером непознаваемого разнообразия вселенной и ненасытного аппетита существ, которые ее населяли.

Публий провел его мимо отгороженной ямы-арены, в глубине которой десятки приземистых и крепких медведеподобных воинов рубили и кололи друг друга длинными ножами – они скалились, рычали, их белые клыки блестели. В их движениях было нечеловеческое проворство и ловкость.

– Это отборочные состязания, – сказал Публий, поясняя. – Мы начали примерно с двухсот экспериментальных экземпляров. Еще день-два – и покажутся самые лучшие, хотя мы проведем отборочные состязания еще раза два, чтобы исключить возможность случая. Но они будут просто находкой для какого-нибудь фашиста-маньяка на планетке из жестокого Мира, правда?

Он просиял отеческой улыбкой, которая не могла казаться ничем, кроме пародии на творческую гордость.

– Им придется, конечно, надевать ошейники, но нет ничего совершенного… А то и намордники пригодятся… А с другой стороны… Руиз, ты вроде как неплохо владеешь кинжалом? Так вот, ты против двоих таких и двух минут не продержишься.

Возле одной из опорных колонн был стеллаж высоких и узких инкубаторных резервуаров, чье содержимое было закрыто ширмой. Публий остановился возле них и отодвинул ширму в сторону, показав троих взрослых человеческих особей, мужчин и одну женщину. У них была та пухлая бесформенность, которая отличает выращенные в резервуарах клоны, прежде чем их выливают в форму и придают им человеческие личности. Но Руиз уже сейчас видел, что они будут очень привлекательны. Все они по цвету глаз и волос походили на Публия, и Руиз вдруг понял, кто они такие.

– Да, – сказал Публий, – они – это я. Страховка. Если я когда-нибудь умру, их выльют в форму и натравят друг на друга. Самый сильный получит мою личность.

Руиз пришел в ужас. А что, если клоны решат скооперироваться? Выдержит ли вселенная трех Публиев?

Мимо сновали лаборанты, техники, сгорбив плечи и опустив глаза, словно они боялись своего работодателя точно так же, как Руиз.

Они прошли мимо ряда ячеек с окошками, в каждой ячейке сидели различные образцы человеческих игрушек. Кое-кто из них был чем-то большим, нежели просто мужчиной или женщиной, их соматипы были преобразованы на основе какого-нибудь животного стандарта. Среди них была стройная девушка-ящерица, томная и спокойная, которая все время облизывала языком глазные чешуйки. Язык у нее был длинный и раздвоенный. В следующей ячейке сидел мальчик с лицом мастифа. Тело его было мускулистым и кривоногим.

Они прошли мимо женщины без рук, с лысой бесформенной головой, ее гладкая кожа блестела от слизи. Андрогинное существо гладило свои пушистые перистые усики-антенны. У него было насекомообразное туловище, а на груди свернулось щупальце.

Но остальные были еще более странными. Казалось, они частично были составлены из существ, для которых не было аналогов на Старой Земле, хотя Руиз знал, что свой генетический материал Публий в основном берет из человеческого ДНК. Публий в этом отношении был пуристом. Руиз отворачивался от решетчатых щупалец, силикоидных каменистых панцирей, пульсирующей массы желтой хрящеватой клетчатки. Вот еще какое-то весьма шишковатое существо, покрытое сенсорными пучками, как у генча, которое пыхтело через трехстворчатые ротовые отверстия. Симметрия дополнялась тремя пухлыми грудями, тремя влагалищами.

Генчеобразное существо заставило его передернуться, и его охватила волна смятения. Он почувствовал, как его смертная сеть начала стягиваться, потом стабилизировалась. Он избегал думать про генчей, с тех самых пор, как появился в Моревейнике, видимо, это происходило по какой-то причине. Он подумал, что не худо бы знать, сколько еще таких неудачных попыток смертной сети он мог бы вынести, прежде чем или сеть распадется, не вынеся напряжения, или он потеряет вкус к жизни.

– Это образчики. Есть тут что-нибудь такое, что тебе хотелось бы попробовать? – Публий хлопнул его по спине, рассмеялся своим странным булькающим смехом. – Нет-нет, я просто посмеялся над тобой. Я знаю, ты у нас скромник.

Они прошли операционные, в которых лаборанты и техники в белых халатах оперировали клонированные существа, разрезая их и сшивая в новые формы. В других комнатах стояли клавиатуры ДНК, где работники Публия создавали новые расы чудовищ для клиентов, которые готовы были заплатить побольше за то, чтобы их игрушки могли размножаться. Банки полусозревших клонов плавали в прозрачном питательном растворе, автокувезы катались туда и обратно, некоторые из них везли гротескные трупы, прочие везли анестезированных чудовищ в различной стадии законченности.

И над всем этим, достаточно сильный, чтобы Руиз стал давиться, витал особый тошнотворный запах, который Руиз всегда ассоциировал с Публием и его работой. Это были миазмы органической вони, химикалий, запах буйной примитивной жизни и случайной небрежной смерти, запах создания и ужаса.

Наконец они дошли до помещений, которые Публий использовал для жилья, когда ему приходилось оставаться в лабораториях подолгу. После бешеной активности они оказались в тихой изоляции.

Публий захлопнул замок и повернулся к Руизу, на его лице явно отразилось усталое презрение.

– Ну что, будешь шантажировать меня снова? Снова угрожать? Неужели тебе никогда не надоест держать над моей головой погибель, которая может разрушить все то, чему я отдавался долгие годы? Ты же не можешь жить вечно, неужели у тебя нет никакой пощады?

Руиз принял униженную манеру.

– Ты сам не оставил мне никакого выбора, Публий. Если бы я не принял предосторожности, ты бы меня немедленно погубил. Я столь же сильно, как и ты, жалею о том, что ты доверил мне тайну своего происхождения. Если бы этого не произошло, ты бы не ненавидел меня столь свирепо, а я не был бы вынужден прибегать к шантажу.

Давным-давно, у костра на привале, на Линии, тяжело раненный и бредящий Публий открыл Руизу свою величайшую тайну: что он родился в Ковчеге рабов Дильвермуна, а не был незаконным отпрыском благородного рода с мира Ях, как он это утверждал. Руиз не понимал силы, с какой Публий защищал свое вранье, пока многие годы спустя изготовитель чудовищ не попытался убить его, и тогда Руиз понял, что означало для Публия это притворство и игра в благородную кровь. Чтобы защитить себя, он оставил в надежном месте меморандум, который должен быть передан по всем каналам оповещения и средствам массовой информации, если только Руиз внезапно пропадет или погибнет.