Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола - Седугин Василий Иванович - Страница 1

Василий Седугин

Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола

I

Масленица, по обычаю, начиналась с воскресенья. Первыми изгнание ненавистной зимы-Мораны начинали дети, которые вставали с проблесками утренней зори, высыпали на улицу и принимались строить снежные горки. Наиболее бойкие из них, выучив со слов своей бабки стародавний причет к боярыне Масленице, кричали на всю округу:

– Душа ль ты моя Масленица, перепелиные косточки, медовые твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай к нам в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Уж ты ль, моя Масленица, касаточка, ласточка, ты же моя перепелочка! Прибывай в тесовый дом душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться!

В ту долгую зиму Вадим почти никуда не выходил, а все время проводил с отцом в кузнице. Работы подвалило невпроворот: кому подкову изготовить да коня подковать, кому лемех или сошник выделать, а другие хотели получить изделия по мелочи: ножи, стамески, долота, шкворни, штыри… Работа силовая, все больше молотом колотить да клещами тяжести тащить, ухайдакаешься за день так, что не только пойти на гулянье, а как добраться до дома силы бы нашлись.

Но вот, вволю отоспавшись, вышел он в первый день масленичного гулянья на улицу. Погода выдалась под стать празднику, на чисто-голубом небе ярко светило солнышко, ослепительно блестел снег, легкий морозец сковал проталины. Вадим удовлетворенно щурился, с наслаждением глотал прохладный свежий воздух. Не верилось, что целых две недели будет свободен от работы, что можно, не спрашивая разрешения у отца, пойти куда захочется. От всего этого – и от наступившего праздника, и от морозного утра, и от нежданно свалившейся свободы – у него легонько кружилась голова.

Увидел кучкой стоявших друзей, направился к ним. Подойдя поближе, удивился, какими они стали маленькими и хиленькими. И что с ними такое стряслось?

Друзья повернули к нему головы, послышались удивленные возгласы:

– Это Вадим, что ли, идет?

– Да его не узнать! Во вымахал!

– За зиму такой здоровенный стал!

Смущаясь, Вадим протягивал тяжелую руку с толстыми негнущимися пальцами, боясь пожать худенькие, тонкие ладони сверстников. Пробасил:

– Здорово, братцы. Ну что, на санках пойдем кататься?

– Какое катание? Да ты санки-то раздавишь, медведь такой!

Вадим огляделся, удивленно хмыкнул:

– И правда, ваши санки мне не подходят. Не умещусь в них!

– Новые покупай.

Рядом мужичок, у него санки на любой вкус.

– Сколько просишь? – обратился к нему Вадим.

– Зря, наверно, торгуешься! Монеты нужны!

– Скуем! Дело нехитрое, – улыбнулся Вадим. – Я же кузнец!

– Ну коли так, по две ногаты[1] штука. Выбирай!

Вадим сунул мужичишке мелочь, ухватился за веревочку, которая была привязана к санкам.

– А теперь на берег Волхова!

Всей ватагой двинулись вдоль улицы. А из изб румяные, с утра хмельные молодушки зазывали:

– Зайдите, съешьте по блинчику, со сметаной, маслицем и медом!

– Блинчик круглый, что солнышко! Поторопите светило, чтобы прогнало стужу постылую!

Мимо промчались сани с разнаряженными цветными лентами конями и развеселыми седоками, начавшими праздновать с самого утра:

– Гей, честной народ, освободи дорогу! Семья Вавулы гуляет!

На берегу Волхова столпотворение, высыпала, кажется, вся молодежь Новгорода. С криками восторга, визгом и смехом скатываются с высокой кручи на речной простор, покрытый льдом и снегом. Вадим пристроился на санках, оттолкнулся ногами:

– Помчались, милые!

Навстречу упругий морозный ветер, колючая снежная пыль, а санки несутся так быстро, что дух захватывает. Кто-то поднимался на гору, оказался на пути.

– Эй-эй-эй! – только и успел крикнуть Вадим, как врезался в санки, послышался треск, перед глазами закружилось, завертелось, глаза закрыла белая муть.

Встал, стер с лица снежную пелену, огляделся. На него смотрели испуганные девичьи глаза, пухлые губки шевелились, он услышал робкий голосок:

– Ух, страху нагнал, медведь неуклюжий…

Вадим с удивлением смотрел на девушку. Одета она была в шубенку из овчины, на голове пуховой платок, на ногах – валенки; а лицо круглое, с курносым веснушчатым носом и синими глазками. Раньше к девчонкам относился он почти равнодушно. Считал их аккуратными, спокойными и прилежными существами, которые осуждали их, ребят, за шалости и озорство. А сейчас вдруг почувствовал в груди теплоту и нежность, ему захотелось прокатиться вместе с ней. И он предложил:

– А давай спустимся вместе!

Она некоторое время колебалась, испытующе глядя ему в глаза, потом кивнула:

– А что ж, можно и вместе!

Он поставил ее санки впереди своих, сжал их ногами, девушку взял за плечи, и они кинулись в снежную пропасть. В лицо ему бил воздушный вихрь, а в груди его пело и ликовало, он испытывал сладкое упоение.

Когда санки остановились, Вадим некоторое время восторженно глядел на девушку. Ему хотелось взять ее, маленькую, хрупкую, в свои могучие руки и унести на самый верх… Он потоптался, несмело улыбнулся и, прихватив санки, попёр на кручу; она еле успевала за ним. Снова понеслись вниз, а потом снова и снова… Он узнал, что зовут ее Любавой и что она часто бывает на берегу Волхова. Расстались, договорившись завтра встретиться вновь.

После обеда народ стал собираться на главной площади города. Предстояла всеобщая потеха – кулачный бой. Бились между собой улицы ремесленные и торговые. Так повелось с незапамятных времен. Участвовали в сражениях все желающие – от мальчишек до зрелых мужиков. Бились отчаянно и самозабвенно, как если бы сражались против неприятельских войск. Дрались по определенным правилам: нельзя было наносить удары ниже пояса и ногами, а также применять «заложки» – деревянные или железные штуки в рукавицах; если кого-то ловили, били смертным боем как чужие, так и свои, а потом с позором выгоняли из круга.

Вадим подошел к сверстникам, подросткам пятнадцати-шестнадцати лет, вместе с которыми дрался в прошлый год. Но сегодня он был встречен ропотом:

– Тебе нельзя среди нас!

– Вон какой вырос, иди к старшим!

– Погляди на себя: ты – мужик!

Он смущенно повел плечами, сгорбившись, отошел в сторонку.

Бой начали мальчишки. Вот один из них встал в боевую стойку и стал задиристо потряхивать кулачками, вызывая на бой сверстников. Ждать пришлось недолго. Почти тотчас из противной стороны к нему выбежал юркий мальчишка, они схватились, закрутились на месте, нанося друг другу частые удары. К ним кинулись их товарищи, кулачный бой закипел на большом пространстве.

Долго не было перевеса ни на одной стороне. Но постепенно торговые стали теснить своих соперников. Когда преобладание стало явным, в схватку вмешались подростки; мальчишки при их появлении разбежались в разные стороны.

Но и подростки сражались недолго. Охваченные азартом, к ним с обеих сторон рванулись мужики. Закипел настоящий кулачный бой. Мелькали кулаки, летели шапки, слышались громкие выкрики, но все звуки перекрывали дробные удары, будто молотило множество цепей. Толпа бьющихся мужчин колебалась то в одну, то в другую сторону, из нее порой выходили бойцы с окровавленными лицами и порванной одеждой, жадно хватали снег, умывались, засовывали в рот и вновь кидались в кучу. Вокруг стояли зрители, в основном женщины и малышня, охали и ахали, поддерживали криками своих, уводили в сторону пострадавших, вытирали кровь, давали глотнуть хмельного.