Операция «Анти-вуду» - Дробина Анастасия - Страница 10

– А я – шишками! Здесь неподалеку замечательный сквер со старыми елями, я под ними и набираю… А трубу вывожу в форточку. Соседи, правда, пару раз вызывали пожарных, – но, слава богу, обошлось… Андрей, а твой дед не согласится меняться? Я бы ему дал за самовар два фарфоровых чайника ленинградского завода…

– Не, ни за что не отдаст! – хмыкнул Батон. – Это ж бабкино приданое! Пантелеич уже велел, чтобы, когда он помрет, этот самовар вместе с ним похоронили! Ежели, говорит, я к Клавке на тот свет без ее самовара приду, она с меня голову сымет!

Соломон Борисович неопределенно крякнул, взялся было за стопку пыльных книг… и тут же с грохотом уронил их на место.

– Молодежь! Вы ведь пришли, кажется, по делу! И мы совсем о нем забыли с этим стеллажом! Я обратил внимание, вы там что-то принесли…

– Господи, вот дураки-то! – Полундра вскочила и кинулась в прихожую, сшибая по пути стопки книг и обрезки досок. Вернувшись, она бухнула на стол рюкзак и озабоченно поинтересовалась:

– Сол Борисыч, у вас с сердцем как? Нет проблем?

– Юля, при моей работе сердца не должно быть совсем! – Шампоровский с растущим интересом следил за тем, как Полундра развязывает рюкзак. – Знаете, после того как вы мне приволокли меч русской пехоты четырнадцатого века, я уже ничему не удивлюсь, и… Азохен вей, это кто?!

Из рюкзака на него косился зелеными опасными глазами обмотанный шарфом БаронСамди.

– Ну, что я вам скажу, молодые люди… – чуть позже говорил Соломон Борисович, не спеша поворачивая в пальцах черную статуэтку. – Вещь, конечно, замечательная, художественная ценность налицо… Прекрасная стилизация… Но – новодел.

– То есть не старинный? – разочарованно спросила Полундра.

– Ни разу. Вашему Барону Самди самое бо?льшее – лет десять-пятнадцать.

– То есть вы бы не купили?..

– Отчего же… Возможно, и купил бы. Не всегда ценность вещи заключена в ее древности. Я же вижу, что это не кошка-копилка с Малаховского рынка. Настоящее произведение искусства, хоть и сделано недавно. Впечатление, надо сказать, производит отменное.

– Еще бы… – проворчала расстроенная Юлька. – У меня кошка чуть дуба не врезала…

– Сол Борисыч, а вы вот cказали, что художественная ценность есть! – встрял Батон. – Значит, эта черепушка у него золотая? А глаза – из настоящих изумрудов?!

Шампоровский захохотал так, что со старых книг взметнулась пыль.

– Андрей, да с чего ты взял?! Самый обыкновенный поделочный нефрит эти ваши изумруды! И череп не золотой, а латунный!

– А дерево? – ухватилась за последнюю надежду Юлька. – Черное?! Из джунглей Ама-зонки?!

– Липа! Обычная наша российская липа, из которой режут ложки. Отличное дерево для поделок, но никакой ценности не представляет. А вот основание отделано ониксом, отсюда и тяжесть. – Антиквар взял Барона в руки, снова медленно повертел. – Скажите, молодежь, а зачем вы отпилили вторую часть?

Наступила мертвая тишина. Друзья переглянулись, и Атаманов ответил за всех:

– Ничего мы не пилили! Еще чего! Он вообще не наш! А что – еще вторая часть есть?

– Была, – поправил Шампоровский, внимательно глядя на растерявшуюся компанию. – Молодые люди, а вот со слов «не наш», пожалуйста, поподробней! Должен ли я понимать, что вы поперли у кого-то произведение искусства?

– Не поперли, а нашли! – обиженно отозвалась Полундра. – И ищем хозяина, чтобы вернуть! А вот вы, пожалуйста, тоже поподробней со слов «была вторая часть»! Где она была и когда ее отпилили?

– Отпилили достаточно давно. – Соломон Борисович провел пальцем по бревну-подставке, на котором сидел Барон. Только сейчас ребята заметили, что бревно это с одного конца было аккуратно закруглено и покрыто черным лаком, как и вся статуэтка, а с другого конца заканчивалось довольно грубым отпилом, кое-как замазанным черным карандашом.

