Дублет из коллекции Бонвивана - Ольбик Александр Степанович - Страница 34

— Не ладится? Это мягко сказано, — Авдеева вздохнула так горестно, что только слепой мог не заметить, какая буря у нее на душе. — Что-то невероятное творится с моей Татьяной. Ее словно подменили, все время плачет и ни в какую не идет на работу…

— Возможно, это связано с возрастом. Происходит ломка натуры. И это пройдет.

— У нее ужасная депрессия. Она смотрит в глаза, а слезы как из незакрытого крана. Хочу отвести к психиатру.

— Замуж ей пора, а не к психиатру вести, — Рощинский не чувствовал интереса к разговору.

Авдеева открыла сумочку и достала из нее кулон — тот, который Рощинский подарил Татьяне. Желтый камушек разбросал на скатерти веселые искорки.

Рощинский так и застыл, словно его поразила молния.

— Аня, по-моему, ты делаешь глупости. Это детские капризы и нет никакой трагедии.

— Нет, я так не думаю. Что-то случилось после того, как этот кулончик оказался у нее на шее. Я знаю своего ребенка лучше, Таня не из тех, кто по каждому пустяку капризничает. — Поэтому забери, Володя, кулончик и все остальное. Это не наша с Таней энергетика, — женщина вскинула на него глаза и Рощинский увидел, что они до краев наполнены слезами.

— Аня, прошу тебя…Не надо, не плачь…Может, мне поговорить с Татьяной? Мне она может сказать то, чего никогда не скажет тебе.

Авдеева носовым платком промокала слезы.

У нас раньше не было тайн друг от друга, но тут что-то скрывается ужасное. Просто ужасное…

— Может, не дай Бог, она подхватила какую-нибудь заразу?

— Мне стыдно, но я тоже об этом думала. Эти чертовы спиды, не знаешь откуда какую напасть ждать.

Авдеева, не сдержавшись, зарыдала.

— Поплачь, родная, — Рощинский погладил ее по голове. — Если бы я мог плакать, все проблемы, наверное, были бы намного проще. Но о чем я подумал…Может, ее обидел Пуглов? Возможно, она забеременела и не хочет, чтобы ты об этом узнала?

— Она бы сказала. Здесь что-то другое, гораздо серьезнее…Между нами говоря, я водила ее к врачу, сделали анализ крови, — Авдеева поднялась со стула и подошла к окну. — У нее в крови нашли наркотик…

Да слушай ты их больше. Сейчас могут поставить любой диагноз, чтобы из человека выкачать последнюю копейку.

— Конечно, ни за что нельзя ручаться, — Авдеева ладонью вытерла глаза.

Ему хотелось хоть как-то ее поддержать, но у него не было настроя на душеспасительные разговоры. Он и сам чувствовал, как почва уходит у него из-под ног и нет рядом опоры, за которую можно было бы зацепиться. Кругом одни тонущие…

— И все же ты не спеши. Не все так страшно, как порой нам кажется. И пойми, Аня, одну простую вещь: к человеку с чистой душой никакая грязь не прилипает. Если золото действительно имеет разрушительное воздействует на людей, то оно прежде всего должно было порушить мою жизнь.

— А разве уже не порушило? Золото притянуло к тебе бандитов…И убийство…

У него едва с языка не сорвался рассказ о вероломстве Ройтса. Однако какая-то необъяснимая сила сдержала его. Наверное, это было ощущение тайны, с которой делиться с другими, значит, обречь их тоже на подобные страдания.

— Ты, Аня, все же дай мне телефон Пуглова, у меня к нему есть небольшой разговор, — попросил он Авдееву…

…Они встретились с Альфонсом в сквере возле казино.

— Что с моим кольцом? — сразу спросил Рощинский. — Что-нибудь наторговали?

— Нам дали за него полцены…Как объяснил ювелир, это склеенный бриллиант, — Пуглов силился вспомнить то слово, которое назвал Плинер, но никак не мог вспомнить.

— Дуплет? — подсказал Рощинский.

— Он, мать его так! Но зато по своему знаменит, — Альфонс не стал прижимать Рощинского в угол рассказами о гибели какого-то Бонвивана. — Вы нам заплатили за похороны Ножичка, так? Мы взяли за кольцо две с половиной штуки, значит, излишек я вам возвращаю.

Пуглов вытащил из кармана красивый кожаный портмоне и вылущил оттуда несколько стодолларовых купюр

— Не жирно, — сказал Рощинский, изображая на лице разочарование, — я, честно говоря, надеялся на большее.

Когда Пуглов собрался уходить, Владимир Ефимович произнес:

— Не гони, Алик, у меня к тебе есть еще разговор.

Пуглов закурил и уселся на лавку. Игра у него все равно не шла и он не рвался назад в казино.

— Я разговаривал с матерью Татьяны…Ты слышишь меня?

Альфонс кивнул.

Может, ты в курсе, почему девчонка впала в такую депрессию?

— Я сам вот уже какой день не могу с ней встретиться.

— Мать сказала, что она резко изменилась после ее дня рождения. Где вы с ней были? Ты можешь мне, как мужчина мужчине, сказать правду?

— Честно говоря, мне не совсем понятно, что происходит. Плохое настроение, это еще не повод для моего допроса.

— Но с ней встречаешься ты, а не я, — Рощинского стал раздражать Альфонс

— Встречались? Это слишком громко сказано. Несколько раз заходили в кафе и в кино. Я не скрываю, что она мне нравится, но я так же знаю, как прохладно она ко мне относится. Это тебе о чем-нибудь говорит?

— Ты знаешь, что у нее в крови обнаружен наркотик?

Рощинский искоса взглянул на Пуглова и увидел, как изменилось его лицо. А изменилось оно потому, что Альфонс тот час же смекнул, кто в его окружении балуется наркотиками. Он вспомнил тот вечер, когда они с Татьяной пришли к нему домой — выпили шампанского, потом он ушел к матери, потому что к ней приехал Плинер. Затем он вернулся и застал Татьяну в интересном положении. Ни Лельки, ни Игоря у него уже не было. Вспомнил он и другое: в тот вечер он звонил Ройтсу домой, но застал только Волкогонову, которой он попенял за быстрый уход. Однако Лелька объяснила, что они поссорились с Игорем и она, психанув, одна ушла домой. Но Альфонс хорошо помнил, как сам Ройтс говорил ему, что от него они уходили вместе с Волкогоновой… Значит, врет Игорек, что-то скрывает?

Однако Рощинскому Пуглов об этом ни-ни.

— У меня у самого иногда бывает такая чернуха в башке, хоть кричи караул. Честно говоря, наш разговор мне не нравится. Я тоже, как мужчина мужчине, скажу вам: я Татьяну даже не… Ну не было у нас с ней постели, понимаете? Хотя я не раз подъезжал к ней. И меня ее настроение тоже беспокоит, но я тут не вижу никакой драмы.

— Зато мать ее видит. Я знаю семью Авдеевых довольно давно и они не из тех, кто на пустом месте будет закатывать истерику.

— Возможно…Но, чтобы разобраться что к чему, мне надо самому переговорить с Татьяной.

— Так переговори, черт возьми!

Пуглов отшвырнул сигарету. Ему было все противно, а главное, в нем начало расти подозрение в отношении Ройтса.

— Вы передайте Анне Александровне, чтобы она позвала к телефону Татьяну, когда я сегодня вечером буду ей звонить.

— Ты лучше сам сходи к ней. Телефон — для таких как я пенсионеров. А ты повнимательнее приглядись к своему дружку…

Пуглов, глядя на Рощинского, вспомнил когда-то им высказанное предупреждение: «Я тебе уже говорил, что Игорь тебя подведет под монастырь. Это еще тот сукин сын…»

— Что вы имеете в виду? — у Пуглова заходили на скулах желваки.

— У меня ничего нет, кроме интуиции и шестидесяти с лишним лет за плечами, — слукавил Толстяк. Ему не хотелось до поры до времени рассказывать о визите Ройтса.

— Этого мало, чтобы быть пророком. С таким же успехом я мог бы сказать про вас… Если по большому счету, это ведь вы втравили нас в историю с Симчиком.

— Забудем об этом. Если бы вы с Ройтсом не были бы готовы к подобным подвигам, никто бы вас никуда не втравил. Вы напоминаете жеребцов, которым куда бы не бежать, лишь бы бить копытами…

Пуглов, затушив сигарету о подошву кроссовок, в которых он был обут, поднялся с лавки.

— Каждый живет, как умеет, — сказал Альфонс. — В этом бардачном мире лично у меня не много осталось вариантов.

— Передай, Алик, своему дружку горячий привет и пусть на всякий случай сделает прививку от бешенства, — Рощинский тоже поднялся и словно надутый шар покатился по дорожке сквера. Засунув руки в карманы своего безразмерного плаща с оторванным клапаном, и надвинув шляпу чуть ли не на нос, он шел и глотал неопределенность.