Неведомый Памир - Потапов Роальд Леонидович - Страница 36

Поиски гнезд этого кулика стоили мне много труда. Метр за метром я обшаривал целые гектары вокруг наших палаток. Только однажды удалось наткнуться на лежавших кучкой трех пуховичков, видимо совсем недавно покинувших гнездо. Удача пришла не скоро и совсем в другом месте, в верховьях Оксу. Тогда сразу, в один день, удалось разыскать десятка полтора гнезд с яйцами. Все гнезда были выстроены на небольших островках-кочках мелкого озерка. Это происходило во второй половине июля, но в гнездах еще лежали яйца, правда большей частью сильно насиженные и даже наклюнутые. Во многих гнездах было уже пусто, и куличата, которые покинули гнездо, видимо, день-полтора назад, пищали где-то рядом. Найти их в траве, не рискуя раздавить при этом, почти невозможно.

Другой многочисленный обитатель аличурских болот - желтоголовая трясогузка, о которой уже говорилось. Она начинает гнездиться раньше куликов, не дожидаясь, когда начнет расти молодая трава. Для укрытия маленького, уютного гнездышка, выстланного черной шерстью яков, ей бывает достаточно бурых прошлогодних зарослей. Найти такое гнездо тоже нелегкое дело.

Над озерками и протоками все время висят на трепещущих крыльях или носятся над самой водой юркие тибетские крачки. Время от времени птица складывает крылья и падает вниз. Всплеск, брызги - и вот она уже поднимается вверх, только рыбешка на миг сверкнет в ее красном клюве.

Рыбы здесь много. Бесчисленные протоки Аличура, озерки, ручьи и ключи бывают временами прямо забиты ею. Это все тот же осман. Он, конечно, не так вкусен, как форель, но вполне съедобен и служил немалым подспорьем в нашем скудном питании. Мы ловили его самодельным сачком, зажаривая потом на сковородке: вареный осман безвкусен, как вата.

Но не нам одним обеспечивали османы обильный стол. Усиленно поглощали рыбу и нередкие здесь крохали. Крупные орланы-долгохвосты, обычные на памирских водоемах хищники, то и дело появлялись в небе поблизости от лагеря. Экскурсируя по долине, мы нередко видели внушительные силуэты этих птиц, сидевших где-нибудь на возвышенном берегу и сонно переваривавших обильную пищу. Обожравшиеся орланы подпускали нас очень близко и взлетали крайне неохотно, тяжело шевеля крыльями.

В жизни этих птиц много непонятного. Их очень много летом на Памире, в Тибете, в пустынях Центральной и Средней Азии. Это дало зоологам повод считать долгохвостов обычными гнездящимися птицами этих областей. Но вот что странно. При довольно большом количестве орланов в Центральной Азии, и на Памире в том числе, никто еще ни разу не находил там гнезд этих птиц.

Вряд ли это случайность.

В тех местах, где орланы действительно гнездятся, например, в Северной Индии, гнезда их не представляют редкости. С другой стороны, обращает на себя внимание любопытное совпадение. В марте - апреле молодые птицы в Северной Индии вылетают из гнезд. А в апреле - мае появляются орланы - и молодые, и старые - в горах и на равнинах Средней и Центральной Азии.

Логично предположить, что после вывода птенцов орланы-долгохвосты из Северной Индии широко разлетаются к северу и востоку от своих гнездовий. Окончательно разгадать эту загадку поможет кольцевание птиц.

На лугах Аличура всегда царило оживление. Луга памирских долин как бы своеобразные оазисы высокогорной пустыни. Обильная растительность, большое количество насекомых, грызунов, рыбы в водоемах привлекает сюда на кормежку самых различных птиц. Вороны, клушицы, горные коноплянки, горные вьюрки, скалистые голуби - всех не перечесть. Иногда даже можно увидеть распевающих в небе жаворонков. Это главным образом короткопалые жаворонки; поют они плохо, и песня их не идет ни в какое сравнение с песней нашего полевого жаворонка, но зато они поют в воздухе даже при сильном ветре.

Ветер... Трудно даже представить себе, каким был бы Памир, не будь здесь постоянных холодных, сильных, иссушающих ветров... В долине Аличура, например, ветер большей частью стихает только к утру и возобновляется вскоре после восхода солнца. Безветренное аличурское утро поистине прекрасно. На небе ни облачка. Буйная зелень лугов долины резко контрастирует с бурыми, желтыми, синеватыми склонами гор, увенчанных белыми шапками снегов и испещренных резкими теневыми полосами. Жизнь на лугах кипит. Всюду поют, перелетают, перекликаются птицы, в траве гудят бесчисленные насекомые, в протоках и озерах плещется рыба. На солнцепеке по-настоящему тепло, можно загорать, скинув рубашки! Но вот пронесся первый порыв ветра, второй, третий, ветер все сильнее и сильнее, и вот он уже гудит, несется по долине, холодный и ровный. Все стихает. Птицы частью разлетаются по подветренным склонам, частью уходят в густую траву, прижимаясь к земле. И так до следующей безветренной паузы.

На многих болотистых лугах привлекают внимание провалы и ямы, заполненные водой. Это результат таяния погребенных льдов, залегающих под болотистой почвой. Нередко в обрывах берегов можно видеть целые слои льда. Образование их связано с мерзлотными процессами, происходящими в почвах памирских лугов. Вечная мерзлота на лугах Памира - обычное явление. Благодаря ей луга Крыши Мира выглядят как кочковатая болотистая тундра.

На озерках среди лугов много огарей. Дни они проводят здесь, кормясь на воде или в траве лугов, а на ночь улетают на большие озера или, наоборот, в горы, где ночуют в скалах.

К концу июля трава на среднем Аличуре вырастает настолько, что ее кое-где даже косят. В долине здесь и там виднеются группы кибиток - это вместе со стадами баранов и коз, отъедающихся на сочной траве, кочуют скотофермы. Начиная с середины июня, они вырастают повсюду, как грибы. Вчера еще вокруг нашего лагеря было пусто, а сегодня днем подкатило несколько грузовиков, до отказа набитых частями юрт и людьми. К вечеру все было собрано, и юрты, живописно раскинутые на берегу Аличура, уютно задымили...

Чем выше, тем суровее долина, ниже трава, холоднее и сильнее ветер, меньше насекомых, птиц, мелких зверюшек.

Наледи лежат дольше, нередко до июля, чаще идет снег. Да и лугов становится все меньше. Они скучиваются у русла реки, у ключей и протоков, а основное пространство долины занимает полупустыня.

Летом 1961 года я работал в верхней части долины, на высоте 4 с лишним тысяч метров. Я жил там в домике дорожного мастера, у самого тракта. С начала июня и до двадцатого числа, когда работа здесь была окончена, почти беспрерывно бесновался ледяной ветер, сыпала крупа и чуть ли не каждое утро, перед тем как умываться, приходилось разбивать в луже толстый слой льда.

Верхний Аличур имеет свою достопримечательность - Чатырташ. Прямо посередине ровной долины возвышается словно вырубленный из целого куска огромный останец-скала. Останец этот, по мнению многих,- типичный «бараний лоб», очевидное доказательство существования в прошлом гигантского ледника, скрывавшего долину Аличура.

Эта одиночная скала, обрывающаяся на запад тридцатиметровым обрывом и полого спускающаяся на восток, памятна мне одним происшествием, случившимся еще в первый год моей работы на Памире. Я искал там гнездо маленького сокола-пустельги. Забравшись на скалу и осторожно свешивая голову вниз, в щели и трещины по ее краю, я внимательно осматривал ниши в поисках гнезда. На шее у меня болтался новенький фотоаппарат «Зоркий-2». Внезапно что-то блеснуло перед моими глазами и, с металлическим стуком ударившись о стенку, полетело вниз. Аппарат! Случайно он оказался непривинченным и преспокойно вывалился из футляра, когда я висел на краю скалы вниз головой. Чуть не плача от досады (каково лишиться фотоаппарата в самом начале такой экспедиции!), я поспешно спустился вниз и побежал к месту падения аппарата. Но удивительное дело: аппарат без футляра, то есть совершенно ничем не защищенный, упав с двадцатиметровой высоты и хлопнувшись на каменную осыпь, остался цел! Правда, светофильтр разлетелся вдребезги, слегка погнулось металлическое кольцо объектива, а на крышке фокусной камеры появилась небольшая вмятина; фокус оказался сбитым, но мне удалось в тот же день его наладить.