Работа для рыжих - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 50

— Кори, а на ваш ар можно посмотреть? — сразу загорелся парнишка, ощупав и даже обнюхав исцеленную руку.

— А можно сначала лошадок напоить, в стойло поставить, нам с дороги умыться? — попросила я.

Паренек покраснел так густо, будто его в малиновую гуашь окунули, и торопливо ринулся в сторону длинной пристройки, крытой теми же красно-оранжевым удивительными листьями.

Пристройка оказалась конюшней, где скучала пара лошадок: один совсем старый, даже на мой неподготовленный взгляд, жеребец и кобылка пободрее и помоложе. Еще шесть стойл пустовали, но были чисты, а пол застилала свежая солома.

«Значит, — подумалось мне, — я угадала, тут и в самом деле какая-то перевалочная база».

— Давно гостей не встречали? — обронил как бы невзначай, между делом, Гиз, ведя под уздцы своего и братова коня.

— Давно, кор, — с готовностью согласился паренек, пыхтя от натуги, он уже пер ведро чистой воды к поилке. — У нас все больше по осени останавливаются да в начале лета, как артефские с дозором или в ученье молодняк везут. А сейчас не сезон.

«Ага! Так это секретная дорога гильдейцев!» — сообразила я. Потому и чары на ней, и знает о пути не каждый встречный-поперечный. А наша свинка на пороге топчется, внутрь не пошла, чтобы от какой-нибудь лошадки копытом не получить, стало быть, тоже к гильдии отношение имеет.

Паренек, оклемавшийся с похвальной быстротой (полагаю, в том имелась немалая заслуга рун, добавивших сил), был полон жажды услужить спасителям и жадно ловил каждый наш жест. Все казалось ему значительным и интересным. Наверное, с мгновенным и полным исцелением раны я малость перегнула палку, если судить по реакции пациента и его болтовне, столь быстро и эффективно работали лишь очень мощные личные ары, которые кому попало не доверялись. А мы, не носящие открыто знаки гильдейские и их облачение, но пользующиеся между делом великими артефактами, могли являться лишь высоким гильдейским начальством, путешествующим инкогнито. В глаза нам об этом пацан, конечно, не сказал, хватило и неуклюжих намеков. Мы, разумеется, ни подтверждать, ни опровергать его выводы не стали, чем еще более уверили паренька в истинности его убеждения. Да и мамаша, судя по изначальному намерению в знак благодарности поползать на коленях, пришла к тем же выводам.

Пацан немедленно принялся обихаживать лошадей, сразу видно, к этому делу у него привычка была и душа лежала. Работал споро, пусть и трещал сорокой, не удержавшись от похвальбы насчет того, что о трех животинах позаботиться не хитро, а вот как десятком наедут, тогда и ему, и папаше повозиться приходится.

— А сейчас папка где? — подкинул вопросик Гиз.

— Так на пасеке, — чуть растерявшись, что такую элементарную вещь объяснять пришлось, брякнул Каллий.

Пацанчик, назвавшись нам полным именем, скромно сообщил, что пока его кличут Калом. Подавившись смешком, я тут же решила, что называть его лучше буду по аналогии с химическим элементом из таблицы Менделеева, нежели «ароматным» сокращением. Зачем мелкого обижать?

— На пасеке? — насторожилась я, перебирая в памяти последние минуты пути до подворья. Нет, никакого жужжания слышно не было, да и не видела я мохнатых тружениц. Ничего личного против этих насекомых не имею, но объективные обстоятельства велят держаться от скопления жужжащих и жалящих подальше. — Тут пчелы рядом?

— Не-э-э, — заливисто рассмеялся паренек, как если бы я ему свежий и очень забавный анекдот рассказала. — Какие пчелы, кори? Мы ж в Ксарии живем! Тут бы враз всех пчел цинарка повыела иль сладоед. Мы синалек держим!

Задавать вопрос на тему — что есть синальки? — и раскрывать иномирное происхождение вкупе с абсолютной неосведомленностью было ни к чему, пришлось глубокомысленно покивать, замолчать и отправиться в дом.

