Понедельник 6:23 (СИ) - "Motoharu" - Страница 61

Они молчали долго. По телевизору опять началась реклама. «Даниссимо», и пусть весь мир подождёт».

- Я завтра улетаю в Латвию, - Юра шумно отодвинул наполовину пустую кружку.

- Счастливого пути, - сухо ответил Дима, не глядя на него.

- Дима… - в голосе Юры послышалось отчаяние. – Ну прости меня, прости… Это не ты… это всё я, ты был такой беззащитный, такой красивый… Дима, я не знаю, что на меня нашло, это как затмение, я виноват, Дима… да, я один во всём виноват…

Юра говорил что-то ещё, но Дима его не слушал.

- Ты виноват, и ты завтра улетаешь, - сказал он, наконец, когда Юра закончил свою истерику и мог уже нормально воспринимать действительность. – А мы остаёмся. Счастливого пути, Юра.

Работать было вообще невозможно. От всего тошнило: от чертежей веяло какой-то безвыходностью, от телевизора – навязчивостью, из окна – обречённостью и недоступностью. Дима стоял на балконе, курил и смотрел вниз на детскую площадку. Какой-то мальчишка кидался в девочку с ярко-красным совочком в руке песком. Та плакала и кидалась песком в ответ. В детстве всё просто. Ты кинул – в тебя кинули. Дима никогда не кидался в девочек песком.

Сообщение от Александра пришло в пятом часу вечера. Дима дрожащей рукой нажал кнопку, развернул сообщение и жадно проглотил буквы.

«Сегодня прийти не получится. Дела».

Сердце упало куда-то в желудок и, казалось, вовсе перестало биться. Не придёт. Сегодня он всё-таки не придёт. И завтра… и послезавтра. И всегда.

«Увидимся завтра на работе».

Дима отправил ответ и, получив сообщение о доставке, вырубил телефон окончательно. Чтобы даже сомнений не было. Всё. Закончили с этим. Суд присяжных вынес смертный приговор.

Ночью Дима спал как убитый. Никаких кошмаров больше не снилось, никаких вещих снов. А утром он проснулся, зная ответ на вопрос «что делать?»

Что же нам дальше делать?

Лида сидела на своём обычном месте и, что-то напевая себе под нос, раскрашивала календарь на будущий месяц - выделяла особенно важные даты, чтобы вместе с ней о них не забыли все заходящие в кабинет.

- О-па… Димуля, - протянула она, округляя глаза. – Ты попал под каток? Где твоё лицо?

- Всю ночь пил, курил и шлялся, - съязвил Дима, кидая сумку на пол рядом со своим столом. – Всеволод Игнатьевич у себя?

- Даа… - недоверчиво протянула Лида, упорно вглядываясь в Диму, чем раздражала просто невероятно. Но разговаривать с ней на эту тему не хотелось. – И второй у себя… и тоже какой-то мрачный, словно всю ночь убивал мирно спящих жителей. Поругались, что ли?

- Лида, меньше надо смотреть мелодрамы - вкус портится.

Дима вышел из кабинета, хлопнув дверью. Косяк не выломал, конечно, но грохот разнёсся по всему коридору. Проходя мимо кабинета Александра, Дима затормозил на миг, невольно прислушиваясь к тому, что творится за дверью. В кабинете было оглушительно тихо. Значит, работает. К нему Дима зайдёт потом. Им всё-таки нужно поговорить.

- Доброе утро, Всеволод Игнатьевич, - Дима вошёл без стука и встал напротив директорского стола как на расстрел – руки по швам, смотреть прямо и не моргать. Всеволод Игнатьевич отвлёкся от компьютера и удивлённо посмотрел на Диму. Все знали, что тот никогда не приходит раньше девяти и спит ещё до десяти, что особенно не нравилось местной бухгалтерии. Почему-то бухгалтерия знала обо всём на свете, и всё, о чём она знала, ей очень не нравилось.

- Привет, Дима, что-то ты рано… - директор улыбнулся и кивнул на стул, предлагая Диме присесть. Но тот не стал присаживаться, он хотел сократить все формальности до минимума. «Лучше умереть стоя», вспомнилось почему-то. Иначе лишние мысли испортят весь настрой.

- Всеволод Игнатьевич, я решил воспользоваться предложением немцев и поехать в Эрланген, чтобы вести проект на месте, - Дима выпалил всё на одном дыхании и замер в ожидании ответа. И почему он чувствует себя трусом? Это же такой шанс – поехать в Европу! Это же… бегство, конечно. Директор смотрел на него исподлобья и жевал нижнюю губу. «Да что с ним такое?! – занервничал Дима. - Вот только не надо об этом долго думать! Сам же предлагал в пятницу! Уговаривал, нёс что-то про перспективы, про удобство и выгоды!»

- Носом чую подставу, - усмехнулся Всеволод Игнатьевич и не спеша поднялся из-за стола. – Ты же был против и весьма категорически, насколько я помню.

- Я хорошо подумал, - Дима отвёл взгляд к окну, набираясь мужества или просто отчаяния, и потеребил край футболки. Он не был готов к тому, что директор начнёт его отговаривать. – Буду строить карьеру, другого шанса может и не выпасть. К тому же и вам будет удобно иметь там своего человека.

- Да мне и так неплохо, Дима, контракт наш. По мозгам за нетерпение я получил от свет нашего Александра Владимировича, - Всеволод Игнатьевич прошёлся по кабинету и присел на край стола напротив Димы, - поэтому у меня уже всё нормально, никакой горячки. В отличие от тебя.

Дима до боли прикусил щёку с внутренней стороны и коротко выдохнул, понимая, что нужно идти до конца, раз уже начал. Нет смысла оставаться, чтобы каждый день понимать, что всё кончилось. Жалеть себя, слушать от Лиды сплетни, с кем и куда пошёл Александр. Каких мальчиков и куда он приглашает… К чёрту.

- Всеволод Игнатьевич, мне НУЖНО уехать, - тихо проговорил Дима, глядя в пол. – Хотя бы на время. Когда проект закончится, я вернусь. Не хочу оставаться жить за границей.

- Не нравится мне всё это… - директор ещё раз внимательно посмотрел на Диму. – Давай так: ты сейчас успокоишься, напишешь заявление на отпуск, съездишь куда-нибудь, к маме, например, где она у тебя живёт? Далеко где-то…

- В Перми, - вставил Дима, жалея бесполезных усилий Всеволода Игнатьевича вспомнить то, чего он точно не знает.

- Точно, - щёлкнул пальцами директор, наклонившись, и достал из папки, лежащей на столе, белый лист А4. – Пока ты ездишь и думаешь, я потихоньку, очень медленно начну оформлять тебе рабочую визу. А потом ты возвращаешься и говоришь, что окончательно решился, мы звоним и договариваемся, куда и когда тебе подъехать. – Всеволод Игнатьевич встал со стола, и, обойдя Диму, положил руки ему на плечи и насильно усадил за стол. Складывалось впечатление, что он считает Диму умалишённым и старается лишний раз не раздражать и не позволять делать резкие движения. - Они каждый день письма на электронку пишут, не передумал ли ты. Так что опоздать ты всегда успеешь.

Дима обречённо посмотрел на пустой лист и написал заявление. Сегодня ему не хотелось сопротивляться, пусть всё идёт как идёт.

В коридоре было тепло, но Диму бил озноб. Положив ледяную руку на лоб, он обнаружил, что температура в норме. Нервы, просто нервы… Кабинет Александра был закрыт.

- Заходил Александр Владимирович, спрашивал тебя.

Лида сурово взирала на монитор и даже головы не повернула в сторону вошедшего Димы.

- Да? – растерянно переспросил он, плюхнувшись на свой стул. На столе перед ним царил полный хаос: какие-то яркие бумажки с набросками и разметками, мини-эскизы, мятая миллиметровка, ручки без колпачков, колпачки без ручек, фломастеры, разномастный набор карандашей и стеклянные шарики. Диме нравилось катать их по столу - очень успокаивали и расслабляли зрение и пальцы. – Значит, ещё раз зайдёт, если нужно.

Дима катнул один шарик, и он тут же увяз в стопке листов бумаги. Лида никак не прореагировала на последние слова, сказанные убитым голосом. Она по-прежнему невозмутимо долбила клавиатуру, явно с кем-то переписываясь в «аське». Она терпеть не могла «аську». Дима вспомнил о том, что позволил себе хлопнуть дверью, демонстрируя своё раздражение.

- Хорошая девочка Лида, что в доме напротив живёт, - Дима сложил на столе руки и опустил на них подбородок. – Ну прости дурака…

Девушка шумно втянула носом воздух и лениво передёрнула плечиками, словно отгоняя севшую на них муху.

- В следующий раз, когда будешь психовать, не хлопай дверями. Не у себя дома, - сухо проговорила она. Но Диме и этого было достаточно. Главное, что не молчит. Дима смотрел на Лиду и думал о том, что ему её будет не хватать. Её неуместных комментариев, её вкусного домашнего печенья, шуток и внимания. Она всегда была внимательна к Диме как старшая сестра. Мудрая, заботливая и такая своя в доску. Старших сестёр много не бывает, с тоской подумал Дима.