Без лица - Коул Мартина - Страница 13

Беверли удалилась так же стремительно, как и ворвалась, в это помещение, и в офисе воцарилось спокойствие, как на море после шторма.

— Я приношу извинения за все увиденное и услышанное, — сказал Алан.

Мария не удержалась и начала громко смеяться. Ее смех был настолько заразительным, что Алан рассмеялся вместе с ней.

— Я прошу прощения, — сказала она, — но ваша жена просто ходячий анекдот.

— Вам надо будет попытаться найти с ней общий язык, — произнес Алан. — Вы знаете, что она однажды сделала? Я находился у одной птички в Рамфорде. Она была очень милой, малость толстоватой, но это не портило ее. Так вот, Беверли приехала к ее родителям и ждала. Она ждала там, пока я не привез девочку домой. Я чуть не умер от страха.

Мария снова начала смеяться.

— И вот я стою у них в гостиной с их дочерью, а моя жена болтает без умолку, как давно не навещавший их родственник. Но такова она есть, Беверли. Ничего тут не поделаешь.

— Мне она понравилась, Алан.

Он снисходительно улыбнулся:

— Да, и мне тоже однажды. Я даже полюбил ее, но она не смогла жить со мной вместе. Я ведь неровно дышу к женскому полу, да и ее бесконечная болтовня просто сводила меня с ума. Вот и все. А теперь она называет меня не иначе как чековая книжка Чарли.

Мария сделала две чашечки кофе.

— Спасибо, что вы предоставили мне шанс и дали это место, мистер Джарвис.

Ее голос стал звучать несколько увереннее, чем раньше.

— Да вы просто клад, Мария. Если вы сможете справиться с Беверли, вы справитесь с кем угодно. Но я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Называйте меня просто Алан. Каждый раз, когда вы говорите мне «мистер Джарвис», я вспоминаю о своем отце и чувствую себя очень старым.

Мария ничего не ответила. Она не знала, как правильно поступить. Она уже долгое время не использовала свои чары, и ей было трудно понять, как себя вести. Но Беверли Джарвис появилась очень кстати, и Мария была благодарна ей за то, что заставила ее так громко рассмеяться. Это было так странно — снова смеяться. И так приятно.

Кевин стоял около дома, где жила Мария, и очень нервничал. Женщины, входившие и выходившие оттуда, задерживали на нем взгляды. Он прошелся по улице, стараясь, чтобы входная дверь оставалась в поле его зрения. Он беспрестанно думал о жене, прекрасно понимая, что она буквально разорвет его на куски, если узнает, где он был. Когда Мария наконец показалась, у него буквально перехватило дыхание. Она была так красива! На ней была длинная черная юбка, в которой Мария напоминала сельскую учительницу. Но все равно было понятно, что у нее красивые стройные ноги. Его мать однажды сказала, что мужчины будут либо любить, либо ненавидеть ее. То же самое будут испытывать к ней и женщины. В том, что произошло, он обвинял только себя и свою жену. Себя — потому что слишком сильно любил старшую дочь. И жену — потому что она любила ее слишком мало.

Кевин подошел к ней и, приветствуя, поднял руку. Мария сначала смутилась, а потом широко улыбнулась. Она была очень рада, что пришел отец. Он смотрел на нее так, как когда-то давно в детстве.

— Папа? — Ее голос звучал совсем по-другому, более спокойно, чем раньше.

— Мария! Ты прекрасно выглядишь, дочка.

Они долго молча смотрели друг на друга, наконец Мария спросила:

— Как ты нашел меня?

— Я позвонил в полицию, и мне сказали, где ты, ведь я, как отец, имею полное право…

На улице было холодно, но Мария не знала, куда пригласить его. Был уже седьмой час, а в шесть тридцать она должна быть дома. Первый раз за все время это обстоятельство очень расстроило ее.

— Может быть, ты зайдешь ко мне, и мы выпьем по чашечке кофе?

— Конечно, с удовольствием, — сказал Кевин и непроизвольно обнял ее. Мария тоже обняла его, и они рассмеялись. Она почувствовала, как слезы подступили к глазам, попыталась незаметно смахнуть их, но не сдержалась, и слезы безудержно полились из ее глаз.

