Подумай дважды (Think Twice) - Рэнд Айн - Страница 42

Брекенридж быстро смотрит на него сверху, он понимает, отдергивает руку от аппарата и хватается за карман пиджака.

Что ты ищешь? Это? (Достает из кармана пистолет и показывает Брекенриджу. Потом сует обратно в карман.) Не двигайся, Уолтер.

Брекенридж (его голос слегка сиплый, но все еще уверенный). Ты выжил из ума? Хочешь, чтобы я поверил, что ты собрался меня убить, здесь, сейчас, в доме, полном людей в трех шагах от нас?

Ингэлс. Да, Уолтер.

Брекенридж. Ты готов к тому, что тебя за это повесят?

Ингэлс. Нет.

Брекенридж. Как ты собираешься этого избежать?

Ингэлс не отвечает, но берет сигарету и закуривает.

Хватит выпендриваться! Отвечай!

Ингэлс. Я тебе отвечаю. (Показывая на сигарету.) Посмотри на эту сигарету, Уолтер. Тебе осталось жить столько, сколько она будет гореть. Когда она сгорит до надписи на ней, я брошу ее на траву. Она будет лежать рядом с твоим телом. Пистолет найдут здесь — с моими отпечатками пальцев. Мой носовой платок будет найден здесь на ветке. Твои часы будут разбиты, чтобы зафиксировать определенное время. У меня не будет совсем никакого алиби. Это будет самое глупое и простое убийство в истории. И вот поэтому оно будет идеальным.

Брекенридж (страх подкрадывается к нему немного ближе). Ты... ты же не...

Ингэлс. Но это еще не все. Я отправлю твоего друга. Сержа Сукина, на виселицу за твое убийство. Он однажды пытался сделать именно то, что я сделаю за него. Пусть теперь понесет наказание. Я подставлю самого себя. А его подставлю так, чтобы это выглядело, как будто он подставил меня. Я дам ему алиби, а потом отниму его. Сию секунду он в Стзмфорде покупает газету. Но это ему не поможет, потому что в данный момент в моей комнате лежит предыдущий выпуск сегодняшнего «Курьера». Понимаешь, Уолтер?

Брекенридж (его голос осип и еле различим). Ты... Дерьмо!

Ингэлс. Хочешь знать, зачем я сегодня позволил тебе увидеть, как я целую Хелен? Чтобы обеспечить себе еще и своеобразный мотив. Такой, который и навел Сержа на мысль меня подставить. Понимаешь, нельзя, чтобы Грег Гастингс заподозрил мой истинный мотив. Не знал, что Хелен так хорошо сыграет свою роль. Я никогда не думал, что это возможно, иначе не стал бы этого делать. Это единственное, о чем я жалею.

Брекенридж. Ты... не... отвертишься...

Ингэлс. Главное для меня, чтобы Грег Гастингс не догадался об истиной природе моего изобретения. Если догадается, поймет, что это сделал я. Но я должен постараться. (Смотрит на сигарету.)Твое время вышло. (Бросает сигарету в сторону.)

Брекенридж(в отчаянной панике). Нет! Не надо! Не надо! Нельзя! (Делает движение убежать.)

Ингэлс (выдергивая пистолет). Я сказал тебе не двигаться

Брекенридж останавливается.

Не убегай, Уолтер. Прими это сразу. Если по бежишь — только поможешь мне. Я хорошо стреляю — и никто не поверит, что я выстрелил человеку в спину.

Теперь это настоящий Стив Ингэлс — жесткий, полный жизни i напряженной энергии, его голос звенит — изобретатель, рисковый человек, гений — когда он стоит, держа на мушке Брекенриджа.

Уолтер! Я не хочу, чтобы ты сделал с миром все то, что сделал со всеми своими друзьями. Мы можем защитить себя от людей, которые причиняют нам зло. Но спаси нас боже от тех, кто несет нам добро! Это единственный акт гуманизма, который я когда-либо совершил, — единственный, который можно совершить. Я освобождаю людей. Свобода страдать. Свобода бороться. Свобода рисковать. Но свобода, Уолтер, свобода! Не забудь, сегодня День независимости!

Брекенридж отворачивается и исчезает в темноте. Ингэлс не двигается с места, только неспешно поворачивается, поднимает пистолет и стреляет в темноту. Пятно света исчезает. Затемненная сцена. Затем зажигается полный свет. Ингэлс спокойно сидит на стуле, кончая свой рассказ. Эдриен спокойно молча стоит перед ним.

Ингэлс. Я рассказал это, потому что хочу сказать тебе, что не жалею. Если бы обстоятельства принудили меня отнять стоящую жизнь — я не колеблясь отдал бы свою взамен. Но об Уолтере я так не думал. Ни о Серже... Теперь ты знаешь, какой я. (Встает, глядя на нее.) Теперь, Эдриен, повтори — если еще раз хочешь, чтобы я это услышал.

Эдриен (смотрит на него с высоко поднятой головой). Нет, Стив. Я не могу это повторить. Я сказала, что влюбилась в тебя бесконечно, презренно, и была влюблена много лет. Я больше не могу этого сказать. Я скажу, что влюблена в тебя — так ужасно гордо и буду много лет... много... всегда.

Он не двигается, только медленно кивает, принимая это оправдание.

Занавес

«Думаешь ли ты, — спросила Айн Рэнд, кончив читать, — что я когда-нибудь отдам главную роль в своей истории кому-нибудь, кто не герой?»

1939 г.

ИСТОЧНИК*

Предисловие редактора

В 1938-м, посвятив три года исследованию архитектурного дела. Айн Рэнд начала писать роман «Источник». Она закончила работу над ним в конце 1942 г., а на следующий год его уже издали. Менее чем через десять лет книга уже снискала всемирную славу и к настоящему времени продалась общим тиражом в более шести миллионов экземпляров. Про то, что думает сама Айн Рэнд об «Источнике», можно прочитать в ее вступлении к изданию, посвященному двадцатипятилетней годовщине с момента написания романа.

* Здесь представлены отрывки, не вошедшие в окончательную версию романа «Источник»

Для этого сборника я подобрал два отрывка, которые были вырезаны мисс Рэнд из оригинальной рукописи; это единственные неопубликованные рассказы достаточного объема. Оба они были написаны еще в 1938 г. и относятся, скорее, к началу романа. Как и в случае с отрывками из «Мы живые», Айн Рэнд не придавала им особого значения и не редактировала. Оба заголовка придумал я сам.

«Веста Данинг» — это история о любовном романе Говарда Рорка с юной актрисой, первом в его жизни, еще до того, как он встретил Доминик. Изначально в рукописи эта история была вплетена в сюжет романа и шла в ногу с общим повествованием.

Веста Данинг являет собой яркий пример «смешанных предпосылок», как красноречиво выражалась Айн Рэнд. Отчасти она разделяет с Рорком его взгляд на жизнь, но частично она и человек второго сорта, готовый продавать свой талант за одобрение со стороны других, что она пытается оправдать благой целью. Мисс Рэнд вырезала Весту из романы, по ее словам, осознав, сколь велико сходство между ней и Гейл Винанд, новостной издательницей (которая такими же методами шла к благородной цели). В некотором отношения Веста также имеет определенное сходство и с Питером Китингом. В действительности же все это проясняется, стоит узнать о том, что некоторые из реплик Митинга сперва предназначались для Весты.

Под заголовком «Рорк и Кэмерон» я собрал две отдельные сцены с участием обоих персонажей. В первом отрывке речь идет о том времени, когда Рорк работал в Нью-Йорке под руководством Генри Кэмерона, некогда известного архитектора, который был всеми забыт. Действие второго отрывка происходит чуть позже, в доме Геллера, где Рорк, начавший заниматься архитектурным делом самостоятельно, получает свой первый заказ. По всей видимости, мисс Рэнд вырезала эти сцены из книги по причине отсутствия их важности для сюжета, сочтя, что будет излишне настолько подробно останавливаться на описании характера Рорка.

Несмотря на существенный интерес, который представляет этот материал, я до сих пор опасаюсь его публиковать. В какой-то мере эти отрывки противоречат финальной версии самого романа (что, вероятно, и стало причиной того, что их вырезали). Я с трудом представляю, чтобы Рорк, такой, каким он описан в романе, стал бы заводить роман с Вестой. Сомневаюсь и в том, что в отрывке с участием Кэмерона он мог настолько потерять контроль, чтобы ударить человека. К тому же, в этих рассказах умозаключения Рорка далеко не всегда звучат так философски, как в последней редакции «Источника». Рорк из романа, к примеру, не сказал бы, что он слишком эгоистичен, чтобы любить кого-либо (в романе он заявляет, что эгоизм — это предусловие любви). Он также не стал бы говорить, что ненавидит мир, без весомой причины. Но даже отступая, я до сих пор не могу назвать Рорка из этих рассказов каноничным: он часто переступает рамки задуманного для него Айн Рэнд, порой представая то слишком суровым по отношению к Весте, то чересчур отрешенным и нелюдимым. Без всяких сомнений, все это вопрос тщательного подбора слов и отшлифовки подробностей, которую бы Айн Рэнд нeпременно провела, будь у нее желание оставить эти сцены в книге.