Понедельник 6:23 (СИ) - "Motoharu" - Страница 59

- Дима, ну куда ты идёшь? – Юра тряс за плечо и пытался остановить. Дождь разбивал бесцветный мир на сотни осколков, и они резали кожу, пронзали насквозь, до самого сердца.

- Отвали от меня, - устало выдохнул Дима, вновь выныривая из зеленоватой дымки наркотического дурмана. В ушах всё ещё слышалась трель звонка, словно наяву. И холод из распахнутой двери, а Саша так и не пришёл… Дима всхлипнул и смахнул воду с лица. Хотелось умереть, так стало тоскливо и страшно одному в целом мире… Ну почему он не пришёл? Дима так ждал, что дышать не хотелось без него…

- Дим, пошли в дом, ну прости меня, Дима… ну хочешь, ударь меня, набей морду, только пошли обратно, простудишься, ты же весь мокрый, - Юра тащил его за руку обратно туда, где холодно и пусто, в темноту. – Я не буду… я больше не буду приставать к тебе.

- Я хочу домой, - Дима остановился посреди улицы. Он стоял по щиколотку в луже в одних носках и никак не мог сообразить, что же делать. Что он ДОЛЖЕН со всем этим делать, а слёзы всё никак не прекращались, а может быть, это были не слёзы, а просто дождь. – Домой хочу…

- Пошли домой, ну пошли… - вкрадчивый голос, такой приятный, такой знакомый… И если закрыть глаза, то можно увидеть любимое лицо. Александр, он улыбается, он пришёл, чтобы забрать Диму домой.

- Хорошо… так хорошо, - улыбнулся Дима в ответ своему видению, поворачивая назад. Вода хлюпала под ногами и лилась сверху, кругом была вода, холодная, колючая, а внутри было тепло, жарко, хотелось прижиматься к родному телу и целоваться, целоваться… Саша здесь, он ведёт его домой, и можно, наконец, отдохнуть.

Небо раскрылось над головой, и любви было много, так много, что она сочилась из розовых рассветных облаков, текла яркой радугой на землю, падала крупными хрустальными каплями вниз. И тело земли впитывало нежность и блаженство, принимая в себя всю любовь, что дарило ему небо.

- Я люблю тебя… - шептал Дима как заклинание, подходя к закрытой двери и распахивая её вновь, – Саша…

Тишина пустого коридора оглушила в ответ. И Дима проснулся.

Часть 22. Утром

В комнате было светло. Дима открыл глаза и первое, что он увидел, был Александр. Он стоял около окна и курил. Пепел с его сигареты словно в замедленной съёмке падал на пол. На красивый чистый пол, Александр даже не смотрел на него. В груди всё сжалось и заледенело, сознание ещё не успело сориентироваться, но душа, или что там принято считать ответственной за чувства, уже знала, что всё самое страшное, что могло случиться, уже случилось. Пепел сыпался в лучах утреннего солнца, пробивающихся сквозь лёгкий тюль, а Александру было всё равно, он глубоко затягивался и неотрывно смотрел в окно. И столько разочарования и боли было в его взгляде, что Дима невольно зажмурился так сильно, что слёзы выступили на глазах.

Только бы это было сном… Проснись, Дима, проснись.

Сзади за спиной послышался тихий сонный вздох и тяжёлая рука опустилась на плечо, сжала его и расслабилась. Юра что-то пробормотал Диме в макушку, но не проснулся. Александр повернул голову в сторону кровати и, выдохнув дым, затушил окурок в стоящей на подоконнике пепельнице. Дима смотрел на Александра и не смел моргнуть, он больше ничего не смел. Всё закончилось. «Прости… прости меня, пожалуйста…» Сказка разбилась. И грязные мутные разводы на поверхности сознания, пыльное утро и серый пепел.

- Собирайся, я отвезу тебя домой, - тихо и убийственно спокойно сказал, наконец, Александр, неотрывно глядя Диме в глаза. Взгляд не был рассерженным или шокированным, это было и невозможно по сути. Александр никогда не злился. Он просто смотрел усталым и очень-очень взрослым взглядом человека, привыкшего к разочарованиям.

Дима судорожно вдохнул воздух, и лёгкие с трудом пропустили его внутрь. Они не хотели дышать, не хотели начинать день с такой боли. Дима сел на постели, голова была словно чугунная. Юрина рука соскользнула с его плеча и легла на обнажённое бедро. Дима смотрел на неё как зачарованный: на синие вены, рельефно оплетающие широкую загорелую ладонь. Вчера он позволил этим рукам сломать то хрупкое и бережно охраняемое Александром равновесие. Позволил… В голове было пусто и тяжело. Ни одного вопроса, ни одного ответа.

Дима потёр ладонями колючие щёки и, дотянувшись, вытащил из-под Юры свои брюки. Они всё ещё были влажными. Кажется, вчера он промок. Хотел уйти домой, но так и не дошёл. А ночью было тепло и… вместе… Вместе с кем? Черт, чёрт, чёрт!

- Я удивил тебя так, что ты потерял дар речи, - горько усмехнулся Дима, поднимаясь с кровати и натягивая на себя мятую футболку, которую подобрал с пола. Холодная сырая ткань словно царапала горящую от стыда и страха кожу. – Я тоже умею держать обещания.

Александр смотрел, как Дима одевается, сложив руки на груди и не меняясь в лице. Чёртова выдержка, истинный айсберг. И все его желания под чёрною водой.

- Я вижу. Твой ноутбук уже в машине.

- Предусмотрительно, - прошептал Дима, закусил губу, пытаясь сдержать подступающие к горлу слёзы. Не сейчас. Только не при Александре. Хватит с него. - А моя машина тоже в машине?..

- Потом заберёшь, как-нибудь.

Александр прошёл по комнате, не касаясь Димы, и открыл дверь, подождал его на пороге. Из кухни доносились весёлые голоса Ирины и Барсика, они обсуждали какую-то нелепую рекламу и девочку-модельку, которая постоянно забывала текст и несла какой-то бред. Ирина смеялась, высоко и звонко. Человек, никогда не предававший, всегда смеётся открыто. Дима не хотел встречаться с ними, а Александр, кажется, наоборот. Он оставил Диму в коридоре, а сам завернул на кухню, что-то сказал тихо, и смех мгновенно смолк. Барсик ответил: «Как хочешь, можно и так». Больше никто не смеялся.

Дима обувался, стараясь не производить ни единого лишнего звука. Он потом всё скажет, всё объяснит, как было на самом деле, что он ничего не понимал, что он думал только об Александре, только его целовал, только ему бы позволил… Такой несусветный бред. Он и сам в него не верит теперь.

- Саша… - Дима остановился, натянув одну кроссовку, и прислонился лбом к плечу стоящего рядом Александра. – Саша… - едва слышно. И больше ничего. Никаких просьб, никаких оправданий. «Что теперь, Саша?..»

Долгожданная рука мягко коснулась Диминой головы и провела вниз по шее.

- Тебе надо отдохнуть, - почти ласково проговорил Александр. Дежурная фраза, по телу пробежали противные мурашки.

Он не добавил «птица моя», в отчаянии подумал Дима. И в ушах зазвенело от одиночества и пустоты, словно все силы вышли из тела, оставив лишь тянущую боль в мышцах. Лишь боль напоминала о том, что жизнь продолжается, и что Дима всё ещё рядом с Александром, но уже так далеко. Дальше, чем был в самом начале.

Солнце слепило глаза, и Дима прикрывал их рукой, чтобы не видеть, как красиво было на улице после прошедшего ночью дождя. Умытые улицы кричали о радости и счастье. Дима ненавидел, когда кричат громко. В салоне привычно играл Вивальди. Концерт соль минор «Лето». Дима судорожно вздохнул, вспоминая, что совсем недавно эта музыка значила для него.

- Выключи музыку, пожалуйста, - попросил он, не открывая глаз.

Александр выкрутил звук на минимум, но не стал выключать. Дима был ему благодарен за столь демонстративный жест.

- Поспи, я тебя разбужу, как приедем, - сказал Александр, закуривая. Машина встала на светофоре.

- К чёрту, - выдохнул Дима, открывая окно и глотая свежий воздух. Захотелось выйти из машины и пойти куда глаза глядят, пока ноги не отвалятся. В детстве Дима часто думал о том, что будет, если идти всё время вперёд, куда придёшь? К тому же месту или всё же возможны варианты? – Как твоя фирма?

- В порядке. Завтра будет последнее слушание. Но исход заведомо известен, поэтому не было смысла оставаться там.

- Поздравляю.

- Спасибо.

Александр нажал на педаль газа и машина мягко тронулась. Он затушил сигарету и выкинул в открытое окно. Он не смотрел на Диму. Он всю дорогу не смотрел на Диму. И это убивало медленно и верно, било по нервам, резало вены… Чёрт тебя побери! Ну наори, блин! Ну врежь так, чтобы искры из глаз посыпались! Ну обзывай последними словами, чёрт… чёрт… Да сделай хоть что-нибудь! А потом, потом всё забудь?.. Дима невольно скривил губы и опять закрыл глаза. Он знал, что Александр не станет его обзывать, бить и даже обвинять не станет. Потому что он любит, любит своего мальчика, свою птичку, которая его ждёт, скучает и не предаёт. Только это уже не Дима.