Конан и Врата Вечности - Олдмен Андре - Страница 14

– Готов поверить, что эта баба настоящая ведьма, – проворчал варвар. – Погрузить в сладостную негу немедийского наемника – все равно, что уговорить Нергала посадить розы на Серых Равнинах. Так что же, шахсар и колдун окончательно рассорились?

– Чернокнижник с тех пор ни разу не появлялся во дворце, а Дастан, кажется, не выходит из сераля…

– Слушает сладостные звуки эльуда?

– Может быть, уже и не слушает. Ибо пленница наконец решила сдаться его домогательствам.

– Вот как!

– Да, но поставила одно условие: чтобы Абу-Дастан совершил великое деяние, достойное ее любви.

– И какое же?

– Разгромил Вендию.

При этих словах оба сотника схватились за сабли, но Конан остановил их нетерпеливым жестом.

– Значит, – сказал он, что-то обдумывая, – это шестнадцатилетняя девчонка объявила нам войну. Тем хуже для дурня, который, видать, из-за бабы потерял остатки разума. Возможно, колдун, обидевшись, не станет помогать на сей раз немедийцу. Что ж, посмотрим. Мугаджар, вели седлать коней, Аджар, поднимай людей. Мы выступаем.

– Я могу показать потайную калитку в городской стене, – с готовностью предложил викиль.

– Если доберемся, покажешь. Дайте ему лошадь, он поедет рядом со мной.

Солнце уже встало над вершинами гор, и тени попрятались на дне разломов, когда отряд кшатриев спустился в Сокровенную Долину. Перед ними была пустая, покрытая щебнем равнина с невысокими холмами – до самого окоема.

– Ты – советник, а значит, много чего знаешь, – сказал Конан ехавшему рядом Абу-Гариму. – Мне сегодня приснилась змея. К чему бы это?

– Какая змея, о искуснейший из военачальников?

– Кобра.

– А какого цвета?

– Черная.

– Да убоятся враги твои возмездия… – начал было викиль, но варвар прервал его, буркнув:

– Что ты там болтаешь – возмездие… Всем известно, что змеи снятся к несчастью.

ГЛАВА 9

Разгром

Дно долины лежало среди низких отрогов гор, словно раскаленная суповая тарелка. С высоких башен Эль-Мехема зоркий глаз еще мог заметить темнеющие у самого окоема склоны, но от пределов пустыни не было видно ничего, кроме холмов и щебня.

Отряд вендийцев едва ступил на раскаленную землю княжества, отойдя от скал не более двухсот шагов. Конан сменил верблюда на сильного пегого жеребца, викиль ехал рядом и рассказывал киммерийцу легенду о колеснице Асуры, спалившей некогда цветущую местность. Где-то впереди за холмами исчезли разъезды, посланные Конаном на разведку.

Ровный горячий ветер дул в спины, трепал перья на островерхих шлемах. Отряд двигался медленно, ожидая возвращения разведчиков. В небе кружили темные птицы, словно следили за людьми с высоты.

– И остался лишь город, нетронутый небесным огнем, – говорил Абу-Гарим, смахивая с длинных ресниц налипшие песчинки. – С тех пор ветры дуют с гор, но, достигнув стен Эль-Мехема, слабеют и не опаляют сады, приносящие по три урожая в год…

– А мне сдается, что вон то облако пыли движется нам навстречу, – сказал варвар, внимательно вглядываясь в ближние холмы.

– Наверное, это один из тех вихрей, что гуляют по пустыне, – предположил викиль. – Их носит во всех направлениях, и они причиняют немало неудобств путникам…

– Это не вихрь, – сказал Конан, натягивая поводья, – это пыль, поднятая копытами сотен лошадей. Нас встречают.

Желтое облако вставало из-за холмов, поднимаясь все выше к яркому солнцу. Уже слышно было ржание коней, звон оружия и брони, гортанные крики невидимых еще всадников. Миг, и они показались: бесчисленное множество шлемов блестели в ярких лучах, свет играл на наконечниках копий и алебард, на драгоценных камнях, украшавших рукояти сабель и сбруи лошадей. Огромное войско двигалось навстречу отряду кшатриев.

– Стой! – Конан поднял руку, останавливая своих людей. – Проклятый колдун послал-таки свою армию. Ты солгал, викиль, ты заманил нас в ловушку.

Абу-Гарим задрожал всем телом, едва не выпав из седла.

– Я не лгал, о справедливейший раджиб, я говорил правду: шахсар поссорился с чародеем! Что произошло с тех пор, как я покинул город, мне неведомо, но я…

– Умолкни, – приказал киммериец нетерпеливо. – Мугаджар, Аджар, отводите людей к скалам. Не биться же нам на равнине с тысячами, когда нас всего две сотни.

Распоряжение было исполнено незамедлительно: вендийцы развернулись и в полном порядке отступили к склонам Тайдук-Нубаса, где и укрылись за камнями.

В сопровождении сотников и все еще дрожавшего викиля Конан поднялся на крутой утес, выступавший над склоном, словно огромное ласточкино гнездо. Здесь была удобная площадка, откуда можно было хорошо видеть, что делается внизу.

По равнине, взметая тучи пыли и мелкого щебня, двигались войска. Реяли стяги, доносились звуки труб и литавр, топот множества ног и резкие команды военачальников. Впереди двигались легкие конники и пешие лучники, далее стройными рядами шла тяжелая пехота, а по бокам, выстраиваясь в огромный полумесяц, – главные силы кавалерии.

– О ужас! – воскликнул Абу-Гарим, судорожно вцепившись в гриву своей лошади. – Кто бы мог подумать, что у стигийца такие огромные силы! Они выстраиваются в древний боевой порядок, словно решили дать огромное сражение. Смотрите, впереди рассыпной строй всадников, именуемый «Утро псового лая», за ними фаланги пехоты – «День помощи» и «Вечер потрясения», на флангах гарцуют янпачи в алых и золотых доспехах, стремительные в атаке и безжалостные к врагам.

– Да ты стратег, – насмешливо прервал его киммериец, внимательно вглядываясь в шеренги, двигавшиеся по равнине. – Тогда объясни мне, с кем собираются сражаться эти тьмы воинов?

– Как с кем? – удивился викиль. – Конечно с вами.

– Но нас всего две сотни. Неужели стигиец столь труслив, что послал против нас десятки тысяч конных и пеших, опасаясь, что, будь его воинов хоть на дюжину меньше, победы им не видать? Ты же утверждал, что серебряный всадник указывает своему хозяину не только направление, откуда наступает неприятель, но и численность его сил.

– Не знаю, – растерянно пробормотал мехемец, – может быть, это акт устрашения…

Глаза варвара были столь остры, что он отлично видел малейшие подробности происходившего внизу. Будучи вождем афгулов, он не раз участвовал в сражениях с туранскими войсками и хорошо представлял их боевое построение. Сейчас он видел авангард, состоявший из легких конников, имевших по два лука и несколько легких дротиков, притороченных к седлам, пеших лучников, прикрывавших обычно тяжелую конницу и столь быстроногих, что могли не отставать от всадников даже при форсированном марше, пехотинцев с большими треугольными щитами и длинными копьями… Фаланги «Дня помощи» и «Вечера потрясений» выстраивались в шахматном порядке, за ними следовали отборные дружины резерва, вступавшие в бой только в крайнем случае. На флангах двигались отряды янпачей, именуемые «одами», и над ними реяли стяги вождей – зеленые, желтые и черные.

Главное знамя развевалось в тылу войска, где, в окружении гвардии, гарцевал на гнедом жеребце неведомый полководец в золотых доспехах и шлеме с высоким гребнем. Лицо его было прикрыто забралом в форме птичьей головы с длинным клювом. Вымпел на знамени был Конану незнаком, и киммериец терялся в догадках, чьи именно силы призвал себе на помощь стигийский чернокнижник.

Вся эта масса людей медленно переваливала через гребни ближних холмов, катясь к скалам, словно неумолимая лавина.

Но самым удивительным было то, что за войском показался караван верблюдов, везущий осадные и штурмовые машины, словно таинственный военачальник вознамерился брать приступом стены неведомого города.

– Кром, – пробормотал киммериец в полной растерянности, – может быть, они решили прямым ходом двигаться через перевалы на Айодхью?

В это время слева от войска показалась маленькая группа всадников, во весь дух летевших к скалам. Кшатрии подняли было луки, но Конан, разглядев вендийцев, отправленных им недавно на разведку, приказал не стрелять.