— Папа, как приятно снова видеть тебя, — сказала Мария, когда они входили в общежитие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Они были так счастливы обществом друг друга, что не заметили, как с другой стороны улицы за этой сценой наблюдала Люси.

Анастасия была маленьким демоном. Она плакала днями напролет, все было не по ней. В свои тринадцать месяцев она была очень строптивым ребенком, а Тиффани всегда очень уставала от ночных бдений.

Девочка схватила со стола чашку с холодным кофе и опрокинула ее на ковер. На этот раз Тиффани не выдержала и сильно ударила дочь по лицу. Та резко вскрикнула от испуга и боли. В ту же секунду Тиффани спохватилась и нежно прижала к себе ребенка.

— Мамочка просит прощения у своей девочки. Мамочка очень сожалеет, — повторяла она снова и снова.

Анастасия крепко прижалась к ней, ее маленькое личико было мокрым от горячих и горьких слез, влажными стали даже ее волосики. Никогда в жизни Тиффани не чувствовала себя так скверно, как сейчас. Но у нее был такой тяжелый день. Каждый раз, когда она вспоминала, чем занималась, у нее появлялись рвотные позывы.

Тиффани укачивала на руках дочку, нашептывала ей ласковые слова, стараясь всеми силами успокоить ребенка. В конце концов Анастасия уснула. Тиффани осторожно положила ее в кроватку и только сейчас поняла, какая ответственность лежит на ее плечах. Мысль о том, что она не сумела совладать с собой и осмелилась поднять руку на собственного ребенка, разрывала ей сердце.

В квартире было тихо, может быть, слишком тихо. К этому часу Пэт обычно приходил сюда, и Тиффани поняла, что все еще надеется увидеть его. Ее переполняло чувство одиночества. У нее не было на этом свете друзей, и сейчас она была бы рада увидеть даже Кэрол, которую знала всю свою жизнь. Тиффани свернула себе самокрутку из марихуаны, медленно затянулась и почувствовала, что душевное равновесие возвращается к ней. Вскоре должна была прийти няня. Тиффани надо было приготовиться к предстоящей ночи в клубе. Она хорошо заработает сегодня ночью, и это станет доказательством того, что она поступает правильно. Стыд, чувство вины отступили на второй план. Тиффани нежно погладила дочь по головке, затем вышла и стала одеваться.

Час спустя она уже сидела в автобусе, одетая в теплое пальто, под которым была школьная форма. Все это выглядело каким-то фарсом. Но деньги прежде всего.

Луиза накрывала на стол. Кевин медленно пил обжигающий чай и смотрел на Люси. Внезапно он почувствовал, что она смотрит на него как-то странно.

— Что-нибудь не так? — неуверенно спросил он.

Люси все так же пристально продолжала смотреть на отца.

— А ты как думаешь? — мрачно ответила она.

— О чем это вы? — спросила Луиза, перестав сервировать стол.

Люси смущенно посмотрела на мать. Ей очень хотелось все рассказать матери, но она понимала, что сейчас еще не время.

— Я просто устала, — сказала Люси. Это был довольно слабый аргумент, и она прекрасно понимала это.

Луиза разбила блюдце, с силой ударив его о стол.

— Вы только посмотрите на нее! Она устала! С какой стати ты считаешь, что устала больше, чем я или твой отец? Он сегодня на ногах с шести утра.

— С тех пор как эту тварь освободили из тюрьмы, дома стало просто невыносимо. Она не живет здесь, не приходит сюда, но мы почему-то все равно расплачиваемся за ее свободу. — Выдав эту тираду, Люси посмотрела на отца, но тот отвел от нее взгляд.

— Я прекрасно понимаю тебя, — сказала Луиза. — Вчера я была на могиле у Маршалла и встретила Мэйн Кевендиш. Она прошла мимо не поздоровавшись. И я знаю, почему. Потому что все знают, что Мария на свободе, что она где-то рядом и что скоро все начнется сначала. Попомните мои слова. Начнутся телефонные звонки, угрозы… Все будет как раньше. Я это знаю наверняка.

— Нам следовало уехать куда-нибудь отсюда сразу после того, как это произошло.

В маленьком замкнутом пространстве голос Кевина прозвучал слишком громко, и Луиза гневно обрушилась на него: