Мио, мой Мио! Художник А. Джаникян - Линдгрен Астрид - Страница 14

Я приложил дудочку к губам. Но не сразу решился дунуть в неё. А что, если и музыка вернётся ко мне, как и мой голос, противным мёртвым шёпотом? Однако надо было хотя бы попробовать. И я заиграл старинную песню, которой обучил меня Нонно. О, как дивно она зазвучала! Под тёмными сводами чёрной горы она разлилась прекрасными, чистыми звуками. Она звучала даже красивее, чем тогда, на Острове Зелёных Лугов. Я сыграл всю мелодию до конца и прислушался. И откуда-то совсем издалека донеслась в ответ такая же чистая мелодия. Она звучала тихо-тихо, но я уже знал, что это Юм-Юм играет на своей дудочке мне в ответ. Меня охватила такая радость!

И я продолжал играть, и на глаза мне навернулись слёзы. Это были слёзы радости. Я пошёл в том направлении, откуда лилась мелодия. Я шёл, играл и плакал.

А звуки старинной песни всё приближались и приближались. Они становились всё громче и громче, всё чище и чище пела та, другая, дудочка, не моя. И вот в тёмном проходе чёрной горы прямо передо мной возник Юм-Юм. Юм-Юм – мой самый лучший друг!

Я протянул руку и дотронулся до него, потом положил обе руки ему на плечи. Я хотел удостовериться, что это он. И это точно был он. Мой самый лучший друг.

– Если мне когда-нибудь доведётся ещё раз встретиться с Нонно, как же я буду благодарить его за то, что он подарил нам эти дудочки! – воскликнул Юм-Юм.

– И я тоже, – согласился я.

И тут мне пришла в голову горькая мысль, что вряд ли мы его когда-нибудь увидим.

– Юм-Юм, а теперь-то куда нам идти? – спросил я.

– Не важно, по какой дороге, – ответил Юм-Юм, – главное, чтобы вместе.

Мы шли и шли и уже больше не чувствовали себя такими маленькими и беспомощными. Мы были вместе и вместе играли на наших дудочках. Мелодия старинной песни чистым звуком разливалась внутри горы, самой чёрной горы на свете, и казалось, что песня эта хочет нас подбодрить и вселить в нас мужество. Дорога пошла под уклон. Всё вниз и вниз. Слабый свет, озарявший нам путь, стал немного ярче. Где-то там, вдалеке, горел огонь? Да, да, это были всполохи огня, которые теперь освещали дорогу в тёмном проходе. Они становились всё ярче и ярче. Бодро шагая и наигрывая на дудочках, мы подходили к нему всё ближе и ближе.

Так, со звучащим напевом старинной песни, мы вошли в пещеру Кузнеца, кующего мечи.

В горне пещеры пылал яркий огонь, возле огромной наковальни стоял мужчина. Такого здоровенного человека, с такими выпирающими мускулами, с копной рыжих волос и длинной рыжей бородой, мне ещё в жизни видеть не приходилось. Его громадные руки были черны от копоти. Нахмурив густые, кустистые брови, он смотрел на нас в совершеннейшем изумлении.

– Кто это играет на дудочке в моей горе? – спросил он. – Кто играет в самом сердце моей горы?

– Рыцарь и сопровождающий его оруженосец, – ответил Юм-Юм. – Рыцарь из Страны Далёкой. Принц Мио играет в твоей горе.

Кузнец приблизился ко мне, дотронулся до моего лба закопчённым указательным пальцем и с удивлением произнёс:

– Какой светлый у тебя лоб! Какой ясный у тебя взор! И как чудесно ты играешь посреди моей горы!

– Я пришёл к тебе с просьбой, – сказал я. – Мне нужно, чтобы ты выковал для меня меч. Меня к тебе послал Эно.

– Зачем тебе меч? – спросил Кузнец.

– Я должен сразиться с рыцарем Като, – ответил я.

Не успел я проговорить это, как Кузнец, кующий мечи, испустил такой устрашающий рык, подобный которому мне никогда слышать не приходилось.

– Рыцарь Като! – орал он так, что по горе прокатился грохот грома. – Смерть ему! Смерть рыцарю Като!

Во всех проходах, тоннелях и галереях громовым раскатом гремел его голос. И при этом его крик не превращался в шёпот. Наоборот, он гремел и гремел, всё громче и громче, и эхо повторяло этот грохот на все лады.

Кузнец стоял, сжав в кулаки свои огромные ручищи, и отблеск пламени плясал на его почерневшем от бешенства лице. В полном раже он всё повторял и повторял:

– Смерть, смерть рыцарю Като!

Пламя в горне, разгораясь и разгораясь, осветило целый ряд развешанных на стенах кузницы острых мечей. Они так грозно сверкали, что становилось не по себе.

– Видишь мои мечи? – сказал Кузнец, подойдя ко мне поближе. – Я выковал их для рыцаря Като. Да, я кую мечи для него. Я его Кузнец.

– Но если ты куёшь для него, почему же ты желаешь его смерти? – удивился я.

– Потому что никто не может ненавидеть так сильно рыцаря Като, как его собственный Кузнец.

И тут только я заметил, что за ним тащится тяжёлая железная цепь, которой он был прикован к стене. Она гремела, ударяясь о каменный пол пещеры при каждом его шаге.

– За что тебя приковали? – недоумевал я. – И почему ты не раскалишь эту цепь на горне и не разобьёшь её молотом на своей наковальне?

– Рыцарь Като собственноручно приковал меня цепью к стене. А его злые чары не берёт никакой огонь, никакой молот… Его колдовство пропитано злобой.

– А зачем ему держать тебя на цепи?

– Чтобы я ковал мечи. Для него. Только для него. Чтобы он мог убивать добрых и невинных. Поэтому он и приковал меня своей заколдованной цепью. Без моих мечей ему не справить своих злых дел. – Кузнец взглянул на меня, и глаза его полыхнули горестным огнём. – Вот я сижу здесь, в пещере, и кую мечи для рыцаря Като. День и ночь кую. И он об этом знает. Только об одном он не знает. Даже не догадывается. Вот об этом.

Кузнец с цепью на ноге проковылял в самый тёмный угол пещеры и из скрытой ниши достал меч. И какой меч! В его руках он пылал точно пламя.

– Много тысяч лет старался я выковать меч, рассекающий камень. И вот наконец нынешней ночью мне это удалось! Только нынешней ночью!

Он поднял меч, и с одного удара меч врезался в каменную стену.

– О мой огненный меч! Меч, рассекающий камень! – воскликнул он.

– А для чего нужен такой меч? – спросил я.

– Я скажу тебе, – отозвался Кузнец. – Знай, этот меч выкован не для того, чтобы убивать добрых и невинных. Этот меч ждёт не дождётся самого рыцаря Като! Этот меч рассекает камень, а у рыцаря Като каменное сердце. Разве ты не знаешь?

– Нет, – ответил я, – я ещё так мало знаю. Знаю только, что прибыл сюда, чтобы сразиться с рыцарем Като.

– У него каменное сердце, – повторил Кузнец. – И коготь из железа. Железный коготь вместо правой руки.

– А что он делает своим железным когтем?

– Вырывает у людей сердца, – сказал Кузнец. – Всего один взмах – и у человека нет сердца. А вместо него он вкладывает сердце из камня. Он так решил: все, кто находится рядом с рыцарем Като, должны обладать каменным сердцем.

Я приходил в ужас от услышанного, и во мне крепла решимость сразиться с рыцарем Като. Кузнец стоял рядом со мной и ласково поглаживал меч своими покрытыми сажей руками. Видно было, что этот меч – его самая большая драгоценность.

– Дай мне твой меч, рассекающий камень, – попросил я. – Дай мне его, чтобы я смог сразиться с рыцарем Като.

Кузнец смерил меня долгим взглядом.

– Хорошо. Ты получишь мой меч, – произнёс он наконец. – Я дам тебе мой огненный меч. Уже за одно то, что твой лоб так чист и взор так ясен, и за то, что ты так прекрасно играл на дудочке в моей горе.

И он вручил мне меч. И по всему моего телу побежал огонь, и укрепил меня, и придал мне силы.

Затем Кузнец, кующий мечи, подошёл к стене и распахнул потайное окно. Я почувствовал ледяное дыхание ветра и услышал, как тревожно плещутся волны.

– Много чего знает рыцарь Като, – сказал Кузнец. – Но он не знает, что я пробил стену моей тюрьмы. Долгие-долгие годы я пробивал каменную стену и пробил в ней окно.

Я подошёл к окну и выглянул наружу. Я поглядел на Мёртвое озеро и на замок рыцаря Като на противоположном берегу.

Снова была ночь, и замок выглядел таким же чёрным и мрачным, каким я увидел его впервые, и так же, похожее на злобный глаз, в нём светилось одно-единственное окно. Оно отбрасывало свет на воды Мёртвого озера.