Ржавый меч царя Гороха - Белянин Андрей Олегович - Страница 23

– Спят, – жёстко констатировал я, отказываясь верить очевидному.

У ворот вповалку спали четверо наших стрельцов, сивушный запах витал в воздухе. На крыльце отделения, в обнимку с верной пищалью, давал богатырского храпака сотник Еремеев, тоже пьяный в никакую. Перешагнув через его ноги, я осторожно толкнул дверь в терем – не заперто.

Хм… как-то странно всё это… Фома на службе не пьёт и своих ребят держит в узде. Если сейчас и дома все пьяные, включая кота, я буду очень-очень удивлён.

В сенях, на полу, тихо дрых Митя. Причём полностью одетый, в сапогах, тёмном кафтанчике и с лопатой в руках. То есть он всё-таки собирался идти меня выкапывать, но не дошёл. Уснул на ходу, так, что ли? Кот Васька в абсолютно невменяемом состоянии валялся в горнице под столом, задрав кверху лапы и высунув язык. Нет, не мёртвый и не отравленный, а похоже, так же как и все – в дюндель! Саму Ягу я нашёл у окошка, она тихо и сладко посапывала, свернувшись калачиком на скамеечке.

– Оригинально. – На мои осторожные похлопывания по плечу бабка не реагировала, но ароматизировало от неё, как от бога Бахуса на День железнодорожника.

– Так, собственно, что же тут у нас произошло, а?

Добрых минут двадцать я честно пытался разбудить всех. Я орал дурным голосом, кричал, матерился и обзывал сослуживцев прямо в ухо. Я тряс их как груши по мере возможности, поскольку Митю трясти – это живот надорвать. Я брызгал им в лицо водой, Еремеева и стрельцов так просто облил с ног до головы из ведра, но всё тщетно.

Никто не просыпался. Даже кот. С отчаяния я вывалял его в муке и покрасил побелкой для печки, но результат всё тот же – Васька нагло дрых, не поведя и усом. А когда мне уже было впору застрелиться от обиды, вдруг раздался петушиный крик! Пернатый будильник приветствовал утро, и… всё наше сонное царство пробудилось, словно по волшебству.

Но, прямо скажем, общее пробуждение было радостным не для всех…

Ну если совсем уж честно, то только для меня. Остальные почему-то начали с криков, воплей, визга и глупых вопросов:

– Кто моего кота белилами покрасил?! Выходь на свет, самоубийца-а-а…

– Почему и я, и стрельцы мокрые?! Вот я этому водяному его же рыбьим хвостом под зад дам, будет знать, как над милицией шутки шутить!

– Бабуль! А чего это у меня на рубахе следы ботинков чужих грязных? Что, и на лбу тоже? Ну всё, поймаю энтого топтыгина, дак он у меня обувь свою немытую без соли съест и не поморщится!

– Мяу-а? Мя-а-а-а-а-у! Уа??! Мявк!

Последнее нуждается в переводе, но думаю, там было что-то про вендетту по-корсикански с непременным летальным исходом. Вроде кот у нас мстить не любит. Правда, и мыться тоже, но ведь по-любому придётся. Интересно, он себя сам всего вылижет или Яге в тазик сдастся?

Пока все орали, шумели, ругались и всячески (вплоть до рукоприкладства) выясняли отношения, я спокойно сел за стол, налил себе чашку холодного чая и ни во что не вмешивался.

Примерно через полчаса всё устаканилось…

– Никитушка, – осторожно коснулась моего плеча и резко отдёрнула пальцы моя домохозяйка. – Ты уж, соколик, прямо скажи: живым заявился али обиделся на нас всех да и мёртвым пришёл?

Я выдержал приличную театральную паузу, чтоб кое-кого (а лучше – всех!) проняло, и признался:

– Живой.

– Милай ты наш, – кинулась мне на шею Яга. – Жи-во-ой!

– Но не вашими молитвами, – строго напомнил я.

– А чьими же? – переглянулись Митяй с Еремеевым.

– Ну, вообще-то благодарить за своё чудесное избавление из гроба я должен трёх старательных бесов с лопатами.

– Бесов?!! Тьфу, прости господи, как у вас тока язык повернулся…

– Митя! – рыкнул было я, но взял себя в руки. – Поскольку выкапывать меня никто из всего отделения не явился, то эту задачу выполнили наши подозреваемые. И должен признать, они с этим хорошо справились!

