Соблазнительный шелк - Чейз Лоретта - Страница 10

– Вам не удастся даже переступить порог, – сказал герцог, – а если удастся, вас все равно сразу обнаружат. Если повезет, вас просто выкинут на улицу. С такой женщиной, как мадам де Ширак, шутить опасно. Если она в плохом настроении – а она редко бывает в хорошем, – то объявит вас убийцей. К обвинению вполне могут отнестись серьезно – во Франции неспокойно, ходят слухи о новой революции. Так что в лучшем случае вы окажетесь в тюрьме, и она позаботится, чтобы о вас никто никогда не вспомнил. А в худшем вам придется свести личное знакомство с мадам Гильотиной. Не вижу в этом ничего смешного.

– Меня не обнаружат, – спокойно сказала она.

– Вы безумны!

– Там будут самые богатые женщины Парижа, – сказала она. – На них будут творения самых знаменитых парижских портных. Этот бал – главный показ мод года, и я обязана все увидеть своими глазами.

– А вы не можете просто постоять на улице в толпе и посмотреть, как гости будут входить?

Мадам Нуаро вздернула подбородок и прищурилась. В ее глубоких темных глазах отражалась целая буря эмоций, но когда она заговорила, ее голос был холодным и высокомерным, как у графини:

– Как ребенок, прижавшийся носом к витрине булочной? Это мне не подходит. Я должна рассмотреть все эти платья вблизи, а также украшения и прически. Такая возможность выпадает не каждый день. Я готовилась к этому очень долго.

Мадам Нуаро действительно упорная женщина. И герцог теперь понимал – в какой-то степени – ее настойчивое желание одевать Клару. Быть портнихой герцогини – дело в высшей степени доходное. Но идти на такой риск с графиней де Ширак – самой влиятельной и грозной женщиной Парижа? И тем более сейчас, когда в городе неспокойно, все ждут процесса над предполагаемыми предателями, и высшая знать вроде графини в каждом темном углу видит убийц.

Это форменное безумие. Цель в данном случае никак не оправдывала средства.

И все же мадам Нуаро объявила о своем безрассудном намерении уверенно и спокойно, с решительным блеском в глазах. Впрочем, почему его это удивляет? Она – азартный игрок, и эта игра для нее очень важна.

– Вы могли пробираться незамеченной на другие мероприятия, но не на это, – сказал герцог.

– Думаете, они узнают, что я – ничтожная портниха? – спросила Марселина. – Уверены, что я не сумею их одурачить? Не смогу заставить их увидеть то, что я хочу?

– Других – возможно. Но не мадам де Ширак. Поверьте, у вас нет ни единого шанса.

Кливдон подумал, что у нее, вероятно, есть шанс, но провоцировал ее, желал узнать, какие чувства она еще обнаружит.

– Тогда я предлагаю вам убедиться во всем своими глазами, – спокойно проговорила женщина. – Полагаю, вы приглашены?

Он опустил глаза на свою булавку. Бриллиант нагло подмигивал ему с лифа яркого платья. Грудь женщины поднималась и опускалась чуть чаще, чем раньше.

– Странно, но я действительно приглашен, – подтвердил он. – По мнению мадам де Ширак, мы, англичане, низшие существа. Однако по неизвестным причинам она делает для меня исключение. Возможно, ее ввело в заблуждение мое имя.

– Тогда увидимся там, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.

– Надеюсь, что нет, – вздохнул герцог. – Мне было бы неприятно видеть, как вас выводят жандармы, даже если эта сцена оживит самый скучный вечер в году.

– У вас слишком сильно развито воображение, – улыбнулась Марселина. – В самом крайнем случае, если меня не пустят, а это, уверяю вас, крайне маловероятно, то этим все и ограничится. Никто не станет устраивать сцену на глазах у толпы. Ведь эта толпа может оказаться на моей стороне.

– Глупый риск, – продолжал настаивать герцог. – Игра не стоит свеч. И все ради какого-то маленького магазинчика!

– Глупый… – медленно проговорила она. – Маленький магазинчик. – Она посмотрела вверх на хитрых божков и сатиров, резвящихся на потолке. Когда она снова опустила глаза, ее взгляд был холодным и бесстрастным. Разве что дыхание немного участилось. Она явно была в ярости, но умела держать себя в руках.

Герцог попытался представить, что будет, если такой гнев вырвется наружу, и почувствовал себя неуютно.

– Этот, как вы изволили выразиться, маленький магазинчик – моя жизнь, – сказала она. – И не только моя. Вы понятия не имеете, чего это стоит – завоевать себе место под солнцем в Лондоне. Вы не знаете, как трудно выступить против старых, веками существовавших норм и догм. Причем речь идет не только о конкуренции с другими портными – а они, кстати, готовы на многое, чтобы отстоять свои позиции, – но также о консерватизме вашего класса. Французские старухи одеваются с большим вкусом, чем ваши соотечественницы. Это как война. Да, я думаю именно так, и да, я сделаю все, что от меня зависит, для своего магазина. И если меня вышвырнут на улицу или даже бросят в тюрьму, я стану думать, как воспользоваться преимуществами публичного скандала.

– И все это ради одежды? – Герцог был искренне удивлен. – Не думаете ли вы, что это попросту глупо, идти на такие жертвы, когда англичанкам, как вы говорите, неведомо чувство стиля? Почему бы не дать им то, что они хотят?

– Потому что я могу дать им больше, – сказала она. – Я могу сделать их незабываемыми. Неужели это так трудно понять? Неужели в этом мире для вас нет ничего по-настоящему важного, к чему вы стремились бы, несмотря на любые препятствия? Впрочем, глупый вопрос. Будь у вас цель в жизни, вы бы к ней шли, а не растрачивали свою жизнь на пустяки в Париже.

На мгновение он почувствовал стыд, сменившийся злостью. Женщина нанесла удар по больному месту.

Он отреагировал на удар, не думая:

– Вы, как обычно, правы, мадам. Для меня вся жизнь – игра. Поэтому я предлагаю вам сыграть еще раз. В то же «двадцать одно». На этот раз, если я выиграю, то сам повезу вас на бал к графине де Ширак.

– Я вижу, что вы любите играть, – спокойно сказала Марселина. – Одна необдуманная ставка за другой. Даже интересно, что вы хотите доказать? Впрочем, вы, похоже, вообще не думаете. И лишь после того, как сделали это предложение, задали себе вопрос, что скажут ваши друзья.

Кливдон едва слышал, что она говорит. Он упивался ее эмоциями – проступившим на лице румянцем, искрами в глазах, порывистым дыханием. Но все равно ощущал боль в том месте, куда женщина нанесла удар.

– Я ничего не собираюсь доказывать, – сказал он. – Просто хочу, чтобы вы проиграли. А если вы проиграете, то признаете свое поражение поцелуем.

– Поцелуй! – засмеялась она. – Простой поцелуй обычной портнихи. Пустяковая ставка, если сравнить ее с вашим положением в обществе.

– Настоящий поцелуй, мадам, не может быть простым или пустяковым, – ухмыльнулся герцог. – Вы не отделаетесь легким прикосновением губ к моей щеке. Проигрыш будет означать для вас совсем другой поцелуй. Такой вы дарите мужчине, которому отдаетесь. – А если он не сумеет поцелуем заставить ее сдаться, то вполне может немедленно возвращаться в Лондон, этой же ночью. – Учитывая вашу драгоценную респектабельность, для вас это высокая ставка, разве не так?

Ее глаза ярко блеснули, после чего лицо снова стало красивой маской – холодной, непроницаемой. Но Кливдон все же заметил отражение бушующих в ее душе эмоций и теперь не мог уйти, даже если бы от этого зависела его жизнь.

– Все это ерунда, – сказала Марселина. – Разве вы еще не поняли, ваша светлость? У вас нет ни единого шанса выиграть у меня.

– Тогда в выигрыше будете вы и получите то, чего желаете – легко попадете на самый изысканный и самый скучный парижский бал.

Марселина покачала головой:

– Хорошо. Только потом не говорите, что я вас не предупреждала.

Она вернулась к своему стулу и села.

Герцог опустился на стул напротив.

Она подвинула к нему колоду карт.

– Сдавайте.

Во время Французской революции дедушка Марселины – надменный французский аристократ – сохранил свою голову благодаря тому, что владел собой, не поддавался страстям. Поколения Нуаро – это имя он принял после бегства из Франции – унаследовали такую же холодную сдержанность и практичность в делах.