Рассказы и сказки - Шим Эдуард Юрьевич - Страница 3

Поглядел на меня, усами подвигал, вокруг глаз — морщинки.

— И ещё… не надо следить за жарким. Не пригорит оно. Сама утка об этом побеспокоится…

— Как так?!

— А вот как. Когда изжарится утка, в бутылке появится трещинка. Сквозь неё пойдёт пар и начнёт посвистывать, как вскипевшая вода в чайнике… Ты же слышал!

Ох, и стыдно мне стало!

Даже есть расхотелось.

Ничего себе — охотник. Жареной утки испугался.

Охотники из лесу принесли маленького лисёнка. Тощий такой был, головастый, с белым галстучком и в чулочках. Поглядишь и скажешь: впроголодь жил.

Хозяйка, бабушка Поля, как увидела, — сразу поперёк:

— Не пущу! Несите назад. Он у меня всех курчат передавит.

Кое-как уговорили всё-таки. Стал лисёнок жить во дворе, в старой собачьей будке.

Первые дни тишком сидел, носа не выказывал. Бабушка Поля, когда ему еду носила, наставляла со строгостью:

— Вот, вот… Так-то лучше! Хочешь жить у меня, — смирно сиди!

Но лисёнок скоро осмелел. Попривык. Начал из будки вылезать да всё дальше и дальше.

А во дворе у бабушки Поли — птичник. Живёт старуха небогато, работать уже не может и, чтоб перебиться, растит на продажу кур.

Весной посадила на яйца много квочек, да всё в разное время, и теперь собрались у неё и цыплята, и оперившиеся курчата, и почти взрослые петухи да куры.

И вот случилось так, что в маленьком тощем лисёнке всё-таки пробудился лесной хищник и позвал на охоту.

В полдень разомлевшие птицы купались в песке. Лисёнок из тёмной будки позыркивал на них зелёным глазом, а потом — шасть на двор и пополз.

Он полз, как настоящая большая лиса, — стлался по земле, перекатывался, и только лопатки ходили под шерстью.

И уж совсем приблизился к птицам.

И уже подобрал под себя лапы, чтобы вот сейчас, вот-вот, выстрелиться по ближней курице.

Он уже глазами взял её, хапнул.

И тут помешала муха.

Синяя, будто лакированная муха звякнула над землёй, и один молоденький петушок не поспел склюнуть её на лету, вскочил и за ней помчался.

Муха взвилась, петушок подскочил, опять промахнулся — и вдруг встал нос к носу с лисёнком.

Перед обалделым петухом горели два зелёных зрачка и дрожала, втягивала куричий дух мокрая, чёрная тюпка лисьего носа.

То ли растерялся петушок, то ли не разглядел впопыхах, но, не раздумывая, очень крепко, он взял да и кокнул по этой дрожащей тюпке.

Будто взорвался песок, петуха вбок бросило, а лисёнок, наддавая ходу, понёсся прочь.

Он визжал на бегу, а потом было слышно, как с разлёту он шмякнулся о заднюю стенку будки и смолк — видно, дочиста лишился голоса.

Очень худо кончилась для него первая охота.

И вот ведь как запоминаются такие уроки!

Даже когда подрос лисёнок, и то грозного петуха стороной обегал.

До слёз, бывало, смеялись наши деревенские: ходит по двору бабушки Поли чуть ли не матёрый лисовин, а как завидит Петькин хвост, — сломя голову бежит к будке, да еще повизгивает со страху.

Самое дальнее поле нашего колхоза — Старые лужки. Осенью там работал комбайн, убирал хлеба. Комбайнерам отлучаться было некогда, и поэтому обедали и ужинали они прямо в поле. А еду им приносили наши ребята.

Однажды очередь идти выпала Петьке Шумову и Лене Байковой. Едва начало смеркаться, как они отправились в путь — впереди Лена с узелком под мышкой, позади — Петька с чугунком в руках.

Дорога — не близкая. Сначала тянется она вдоль реки, потом сворачивает в лес. Шагают Лена и Петька, торопятся.

Вечера уже тёмные, глухие. Идёшь полем, так хоть звёзды видны в небе, а в лесу — и вовсе тьма. Ничего не разглядеть.

Хорошо ещё — голова у Лены белобрысая, светлая. Она смутно белеет впереди, и Петька не боится Лену потерять. Зато под ногами у него всё время трещат какие-то сучья, коренья, валежник. Петька не тяжёлый, а какой-то неповоротливый. Хоть и старается ступать осторожно, всё равно шум в лесу такой, будто продирается сквозь чащу корова.

Дошагали Лена и Петька до просеки. Тут Лена остановилась и говорит:

— Давай свернём на тропку. Нам спешить надо, а тут путь будет короче.

Петька на сучок наступил, вздрогнул. Отвечает:

— Это верно… Только давай пойдём по дороге. Безопасней!

— Почему?

— Да на тропке твоей — ямы всякие, бугры… Ноги ещё поломаешь!

— Какие ямы?!

— Ну, не ямы… а сучки там, деревья…

— Что за чепуховина? — разозлилась Лена. — Ступай без разговоров!

И пошла по тропке.

Петьке делать нечего — двинулся следом. Немного прошагали молча. Потом Петька опять говорит:

— Слышь, Лен! Вернёмся на дорогу…

— Зачем?

— Я хотел тебе сказать… Только не смейся, это верно… Тут место — нечистое!

Лена от удивления к нему повернулась.

— Чего-о?!

— Ей, ей. Знаешь, впереди Шашкова поляна? Так вот… Лучше туда не захаживать. Там появление такое является…

— Что за появление?

— А такое… громадного вида. Мне мать сказывала, а ей — тётка Марфа Заплёткина. Она-то уж всё знает.

Лена смотрит на Петьку и не знает, смеяться или нет.

— Да ты что? Не совестно небылицам верить? Вот расскажу я про твоё «появление громадного вида» ребятам, засмеют до смерти!

Тряхнула Лена головой и побежала вперёд.

Один поворот делает тропка, второй, ныряет в кусты. И только миновала Лена кусты, как вдруг…

Вдруг впереди неясно забрезжил свет.

Какие-то тени мелькнули.

Писк и шорох послышались.

Лена сделала ещё несколько шагов — и замерла. Впереди на поляне виднелись странные высокие столбы. Они сияли голубым мёртвым светом.

Чёрные бесшумные птицы метались вокруг.

Внезапно одна наискосок бросилась вниз, к голове Лены, и с налёту запуталась в волосах.

Петька, стоявший позади, охнул и выронил чугунок. Чугунок был обмотан холстинкой, он упал беззвучно, и картошка из него высыпалась.

Петька попятился, наступил босой ногой на горячую картофелину, обжёгся и, отчаянно завопив, ударился бежать.

Он скакал, не разбирая дороги, прямо по кустам. Петькина штанина зацепилась за ветку. Раздался треск — и Петька нырнул в мох.

Тогда Петька пополз.

Он полз и тихонько стонал от страха.

Лена, конечно, тоже напугалась. Она схватилась руками за волосы — и вдруг пальцы ее нащупали перепончатые крылья и мягкий мех. Летучая мышь!

Сразу половина испуга прошла. Лена знала, что мыши иногда с разлету запутываются в волосах. Она осторожно освободила крошечного зверька, потом подошла поближе к столбам.

Ну, ясно же. Это были старые, гнилые осины. Прежде Лена днём проходила мимо них, только внимания не обращала. А оказывается, что в темноте эти гнилушки светятся.

— Петька-а!! — позвала Лена. — Ты где, Петька?

Не скоро она отыскала Петьку и не сразу уговорила выйти на поляну…

Зато когда Петька всё разглядел, он стал очень разговорчивым.

— Конечно! — рассуждал он по дороге. — Я же знал, что всё это небылицы. Я и мамке говорил, что никаких чиканашек не бывает… А Марфа… ох и противная тётка! Всех пугает, мутит… Вот я завтра в сельсовет на неё заявлю, — пусть не занимается вредной агитацией!

Хоть Лене и очень хотелось посмеяться над Петькой, она всё же промолчала.

Вскоре показались впереди и Старые лужки. Донёсся рокот комбайна, идущего по хлебному полю. Блеснули его огни.

И тут Петька остановился и хлопнул себя по затылку.

— Лена, — сказал он отчаянно, — а ведь я чугунок-то с картошкой забыл! Оставил его на Шашковой поляне… Ты погоди меня, я мигом сбегаю, принесу!

Лена, улыбаясь, посмотрела на Петьку. Он отвёл глаза.