Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница - Купер Джеймс Фенимор - Страница 116

— Вот наши товары, и я уверен, что мы сойдемся в цене, — заключил моряк, по имени Бурун, развязывая небольшой тюк, который, казалось, очутился в гостиной без помощи человеческих рук. — Эти товары явятся залогом наших дружеских отношений. Не бойтесь, подойдите и посмотрите их. Вы найдете тут многое, что вознаградит вас за все волнения.

Тюк был развязан, и, так как его владелец оказался поразительно осведомленным во всем, что касалось женского вкуса, Алида была не в силах противостоять соблазну. Куда делась ее сдержанность! Не успел владелец всех этих сокровищ вынуть из тюка и половину его содержимого, как руки наследницы олдермена ван Беверута принялись деятельно помогать контрабандисту, извлекая на свет божий всё новые и новые товары.

— Это материя из Ломбардии, — говорил он, довольный тем, что завоевал доверие своей прекрасной клиентки. — Полюбуйтесь, как она богата, цветиста и пестра, совсем как ее родина. Будто все лозы и растения плодородной Ломбардии запечатлелись в этом произведении ткацкого искусства. Эта ткань достойна занять место в любом гардеробе. Взгляните, она бесконечна, как равнины, вскормившие овец, из шерсти которых выделывается эта ткань. Я продал много такой ткани английским дамам, не погнушавшимся снизойти до торга с человеком, который рискует ради них своей жизнью.

— Боюсь, что многим она нравится только потому, что она запретна.

— Вполне естественно! Взгляните: вот изделия из слоновой кости, вышедшие из-под резца умелого мастера в далеких восточных странах; они могут украсить туалетный столик любой красавицы, и в них заключена мораль, ибо они напоминают о странах, жители которых менее счастливы, чем обитатели ее страны. А вот гордость Мехельна — кружева, созданные по моим рисункам.

— Они восхитительны и могут сделать честь любому художнику!

— В детстве я уделял много времени живописи, — ответил торговец, разворачивая перед девушкой тонкие кружева, и по тому, как он это делал, было видно, что он до сих пор способен любоваться их рисунком и качеством. — Я договорился с мастером о том, что он сплетет этих кружев столько, сколько протянется с верхушки самой высокой колокольни в его городе до земли, и все же как мало их осталось! Кружева пришлись по вкусу лондонским красавицам, и мне едва удалось привезти в колонию даже эти остатки.

— Удивительная мерка для товара, который должен был попасть в столько стран, минуя законные формальности!

— Мы обратились к церкви потому, что она редко гневается на тех, кто уважительно относится к ее привилегиям. Я отложу эти кружева в надежде, что они придутся вам по вкусу.

— Кружева редкостные и, должно быть, стоят дорого, — нерешительно произнесла Алида; подняв голову, она увидела устремленные на нее темные глаза собеседника, который, казалось, понимал, какую власть он завоевывает над ней. Испугавшись неизвестно чего, Алида поспешно добавила — Они к лицу скорее придворной даме, чем девушке из колоний.

— Они никому не пойдут лучше, чем вам. Пусть это будет придача в моей сделке с олдерменом. А вот атлас из Тосканы — страны крайностей; там купцами становятся даже князья. Флорентийцы искусны в выделке тканей и отличаются отменным вкусом в отношении рисунка и красок. Этим они обязаны богатой природе своего края. Обратите внимание — оттенок почти так же нежен, как розовый свет, играющий вечером на склонах Апеннин!

— Эта материя из Ломбардии, — сказал контрабандист. — Полюбуйтесь, как она богата, цветиста и пестра, совсем как ее родина.

— Неужели вы бывали во всех тех краях, товарами которых торгуете? — спросила Алида, забывая о ткани, которая выскользнула у нее из рук, и начиная чувствовать все больший интерес к ее владельцу.

— Да, у меня такое правило. А вот цепочка из Города тысячи островов [94]. Только рука венецианца может создать эти изящные, почти невесомые звенья. За эту золотую паутинку я отдал нитку первосортного жемчуга.

— Едва ли это благоразумно при такой рискованной торговле.

— И все же я взял безделушку для собственного удовольствия. Случается, капризы бывают сильнее жажды наживы; и я расстанусь с этой цепочкой, только подарив ее тому, кому отдам свое сердце.

— У столь занятого человека вряд ли найдется время на поиски подходящего объекта для подарка.

— Разве столь редки в женщинах добродетель и красота? Мадемуазель Барбери говорит так, гордая созданием своих многочисленных побед, иначе она не судила бы столь легко о том, что так серьезно для большинства женщин.

— Среди прочих земель ваш корабль посетил, видимо, и страну волшебников, иначе вы не претендовали бы на знание того, что по своей природе должно быть скрыто от постороннего. Сколько могут стоить эти чудесные страусовые перья?

— Они из черной Африки, хотя сами белы, как снег. Я тайным образом приобрел их у одного мавра в обмен на несколько мехов лакрима-кристи; он пил вино, закрыв глаза от блаженства. Я пошел на эту сделку исключительно из сострадания к его жажде и не очень высоко ценю свое приобретение. Пусть и они послужат для укрепления моих отношений с вашим дядюшкой.

Алида ничего не могла возразить против такой щедрости, хотя втайне подозревала, что эти подарки не что иное, как деликатное и хорошо замаскированное преподношение ей самой. Результат этих подозрений был двоякий: они вынудили девушку сдержаннее выражать свой восторг и еще более усилили чувство доверия и восхищения, которое вызывал в ней своенравный и удивительный торговец.

— Дядюшке бесспорно польстит ваша щедрость, — несколько чопорно произнесла она, — хотя, мне кажется, в торговле щедрость столь же желательна, сколь и справедливость… Какой удивительный рисунок у этой вышивки!

— Ее вышивала одна затворница во Франции, которая провела за этой работой долгие годы. Тут ценен скорее замысел, чем материал. Бедняжка плакала, расставаясь с плодом своего труда, настолько она привыкла и привязалась к нему. Иной человек, живущий в людском водовороте, с меньшей печалью теряет друга, чем эта скромная монахиня расставалась с творением своей иглы.

— А разве мужчинам разрешается посещать женские монастыри? — удивилась Алида. — У нас в роду мало уважали монастырскую жизнь, и мысами бежали от жестокостей Людовика [95], но все же я никогда не слышала, чтобы мой отец обвинял монахинь в нарушении обета.

— Я знаю об этом с чужих слов; мужчинам, конечно, не разрешается торговать непосредственно с монахинями. — Улыбка, показавшаяся Алиде дерзкой, заиграла на красивом лице ее собеседника. — Но так мне передавали. Что вы думаете о женщинах, которые ищут спасения от тягот и грехов мирской жизни в подобных заведениях?

— Сказать по правде, я не берусь судить о том, чего не знаю. В нашей стране женщины не заточают себя в монастыри, поэтому американцы мало задумываются над этим обычаем.

— Да, в нем есть свои недостатки, — задумчиво продолжал торговец контрабандными товарами, — но также и достоинства. Существует много слабых и легко уязвимых людей, которые более счастливы в обители, чем среди соблазнов мирской жизни… А вот работа английских мастеровых. Не понимаю, как она оказалась вместе с изделиями иностранных ткачей. Мои тюки, как правило, не содержат тех вульгарных товаров, торговля которыми разрешена законом. Скажите откровенно, прелестная Алида, разделяете ли вы предрассудки в отношения нас, флибустьеров?

— Я предпочитаю не судить о законах, которые превосходят разумение женщины, — ответила Алида с похвальной осторожностью. — Некоторые полагают, что злоупотребление властью оправдывает оказываемое закону сопротивление, другие считают, что нарушение законов то же, что преступление против нравственности.

— Так считают те, кто пустил деньги в оборот и нажил состояние! Эти люди оградили нажитое барьером общепризнанных норм и утверждают, что эти нормы от бога, потому что они выгодны их эгоизму. Мы, бороздящие океаны…