Киз о чем-то с самыми умиротворяющими интонациями беседовал вполголоса с хозяйкой (так же, кажется, он укрощал Буяна). Женщина сидела на лавке, придерживала руками живот и бережно поглаживала его, время от времени вставляя словечко. Лицо было оживленным, от боли не морщилась, значит, первый мой опыт в акушерстве откладывался. Не то чтобы я вида крови своей или чужой боялась, но экспериментировать в таком сложном деле, как помощь в явлении на свет маленького человечка, было боязно. А потому ур-ра, что обошлось!

И два раза ура по поводу того, что в доме витали запахи пирогов, какого-то ароматного варева и тушеной курятины! Может, те птицы непонятной серой расцветки и выглядели подозрительно, зато в приготовленном виде пахли правильно. А на перья наплевать, их-то есть точно никто не заставит!

Не прерывая разговора, Киз плавно поднялся с лавки у окна, подошел к высокой желто-каменной печке забавной овальной формы со вполне традиционным глубоким подом и вытащил оттуда железными в деревянной оправе прихватами-ручками большой глиняный горшок шоколадно-коричневого отлива. Это от него пахло и мясом, и чем-то еще вкусным, неуловимо похожим на картошку и кукурузу одновременно.

— Ах, — всплеснула руками хозяйка и заквохтала, сокрушаясь, что, растяпа такая, едва не переварила корни квиса в мясной подливе.

— Не переживай, у нашего Киза на моей памяти еще ничего не переварилось и не пригорело! — похвалила я киллера-кулинара, спасшего ужин, опустив тот факт, что и готовил-то он на моей памяти всего пару раз. Вчера в обед и сегодня, когда разогревал припасы, которыми нагрузил нас Кейр. Столько, сколько он хотел напихать нам с собой, не влезло бы ни в одну сумку, а того, что напихал, хватило бы небольшой армии, вздумавшей устроить полноценный обед. Кажется, объемом пищи, отгруженным друзьям, наш новоявленный трактирщик пытался компенсировать тяжесть вины и горечь разлуки.

Сильф хотел было присоединиться к похвалам герою — спасителю ужина, когда успокоенная совместными усилиями хозяйка схватилась уже не за живот, а за пышную грудь, и удивленно выпалила, жмурясь и моргая:

— А порося в доме откуда взялась? Мы пестрых не держим! Иль мне привиделось?

На пороге топталась наша полосатая проводница с видом малость смущенным, но решительным. С одной стороны, свиньям в доме действительно делать нечего, и это все знают, с другой, она как бы не совсем свинья, да и мы как бы не совсем обычные гости, поэтому превращенка и осмелилась войти. Ну в самом деле, не спать же ей, бедолаге, в хлеву с лошадьми?

— Нет, это наша спутница-проводница, — ответила я. — Ты уж извини, хозяйка, на улицу мы ее не погоним.

— Так она же свинья?! — оторопело пробормотала бедная баба на сносях, явно сомневаясь в надежности собственного рассудка. И правда, то сынуля любимый полруки топором отхватывает, то копытные в дом по-свойски заходят, а заезжие артефактчики убеждают, что так оно и надобно — как тут не поверить в уезжающую крышу?

— Временно, — глубокомысленно ответила я, хозяйка столь же глубокомысленно кивнула и оставила щекотливую тему.

Тетя вообще старалась больше не смотреть в ту сторону, где пристроилась у теплого бока печи на полосатом, плетенном из пестрых веревочек коврике молодая свинка. Решила, наверное, не ее ума это дело, понимать, зачем пришлые за собой свинью таскают и в дом заводят.

Лучшее отвлечение от вредных мыслей — труд физический, это известно не только грамотным психотерапевтам, а и любому мало-мальски разумному человеку. Хозяйка деловито подхватилась с лавки, распахнула окошко, чтобы жар печной выстудить, и принялась накрывать на стол. Достала бледно-желтую скатерку с узорами-цветами и какими-то странными мелкими птицами по уголкам, отдернула шторку на шкафчике в углу и извлекла расписные глиняные посудины. Они явно были самыми красивыми в доме, сходство между тремя комплектами утвари прослеживалось, однако штампованными близняшками они не выглядели. И то верно, откуда тут массовое штампованное производство? Каждая вещь — однозначно авторская работа.

— Эй, а почему накрываешь на троих? — удивилась я, отвлекшись от сглатывания слюны и любования предметами народного промысла.