Все в горнице, даже кот, немножко опустили головы.

– А вы тут, я вижу, просто перебрали на помин души, да?

– Нет, – первой вскинулась моя домохозяйка. – Ни капельки алкогольного пойла в рот не взяла!

– Мои ребята тока воду пили, – подтвердил Еремеев, и лишь Митя, беспомощно обернувшись по сторонам, резко покраснел:

– Я виновен. Меня судите, батюшка Никита Иванович. Я ить… простоквашу пил, а в ей, говорят, тоже доля спирту есть…

– Да вы хоть друг к дружке принюхайтесь, – мягко посоветовал я. – Разит же от всех сразу, так что ни один гаишник мимо не проскочит!

Баба-яга подняла вверх указательный палец, призывая присутствующих к молчанию, и чётко обозначила:

– Вот прям сейчас, тут же, при тебе, участковый, экспертизу проведём. Ежели хоть кто из наших выпил, дак гони меня поганой метлой из милиции первой!

– Ну не надо так уж… Я тоже не зверь, всё понимаю, увлеклись, устали…

– Экспертиза! – стукнула кулачком Яга, пуская пар из ноздрей, и мне пришлось признать, что дальнейшее продолжение спора уже чревато.

– Хорошо, хорошо, – сдался я. – Дыхните.

Яга деликатно прокашлялась и дыхнула. У меня защипало в глазах, засвербило в носу и слегка отозвалось в пятках, – судя по запаху, бабка пила валерьянку на пчелином меду. Но не алкоголь!

– Еремеев! Веди своих, – приказал я. Хотя по торжествующему виду моей домохозяйки было ясно, что ничего мне доказать не удастся.

– Дыхни, – попросил было я стрелецкого сотника, но меня остановили:

– Погоди, участковый, поверь мне, старой женщине. Запах неблагоприятный опосля спиртного многими способами приглушить можно. И чесноком, и мятой, и луком зелёным…

– Так что, мы у них кровь на алкотест брать будем?

– Ох ты ж господи, прости и помилуй, страсти-то какие… – мелко перекрестилась Яга. – Нет, мы уж по старинке, вона пущай на свечу дунут. Который пил, у того враз пламя зелёным откликнется.

Я ей поверил. Наша эксперт-криминалистка достала самую обычную свечу из шкафчика, поставила её на край стола, запалила и, приблизив лицо к крохотному огоньку, прошептала:

На этот раз я всё точно запомнил, могу на спор повторить. Правда, не уверен, что у меня это будет работать. Другое дело Яга! Должен признать, что, когда бабка заставила дыхнуть перед свечкой каждого, кто был в отделении, пламя не позеленело ни разу! Зато по зрелом размышлении все так же честно признали, что, с кладбища воротясь, продрогли изрядно да чайком горячим побаловались. А вот когда и кого конкретно с этого чая срубило, никто уже вразумительно ответить не смог. Дальнейшее расследование уже не требовалось, все обвинения в повальном пьянстве были полностью сняты.

В иное время я бы, наверное, даже гордился нашими. Но не сейчас…

– Ясно. – Я выстроил всю опергруппу в горнице и выпроводил стрельцов. – Ну что, напарники, сослуживцы, аферисты, оборотни в погонах, провожу внеплановое заседание личного состава. Разбор полётов с перспективой закрытия нашей милицейской лавочки к ёлкиной маме по причине редкой служебной халатности и полной беззащитности перед распоясавшимся преступным элементом. Бабуль, вы куда?

– Да это… Васеньку своего, свежеокрашенного, позвать хотела. Чтоб и он послушал, как ты, милай, красиво да мудрёно говоришь.

– Хорошо, пусть придёт, а вы сядьте, пожалуйста. Митя ему потом всё на ухо перескажет, что тот пропустил, в доступной простонародной форме. А мы продолжим. Итак… Тему заседания вы поняли. Прошу высказываться по существу, невзирая на чины и лица. Митя, ты первый.

– Я больше не буду, – покаянно прогудел он, опустив кудрявую голову.

– Чего не будешь?

– А ничего не буду! Мне, сироте, ужо проще заранее прощеньица испросить за все грехи неведомые, всё одно меня ж завиноватите.