Меч Скелоса - Оффут Эндрю - Страница 10

Молодой маг поднялся по ступенькам. Приближаясь к площадке, которая справа расширялась и переходила в полукруглую галерею, он заметил, что в дверях появилась девушка. За ее спиной даже из невыгодного положения, в котором находился Зафра, можно было целиком видеть некрасивое, увенчанное шлемом лицо Фаруза, — настолько маленькой была эта прекрасная дева двенадцати лет.

Актер-хан повернулся, услышав, как у нее перехватило дыхание.

— А, — сказал он. — Мой прелестный цветок пустыни! Входи же, очаровательная Деркетари, и посмотри, что я приготовил для тебя.

Он протянул руку к ее руке.

Красавицы в двенадцать и ошеломляющие красавицы в тринадцать — так говорили о дочерях песков; и матери в пятнадцать, и ошеломляюще уродливые старухи в двадцать и пять. А этой девушке было двенадцать.

Зафра не мог не глядеть на нее во все глаза. Он впитывал в себя и массу сверкающих черных волос, перевитых жемчугом, так что они казались ночным небом, окропленным звездами; и нежное овальное личико и подобный луку стрелка-всадника рот, накрашенный блестящей темно-красной помадой; и прекрасные, огромные круглые глаза — словно глядящие в колодец ночью, через мгновение после восхода луны. И, по крайней мере, с нее сняли эти просторные темно-красные одежды, которые носят шанкийские женщины!

Ее нагрудные чашечки были из золота, и с каждой свисали тоненькие золотые цепочки, так что подвешенные на них самоцветы танцевали перед ней в воздухе и мягко ударялись о ее плоский живот при малейшем движении. Ее пояс, спущенный гораздо ниже пупка, состоял всего лишь из трех полосок парчи, сплетенных в шнурок, который был не толще ее мизинца. С него, мерцая, спадал вниз на длину руки кусок белоснежной кисеи, нашитой бледно-голубыми нитками на белый шелк; это подобие юбки в ширину не превышало длины ее ладони. Ткань была подрублена на высоте ее лодыжек, а полоска сзади была лишь чуть короче. Парчовые ленты, перекрещиваясь, поднимались по ее прелестным ножкам от мягких маленьких башмачков, доходящих ей до щиколотки и сшитых из красного фетра, украшенного жемчугом, и завязывались под самыми коленями этого очаровательного ребенка.

Она могла бы, размышлял Зафра, быть одной из тех нежных юных девственниц, чьей кровью были написаны заклинания на определенном сорте пергамента, сделанном из змеиной кожи; заклинания, которые Зафра прочитал и запечатлел в памяти без ведома своего учителя.

На двенадцатилетнем подарке шанки было только два украшения: племенное ритуальное кольцо, украшенное гранатами и сделанное из верблюжьего волоса, переплетенного с одним локоном из ее собственных кос; и маленькая серебряная подвеска, украшенная опалами, с которой ее доставили к сатрапу. Достаточно изящная серебряная цепочка удерживала подвеску в центре легкой выпуклости грудей девушки.

Она смотрела широко раскрытыми глазами мимо Зафры — на два распростертых внизу тела. Казалось, она не замечала, что ее господин взял ее руку в свою волосатую длань.

Поднявшись на площадку, Зафра вложил свой собственный меч в руку Фаруза, чтобы убрать его за пределы темницы. Потом он отступил и словно слился со стеной у верхней ступени лестницы.

— М— мой господин! В такое место?.. Эти люди! — голос девушки шанки дрожал, как и она сама.

— Возрадуйся! — приказал ей хан. — Они иранистанцы, шпионы, засланные к нам королем, все помыслы которого направлены на завоевание! Однако один из них был провидцем и сделал благоприятное предсказание: что от тебя вскоре родится прекрасный мальчик, который, став взрослым, будет править не только Замбулой, но и всей величественной Империей Турана!

Она взглянула на него черными глазами, обведенными черной краской. Ее рука продолжала лежать в его руке, и она раздумывала, словно зачарованная его словами, покорная их власти. За ее спиной Фаруз тихо прикрыл огромную дверь, обшитую снаружи деревом.

