Весна Геликонии - Олдисс Брайан Уилсон - Страница 2

— Спокойно, — приказал он.

Живая масса накатилась на скованные льдом берега реки, которая там, внизу, несла свои воды. Уже можно было разглядеть отдельных животных. Они шли с низко опущенными головами. Ярко блестели белки глаз. Из пасти стекала зеленая струйка слюны. Пар, вырывающийся из их ноздрей, оседал кристалликами на шкурах. Многие животные были совершенно измучены. Шкура их была покрыта грязью, экскрементами, свисала клочьями. У некоторых из них были кровавые раны. Это были результаты ссор и драк со своими собратьями.

Бийелки шли вперед, окруженные своими меньшими собратьями. Могучие лопатки мерно двигались под серо-коричневой шкурой. Они косили глазами на тех, кто падал, поскользнувшись на льду. Казалось, что они ощущают впереди неизбежную опасность, угрожающую им, но понимают ее неотвратимость и идут к ней.

Масса животных пересекала реку, утаптывая снег копытами. Они двигались вместе с шумом, который создавали стук копыт, фырканье, мычание, кашель, лязг рогов и хлопанье ушей, отгоняющих надоедливых мух и комаров.

Три бийелка одновременно вступили на открытое пространство льда. Раздался резкий звук и глыбы ломающегося льда толщиной в метр вздыбились перед падающими животными. Йелков охватила паника. Те, которые уже были на льду, бросились в разные стороны. Многие спотыкались, падали и были раздавлены сзади идущими. Лед продолжал трескаться. Серая вода с остервенением рванулась вверх, как бы торжествуя свое освобождение. Животные медленно погружались в воду, разверзнув в жутком мычании пасти.

Но уже ничто не могло остановить животных, напирающих сзади. Они представляли собою природную силу, как и сама река. Под их непрерывным потоком исчезали их сородичи, заполняя трещины во льду, перекидывая мост из своих тел, по которому на другой берег выползали идущие следом.

Юлий поднялся на колени с копьем в руке. Глаза его горели. Но отец схватил его за руку и резко дернул назад.

— Смотри, дурак, там фагоры, — сказал он, бросив на сына яростный презрительный взгляд и ткнул копьем вперед, в направлении опасности.

Дрожа всем телом, Юлий рухнул на землю, испуганный гневом отца не меньше, чем мыслью о фагорах.

Стадо йелков, качаясь, шло по обе стороны выступавшей скалы, превращая в пыль ее подножие. Под их напором, казалось, закачался сам выступ.

Туча мух и жалящих насекомых, круживших над их изгибающимися спинами, обволокла Юлия и Алехо. Юлия пытался рассмотреть фагоров через этот клубящийся туман, но безуспешно.

Впереди ничего не было видно, кроме косматой лавины, движимой силой, неподвластной человеческому разуму. Она покрыла собой замерзшую реку, ее берега, она заполонила все пространство до далекого горизонта. Шли сотни тысяч животных, и клубящееся облако мошкары было их дыханием.

Алехо движением косматых бровей указал сыну, куда надо глядеть. Два огромных бийелка топали по направлению к ним. Вот уже их массивные тела, покрытые шерстью, оказались почти вровень с выступом. Когда Юлий смог отогнать от своих глаз мошкару, его взору представились четыре фагора, сидевшие по два на каждом бийелке. Хотя они и слились в одно целое с гигантскими животными, тем не менее, они имели вид всех тех, кто ехал верхом, а не шел пешком. Они восседали на плечах бийелков, обратив свои задумчивые бычьи морды в сторону возвышенности, где предполагалось пасти стадо. Их глаза злобно мерцали из-под загнутых рогов. Неповоротливые головы вращались на толстых шеях, росших из мощного туловища, сплошь покрытого длинной белой шерстью. За исключением их розовато-алых глаз, они были совершенно белы и сидели на шагающих бийелках, как будто были их частью. За ними раскачивались во все стороны сумки из сыромятной кожи, где находились дубинки и прочее оружие.

Сейчас, когда он осознал опасность, Юлий заметил и других фагоров. Верхом ехали только привилегированные. Рядовые члены сообщества шли пешком, приноравливаясь к шагу животных. Юлий с напряженным вниманием следил за процессией, боясь даже отогнать от лица наседающую мошкару. Вот буквально в нескольких метрах от него прошли четыре фагора. Он без труда смог бы пронзить копьем их вожака, всадив его между лопаток, если бы получил приказание Алехо. Юлий с особым интересом рассматривал проплывающие перед его глазами рога. Хотя в тусклом свете они казались гладкими, тем не менее, он знал, что внутренний и внешний края каждого рога были остры от основания до самого кончика.

Он страстно хотел иметь один из таких рогов. Рога мертвых фагоров применялись в качестве грозного оружия в диких закоулках Перевала. И именно за эти рога ученые люди в далеких городах, укрытых от бурь и ветров в укромных местах, называли фагоров двурогой расой.

Идущее впереди двурогое бесстрашно двигалось вперед. Походка у него выглядела неестественной из-за отсутствия обычного коленного сустава. Он шагал механически, как вероятно уже шагал многие мили. Расстояние не было для него препятствием.

Его длинный череп резко выступал вперед типичным для фагора образом. На каждой руке у него висело по кожаному ремню, к которым были прикреплены рога, обращенные остриями наружу, причем концы их были обиты металлом. При их помощи фагор мог отогнать любое слишком наседающее на него животное. Другого оружия при нем не было, но к спине ближайшего йелка был привязан узел со скарбом, в котором также находились копье и охотничий гарпун.

За вожаком следовали еще две особи мужского пола, а затем самка-фагор. Она была меньше ростом. На поясе у нее болталась сумка. Розоватые груди раскачивались под ее длинными белыми волосами. На ее плече сидел малыш, неловко уцепившись за мех на шее матери и склонив свою голову на ее. Самка шла автоматически, как будто во сне. Трудно было даже предположить, какой путь они проделали за эти дни.

По краям движущейся массы сновали другие фагоры. Животные не обращали на них никакого внимания. Они их просто терпели, как терпели мух, потому что не было возможности избавиться от них.

Топот копыт перемежался тяжелым дыханием, шумным фырканьем, звуками освобождавшихся газов. Впрочем, возник еще один звук. Фагор, идущий во главе небольшой группы, издавал нечто вроде жужжания своим вибрирующим языком. Возможно, он хотел подбодрить тех троих, что шли за ним. Этот звук вселил ужас в Юлия. Затем звук пропал и вместе с ним фагор. Поток животных продолжался, и в этом потоке бесстрашно вышагивали другие фагоры.

Юлий и его отец, затаившись, ждали того часа, когда придется наносить удары, чтобы добыть мяса, в котором они отчаянно нуждались.

Перед закатом солнца снова подул ветер, поднявшийся, как и прежде, с покрытых снегом вершин Перевала, прямо в морды движущихся животных. Фагоры шли, наклонив головы и прищурив глаза. С уголков рта стекала слюна, которая, мгновенно застыв, ложились лохмотьями на их груди.

Небо было свинцовым. Вутра, бог неба, убрал свои световые мантии, и его царство покрылось мраком. Пожалуй, он выиграл еще одну битву.

Фреир показал свой лик сквозь темную завесу только тогда, когда коснулся горизонта. Ватные одеяла облаков сбились в кучу, и показался Фреир, который тлел в золоте золы. Он уверенно сверкал над пустыней — небольшой, но ярко светящийся, хотя диск его был в три раза меньше, чем размер его звезды-спутника Беталикса, тем не менее, свет, исходящий от Фреира, был сильнее, интенсивнее.

Вскоре Фреир погрузился за край земли и исчез.

Наступил сумеречный день, именно такой, какие преобладали зимой и летом. Именно такие дни отличали эти времена года от более жестоких сезонов. Небо было залито полусветом. Только в канун нового года Фреир и Беталикс вместе поднимались и вместе садились. А сейчас они вели одинокий образ жизни, часто скрываясь за облаками, этим клубящимся дымом войны, которую постоянно вел Вутра.

То, как день переходил в сумерки, служило Юлию приметами, по которым он судил о погоде. Скоро порывистый ветер принесет на своем дыхании снег. Он вспомнил напев, который нередко звучал в старом Олонеце. В нем пелось о волшебстве и прошедших делах, о красных развалинах и большом бедствии, о прекрасных женщинах и могучих великанах, о роскошной пище и вчерашнем дне, канувшем в небытие. Этот напев часто звучал под низкими сводами темных пещер на Перевале: