Промах киллера - Ольбик Александр Степанович - Страница 9

Это был уже не боец, а плачущая, постигшая горе женщина.

— Я так и знала, что это случится, — пошептала Краузе и выпустила из рук ружье. Оно стукнусь о крыльцо и сползло прикладом на первую ступеньку.

Я не знал, что сказать, и только молчал, подобно колоде, возле которой стоял. И чувствовал себя таким же тяжелым и немым. Хотелось взять колун и отрубить себе руку.

Краузе отвернулась и уперлась лбом в потрескавшуюся от старости дверь. Я сделал несколько шагов в ее сторону и, не в силах делить с ней эту свинцовую паузу, проговорил:

— Если вы доверитесь мне, то еще можно найти выход для вас и для вашего сына.

— Мне уже все равно, — нервно, в отчаянии дернула она плечами. — Если они однажды пошли на это, где гарантия… — не сдержавшись, Велта заплакала навзрыд.

— Нет такой гарантии, — отрезал я. — За вами уже началась охота. Не сегодня-завтра здесь появится молодец из бригады Рэма и потребует от вас окончательного решения. Я тонкостей ваших взаимоотношений не знаю, но, по известным мне признакам, они принимают траурный оттенок.

— Вы что — следователь? Кто вы и почему говорите какими-то загадками? — Велта повернулась в мою сторону и вытерла ладонью глаза.

— Если я все вам скажу, разговора не получится. Одно могу сказать: если бы здесь, на вашем месте, находился этот самый Заварзин, он уже не стоял бы, а лежал. Он мой кровный враг, и вы мне или поверите, или же повернетесь и уйдете. Это будет для меня знаком, что дальнейший разговор не имеет смысла.

Она взялась за ручку двери. Это даже не ручка, скорее, скоба с язычком посередине. Однако она не открыла дверь, а лишь надавила на нее, как бы плотнее прикрывая. Затем она спустилась с крыльца и пошла в мою сторону. Ветерок донес тонкий аромат духов.

— Честно говоря, выбора у меня нет, — уже более спокойно сказала она. — Давайте немного пройдемся.

Мы направились вверх по тропинке. Теперь слова рвались наружу, я понимал, что второго такого случая для исповеди не представится. Но я прикусил язык и рассказал только то, что помогло бы ей понять мою роль в этой истории. Я выложил многое, но умолчал, конечно, сколько жертв было у меня на счету — боялся, что это отпугнет ее.

Велта шла молча, подавленная. Но, думаю, не изза моих откровений, просто еще не отошла от известия о гибели мужа.

— Что же делать? — сдерживая слезы, спросила она. — Я просто в панике… С Заварзиным можно бороться только его же методами. Полиция куплена, судьи боятся сами. Он уже сидел, его несколько раз арестовывали, и каждый раз он выкручивался. Недавно его задержали в ресторане за незаконное ношение оружия. Чего бы еще? Но и тогда он отделался легким испугом и подпиской о невыезде…

— А что вы предлагаете? Убрать их всех?

— Честно говоря, будь на то моя воля, я бы так и сделала. Из них порядочных людей уже не получится. Это настоящие зомби, и я не хочу их даже сравнивать с животными. А ведь считают себя солью земли, это с мобильниками в кармане и деревяшками вместо души…

— Насколько мне известно, Заварзин принуждает вас отдать какой-то дом.

— За который моя фирма уплатила пятьдесят тысяч долларов. Когда-то он принадлежал моему дальнему родственнику, которого при Хрущеве приговорили к расстрелу. За якобы экономические преступления. Дом как дом — двухэтажный, с кариатидами, я его отремонтировала, вбухала немало, теперь там мой офис. Заварзину он очень приглянулся… правда, после того, как я ему дала от ворот поворот. Мерзкий] такой типчик с бакенбардами… |

Я уточнил:

— Сидит в СИЗО и оттуда дирижирует. Все схвачено. Кого вы знаете из его команды?