— Внизу стоял мой же собственный меч, символ моего могущества. Я был так переполнен радостью, что снял с себя свой медальон из золота, и жемчуга, и топазов, с рубином величиной с голубиное яйцо, который носила на груди моя мать; этот медальон я повесил там. И в эту минуту шпионы бросились на меня, и моим верным стражам пришлось убить их. Это были люди, которые привели тебя сюда, — ибо я положил руку на эфес и дал обет: та, что принесет мне Замбулийский Драгоценный Камень, будет первой среди всех женщин Замбулы и окружающих ее земель, чтобы был подготовлен путь к восшествию на престол плода ее чресел.

Пока хан так разглагольствовал, взгляд этих огромных темных девичьих глаз покинул его лицо и был теперь устремлен на мерцающий медальон, который свисал, словно трофей, ожидающий победителя, с украшенной драгоценными камнями рукояти стоящего внизу меча.

— П-поща… мой господин… я… я не могу спуститься туда!

— Но Деркетари… лотос пустыни, обожженной поцелуями солнца, ты должна! Неужели пророчество мертвеца должно будет оказаться напрасным? Неужели гордые шанки — обитатели шатров — не будут возвышены над всеми остальными и осыпаны милостями великого будущего правителя, в чьих жилах будет течь кровь шанки?

Девочка посмотрела вниз, на свисающий с меча медальон. Потом снова взглянула на стоящего рядом с ней человека с орлиным носом. Теперь он придержал свой медоточивый язык. Она еще раз поглядела на оба трупа и опять на медальон. Он висел, молчаливо подзывая ее к себе переливами драгоценных камней, вспыхивающих и сверкающих в мерцании дымного огня факелов. Она обвела языком полную нижнюю губку.

Она слышала. Она слышала каждое слово. Хан и маг знали, что она думала о своих бедных, живущих в пустыне соплеменниках, которым не успевало исполниться четыре десятка лет, как их лица и руки уже покрывались морщинами от солнца; о гордости и надеждах своего отца — и, вне всякого сомнения, о ярости, вызванной позором, если бы он узнал, что она лишила его и его народ, а заодно и себя, великой славы и высокой чести из-за детских страхов; всего-навсего темница. Всего-навсего два мертвых человека, к тому же недавно умерших. Среди людей пустыни не было таких, кто не видел бы хоть одного покойника задолго до того, как им исполнялось двенадцать лет. Большинство по меньшей мере раз в жизни видело трупы в самом ужасном состоянии: раздувшиеся под солнцем, усиженные мухами и расклеванные падальщиками.

— Уф, — пробормотала себе под нос девочка, которую звали не Деркетари,

— я видела мертвецов и раньше. Уф!

И Актер, усмехаясь, взглянул на нее поверх своего выгнутого, как у падальщика, носа. Он отпустил ее руку в тот момент, когда почувствовал, что она начинает вытягивать ее, и вытер ладонь о свою многоцветную мантию, потому что ее ладошка была мокрой от пота.

Почти королевским движением она чуть согнула колени и подхватила одной рукой обе полы своей «юбки», протянув полоску белой ткани назад между ногами. Она медленно начала спускаться. На каждом шагу ее пути вниз было заметно, как она заставляет себя держаться твердо.

Глаза хана встретились со взглядом мага поверх площадки лестницы. Хан заговорил спокойным, тихим голосом:

— Твое заклятье нужно завершить, не так ли? Девочка продолжала спускаться, не оглядываясь назад. Лестница насчитывала двадцать и пять каменных плит-ступеней; девочка поставила обутую в фетровый башмачок ножку на девятнадцатую.

— Да, мой господин.

Актер взглянул вниз на дар шанки. Она поставила левую ногу на двадцать первую ступеньку.

— Тогда заверши его, волшебник, и моя жизнь будет вдвойне счастливой, а для тебя… хочешь ли ты принять у себя этой ночью настоящую тигрицу, За фра? Тигрицу из Аргоса, чьи когти спрятаны в шелковые ножны?

Внизу обе ступни девушки стояли на двадцать четвертой ступеньке, потому что она остановилась здесь в нерешительности, пытаясь как-то обойти, а не перешагнуть обнаженный труп человека, который, хотя она того и не знала, был почти невероятно мужественным и отчаянным.

— Да, мой добрый господин, — сказал Зафра, и его глаза, казалось, блеснули, когда он посмотрел вниз, на спину девушки, а потом на украшенный медальоном меч, стоящий над полом темницы, словно памятник двум жестоко убитым людям.