Баллада о кулаке (сборник) - Олди Генри Лайон - Страница 53

Однако казна Чжоу-вана пустовала. Где же взять серебро и рис? Как где? — В областной казне и войсковой государевой житнице! Плевать, что будет потом, лишь бы поскорее утихомирить разбушевавшихся вояк!

Судья Бао нахмурился и недовольно заворочался на охапке прелой соломы — другого ложа в камере не было, — вспоминая, что подобное безобразие стало возможным лишь после воцарения нынешней династии Мин. Именно тогда возобновили древний порядок, отмененный около восьмисот лет назад при объединении Чжунго* [Чжунго — дословно «срединное государство», одно из названий Китая.] в единое государство. («Как раз вскоре после того, как Бодхидхарма явился в тогда еще никому не известный Шаолинь», — подумалось вдруг судье, но эту мысль он осторожно отложил на потом.) Победитель монголов, первый государь династии для закрепления власти правящей семьи принялся раздавать родичам ванские титулы и жалованные уделы, в результате чего единая власть в Чжунго снова распалась на две ветви: собственно центральная власть со своими войсками, имперскими чиновниками, к которым принадлежал и сам судья, начальниками уездов и местных гарнизонов, и власть кровнородственных, или областных ванов, опять-таки со своими чиновниками, военачальниками, гарнизонами от пяти до девятнадцати тысяч солдат, казной, житницей...

В итоге простолюдины оказались вынуждены кормить чуть ли не вдвое большую армию начальства — неудивительно, что по Поднебесной поначалу прокатилась целая волна бунтов. Впрочем, волнения были жестоко подавлены имперскими и ванскими войсками в первый и последний раз действовавшими рука об руку.

Теперь правительственные чиновники оказались слугами двух господ, вынужденными, с одной стороны, подчиняться начальнику уезда, а с другой — два раза в месяц являться к кровнородственному вану с заверениями в почтительной преданности и выслушивать его указания, зачастую полностью противоречившие указаниям начальника уезда.

Вот и выпутывайся как знаешь!

К тому же при любом недоразумении или оплошности кровнородственный ван и начальник уезда спешили свалить вину друг на друга, и столичным цензорам приходилось долго ломать головы в попытках выяснить: как же все было на самом деле?

Ну а теперь, когда ожидалась смена государя... Будь у Чжоу-вана больше сил и времени, он, возможно, и сам рискнул бы попытать счастья в борьбе за престол. Но сейчас принц прекрасно понимал: речь идет отнюдь не о возможности сесть на трон, а совсем даже наоборот — о возможности отправиться в изгнание с лишением всех регалий и изрядной доли унаследованных и наворованных богатств.

А раз самому престол не светит, значит, необходимо любыми средствами доказать свою преданность новому Сыну Неба, выставить себя радетелем о благе государства, у которого в уделе благочинность и процветание!

Ванские казна и житница пустуют? Зато у начальника уезда рис и серебро только что через край не переваливаются!

Разве это справедливо?

Разве можно законным путем так набить государственную казну, когда у принца Чжоу в амбарах одни мыши пищат, да и те скоро от голода передохнут?

Значит, что?

Значит, правдами и не правдами (и больше не правдами!) начальник уезда пополнял свою казну, обманом отбирая и то, что должно было по закону идти кровнородственному вану! И все об одном мечтал, подлец сквернопахнущий: как бы честного, но наивного принца опозорить перед государем — и казна ванская пуста, и порядка нет, солдаты бунтуют, а горожане недовольны! Отобрать у принца жалованный удел и сослать куда подальше! Чтоб не мешал всей душой преданный государю принц творить начальнику уезда свои тайные делишки.

Какие?

Первое, что на ум взбредет: опиумом приторговывать, шелк контрабандный поставлять, не платя пошлины, — мало ли что еще! Заговор, как есть заговор! Вот и покушение даже было — Будда миловал, обошлось! А не вышло с покушением — решили казнокрады-мздоимцы по-другому врага извести: интригами да лживыми наветами!..

И если в чем-то судья переусердствовал или что-то упустил, то в общих чертах план принца Чжоу был именно таким.

Арестовать проворовавшегося интригана — начальника уезда.

Вслед за ним — его пособников: главного казначея области и командующего имперским гарнизоном.

Силой захватить казну и житницу, раздать солдатам жалованье (ибо еще день-два, и будет поздно!) — а там, глядишь, налоги в казну поступят, и можно будет восполнить недостачу. Приедет цензор из Столицы: все уже шито-крыто, деньги на месте, а что пропало — так заговорщики разворовали! Опять же. имущество их — в казну, на покрытие убытков!

Доказательства?

За то время, что до приезда цензора пройдет, палачи в дворцовой допросной из арестованных любые признания выбьют, не впервой!

Но промашка вышла — командующий-то ушел! И большую часть гарнизона за собой увел! Теперь его просто так не возьмешь, а слово его на государевом суде не меньше ванского весить будет.

Ибо недаром шестидесятидвухлетний генерал Чи Шу-чжао получил в свое время прозвище Стальной Хребет и до сих пор носил его с гордостью! Не единожды делом доказывал генерал свою преданность Поднебесной, а его честность и прямота известны были не хуже, чем неподкупность того же судьи Бао.

Теперь становилось ясным, зачем Чжоу-вану понадобился Бао Драконова Печать.

Показания достойного сянъигуна — против показаний Стального Хребта. Присовокупим протоколы допросов начальника уезда и главного казначея — этого должно хватить, чтобы убедить самого недоверчивого цензора.

Или нового Сына Неба.

Потому-то выездного следователя и не взяли ночью, вместе со всеми: если бы удалось захватить командующего гарнизоном, судья Бао был бы принцу ни к чему. Генерала казнили бы как мятежника, заткнув ему рот навсегда. Но командующий бежал, и принцу срочно понадобился противовес словам слишком хорошо известного даже в Столице Чи Шу-чжао. И тогда опять же понятно почему пытались арестовать друга Ланя: все в городе знали, что судья надолго уезжал вместе с даосом. А ну-ка, поприжать отшельничка, выбить из него письменное признание, что мятежник Бао ездил встречаться с заговорщиками по заданию начальника уезда! Тогда и на самого выездного следователя будет куда легче давить.

Но, опять же, промашечка вышла: ушел даос, только гвардейцы Чжоу-вана его и видели! Судья удовлетворенно усмехнулся. Все известные ему факты выстраивались в стройную картину, и только одному маленькому, но досадному фактику не было в ней места. Фактику по имени Сингэ Третий! Чжоу-ван приказывает арестовать начальника уезда, главного казначея, генерала Чи Шу-чжао, судью — и сюцая Сингэ Третьего!

Опять же, аресты явно проводились в порядке важности задерживаемых лиц для принца Чжоу. Но, когда выездного следователя бросили в камеру, сюцай уже был там!

Неужели Сингэ Третий важнее для Чжоу-вана, чем он, Бао Драконова Печать?!

Судье на мгновение стало даже немного обидно.

Почему сюцай оказался в камере раньше выездного следователя? Откуда Сингэ Третий узнал о болезни Сына Неба и предстоящей смене власти? Ведь город тогда еще отнюдь не полнился слухами, как утверждал сюцай! И почему Сингэ Третий так настойчиво убеждает своего начальника признаваться во всем?

Ответ был очевиден: сюцай — провокатор!

Судья незаметно покосился на увлеченно разглагольствовавшего сюцая.

«Ну-ну, «утка», ты у меня покрякаешь!» — мрачно подумал выездной следователь, однако опускаться до придумывания планов мести сюцаю не стал, справедливо решив положиться в этом деле на волю случая.

В данный момент достойного сянъигуна значительно больше волновала собственная судьба.

Несомненно, его будут пытать. Что ж, придется держаться.

Сколько?

«Не больше месяца», — прикинул судья.

В том, что Стальной Хребет уже начал действовать, судья Бао не сомневался.

— ...А работает Недремлющее Око вот так: кладете руку на этот квадрат — и видите Первую канцелярию, на этот — Вторую...