— Почти всех. Некоторые проходят свидетелями по делу о вымогательстве своего патрона, встречалась с ними у следователя. Один к одному — или бывшие уголовники, или потенциальные убийцы. Мишка Иванов — ближайший порученец, другой…Родимчик… Это кличка, на щеке огромная родинка. Солдатенок — он пятнадцать лет отсидел… Я ж говорю, окружение еще то, как на подбор. Еще один верзила, кажется, по кличке Носорог, тоже сидел за разбой. Одного, слава Богу, нашли придушенным в канальчике у Бастионной горки. Если верить газетам, с кем-то не поделили торговые ларьки…

Велта замолчала, и мы свернули к реке. Под старой ивой продолжили разговор.

— Что же делать? — повторила она свой вопрос.

— По-моему, прежде всего нужно похоронить… Кто этим займется?

— Кто же, кроме меня…

— Нет, это исключено. У вас в Риге есть близкие родственники?

— Его старший брат Борис, сестры, племянники.

— Дайте координаты брата и черкните ему писульку, а я передам.

— Но это же не выход. Самого близкого человека похоронят другие, а я буду здесь отсиживаться… — Велта снова заплакала, не скрывая слез.

— Я согласен с вами, но зато так безопаснее. Давайте смотреть правде в глаза. Мы с вами для них уже потенциальные трупы и потому не будем играть в поддавки. Вы с сыном останетесь здесь, но с условием — ни шагу за пределы дома. Забудьте о рынках и магазинах. Между прочим, если еще раз будете брать в руки ружье, не забудьте взвести курки. И стволы не должны смотреть вниз. Стреляйте поочередно, а не из двух стволов одновременно. Кстати, кто заряжает ружье?

— Гунар, мой брат. Он охотник и вообще… Пока Гунар в отпуске, я под его защитой.

— Попросите у него патроны с крупной дробью… Пока будете здесь, я постараюсь добраться до Заварзина или кого-нибудь из его бригады.

— Они вас убьют.

— Возможно. Это лотерея. Телефон в доме имеется?

— Да, — Краузе назвала номер, и я никак не мог сразу его запомнить. Мешало ее лицо — не мог отвести от него глаз. Я понимал, что красота — категория относительная, но во внешности Велты я не находил изъянов.

— Если в один прекрасный день я вам позвоню и скажу, что делать, не медлите и выполняйте все без раздумий и отговорок. Идет?

— Не знаю, — она опустила голову. — Все это настолько нереально, что я чувствую — просто с ума схожу.

— Такое случается со всеми. Хоть раз в жизни, но случается. Сильнее страха и неизвестности ничего не бывает. Но дело не в этом. Сейчас главное, чтобы вы поняли, о чем идет речь.

— Понять-то я поняла, но не уверена, что хватит силенок. И очень хочу попрощаться с Эдиком… Он окажется в могиле, и я его так больше и не увижу.

— Зато он навсегда останется в вашей памяти живым.

Не было смысла утешать. Бывают ситуации, когда что бы ни сделал, все скверно. И усугублялось это тем, что я незаметно подпадал под ее власть, чувствовал себя на коротком поводке.

— Если позволят обстоятельства, я за вами приеду… В день похорон…

Мы вернулись к дому, и Велта отправилась писать деверю записку. Я отказался от ее приглашения и, присев на колоду, бессмысленно уставился в зеленый, пронизанный солнцем мир.

Прощание было никаким. Единственное, что я заметил — ее последний взгляд. Он дольше положенного на мне остановился. Но взгляд этот был отягощен горем и все же недоверием.

— Газеты писали, что вы не собираетесь отказываться от своих обвинений против Заварзина…

— Не собиралась… Сейчас я бы этого не сказала. Они пойдут на все, чтобы до суда я не дожила, — тут же она направила разговор в другое русло. — Если все, что вы мне о себе рассказали, правда, — будьте осторожны.

В общем-то, банальные слова, но в тот момент они для меня были на вес золота.

Я почти бегом направился вверх по тропинке. К машине, оставленной у рынка, я возвращался тем же путем. А в подсознании уже зажегся сигнал тревоги. Я ведь не забыл слова Шашлыка о том, что в Пыталово собирается Солдатенок. И если это так, то мы с ним не должны разминуться.

Я сделал «круг почета» по центру Пыталова. Если, конечно, центром можно назвать грязно-пыльную часть полугорода-полудеревни — с серыми облупленными домами и оградами, с корявыми дорогами и заржавленными табличками на заборах. Забытый Богом и людьми городишко. Зато с полным набором наглядной агитации, оставшейся еще с перестроечной эпохи.