– Видите, как неаккуратно! По-моему, даже тупой пилой, без всякого отмера… варвары! – возмущался Соломон Борисович, трогая пальцами шершавую древесину. – Хоть бы зашлифовали, мародеры! Как это вы не обратили внимания? Да вы на него самого посмотрите! Видно же, что он разговаривает с кем-то, кто сидит слева от него! Видите, весь корпус Барона повернут влево, глаза смотрят туда же, жест руки направлен в ту же сторону… Даже череп туда глядит! Безусловно, имеется вторая часть – видимо, собеседник Барона. Где она может находиться, по вашему мнению?

Ответом была тишина. Юлька сидела насупившись и усиленно соображала. Атаманов яростно скреб затылок. Батон что-то сосредоточенно подсчитывал на пальцах. Шампоровский тем временем провел ногтем по едва заметной впадинке под цилиндром Барона Самди.

– А вы его открывали, молодежь?

– Чего-чего?! – встрепенулась Полундра. – Он что – еще и открывается?! Пацаны, смотрите сюда! Сол Борисыч, давайте лучше вы! А то еще сломаем чего-нибудь, а он и так отпиленный уже… Аккуратнее только!

– Юля, я отвечаю! – Шампоровский бережно взялся двумя пальцами за цилиндр барона и нажал. – Не п-первый раз под в-в-вен-нец… Опаньки! Да он пустой внутри, ваш Самди!

Цилиндр, оказавшийся крышкой, был осторожно поставлен на край стола, и вся компания вытянула шеи, стараясь заглянуть внутрь статуэтки. Полундра придушенно пискнула, заметив внутри тусклый блеск. Но это оказался всего-навсего аптекарский пузырек с какой-то темной жидкостью.

– Птичьи каки, – презрительно откомментировал Атаманов. – Зачем это туда засунули?

– Сам ты, Атаман, «каки»! – огрызнулась Юлька. – Это ямайский ром! Барон Самди любит ром – забыл?

– Маловато будет! – авторитетно сказал Батон. – Там на донышке совсем.

– Выпил! – хихикнула Полундра. – С этим своим друганом… которого отпилили!

Шампоровский тем временем молча отвинчивал пластмассовую крышечку пузырька. Та поддалась легко – и по комнате волной разлился неожиданно сильный, острый и свежий запах.

– У-у… Что это? – поразилась Юлька. – Такие африканские духи?!.

Соломон Борисович вдруг с неожиданной прытью вскочил и кинулся к окну. Створки уже были заклеены на зиму, но антиквар торопливо дернул раму, раздался треск, окно распахнулось, и в комнату, перебивая резкий запах жидкости из пузырька, хлынул морозный воздух.

– А ну марш на кухню, гопота! – рявкнул Шампоровский, разом став похожим на пиратского капитана. – Кому сказано! Бегом!

Все вскочили и кинулись вон из комнаты.

– Сол Борисович, а чего вы так психанули? – осторожно спросила Юлька десять минут спустя, когда комната была основательно проветрена, от экзотического запаха не осталось и следа, а пузырек был тщательно закручен. – Подумаешь – завоняло малость… Это же духи, а не бомба!

– Видишь ли, Юля… – Шампоровский казался озабоченным и смущенным одновременно. – От некоторых жидкостей вреда может быть не меньше, чем от бомбы. И я тоже хорош, старый идиот… Вот так, с бухты-барахты, откручивать и распространять… Права моя Рахиль – дух авантюризма в нас живет до смерти! Я надеюсь, вы ей ничего не расскажете? – с некоторым опасением спросил он. – Она и так еле согласилась выйти за меня замуж! И очень переживает, что я как был когда-то бандитом, так им и остался…

– Никому! Железно! Могила! Век воли не видать! – поклялся за всех Атаманов. – Сол Борисыч, а почему из-за этого шухер такой? Подумаешь – запах…

– Запахи, Сережа, могут быть весьма опасны, – серьезно заметил Шампоровский, возвращая пузырек на место под шляпой Барона. – Тем более незнакомые. Это может быть неизвестный яд… какой-нибудь психотропный препарат, воздействующий на психику человека. Между прочим, вся эта ваша афро-бразильская магия основана именно на влиянии растительных запахов и наркотических средств! Представьте себе, человеку во время макумбы…

– Чего-чего?!. – слово показалось Полундре знакомым. Кажется, Пашка что-то такое рассказывал вчера…

– Макумба – это богослужение в Бразилии. Когда поклоняются именно таким товарищам. – Шампоровский небрежно похлопал Барона по цилиндру. Юльке показалось, что Самди в ответ недовольно оскалился, и она на всякий случай отодвинулась в сторону. Под руку ей попался шарф Терезы, и Юлька машинально принялась перебирать пушистые белые и черные кисти. Антиквар тем временем продолжал рассказывать: