Работа для рыжих - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 18

— Нет. — Я невольно рассмеялась. — Скорей названый старший брат. Речь о другом, ты ему очень по сердцу пришлась.

— А у самого братца названого язык отсох и сказать о том он не может? — ехидно поддела девушка, уперев руки в бока.

— Все он может и скажет, я к другому веду. Ты не сердись только, выслушай до конца, а там уж решай. Кейру давно бродяжничать постыло, он деньги подкопил, чтобы осесть где-нибудь и трактир или постоялый двор держать. Кухарить страсть как любит. Нрав у мужика спокойный, но за себя и того, кто дорог, встанет стеной. Да жениться он мечтает на девице вроде тебя, чтобы вдвоем хозяйство вести.

— И ты нас свести решила? — не задиристо, скорей уж задумчиво поинтересовалась девушка.

Сие мне очень понравилось: гордость — гордостью, любовь — любовью, а здоровый практицизм имеется и амбиции тоже. У мамки под крылом, кто же спорит, хорошо, а своего гнезда хочется, не вечно же с братом локтями пихаться. Не прогонит, но ведь и ему настанет пора в дом хозяйку приводить. Две голубки под одной крышей живо в ворон обернутся.

— Не совсем. Выбирать и решать только вам двоим, но у меня дар особый есть…

— Личный ар? — жадно переспросила Алльза.

— Что-то вроде того, — согласилась я, изучая заросли лопухов вдоль дорожки, забивающие зеленью весь возможный хлам. — Когда руки ваши сегодня соприкоснулись, знак был, что из вас двоих семья благополучная сложится, если вместе быть пожелаете.

Вызываемые и возникающие собственной волей руны не слишком походили на артефакты, во всяком случае, на те из них, на которые я успела поглядеть у менялы и юриста. Но если трактовать ары как еще одно проявление магии, то почему бы и нет? Пусть я носитель личного ара, так сказать, внутривенно. Я начала смутно подозревать, что артефакты тут служат чем-то вроде преобразователей и накопителей энергии, своего рода трансформаторов вкупе с батарейками, без которых у здешнего народа творить чудеса не выходит. Разница же в личных арах и тех, которые подходят любому, состоит лишь в том, что первые каким-то образом настроены на персону носителя, потому и ценятся дороже, и вообще престижнее, а другими способен воспользоваться любой.

— Что ж ты мне, кори, а не Кейру обо всем говоришь? — задала очень верный вопрос девушка и снова чуть склонила голову к плечу.

— У меня, так уж случилось, в здешних краях дело есть важное. Кейр обязательно помочь захочет. Одной мне его не убедить в том, что справлюсь, если он уйти и свою судьбу устроить захочет. Ты присмотрись к нему и подумай, кори Алльза, пожелаешь ли удержать, — закончила я переговоры, искренне надеясь, что не наделала ошибок, действуя по извечному принципу благостных идиотов: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Впрочем, где-то в той глубине души, до которой не доставали сомнения и жила какая-то мудрая частица почти неизвестной меня, за последние месяцы пустившейся в буйный рост, я была уверена, что права. А потом добавила уже от себя самой, ничуть не мудрой, зато искренней:

— Кейр — очень хороший человек. Мы до завтрашнего утра здесь пробудем.

— Я тебе верю, спасибо, — кивнула Алльза и больше не стала лезть с расспросами. Бросила последний взгляд, нет, не на меня или на сортир, а в залитое расплавленным солнцем небо и, подхватив юбки, поспешила назад, к трактиру.

Мысленно я довольно потерла руки. Вот и отыскалась еще одна общая черточка между двумя. Кажется, теперь знаю, каким образом мой дорогой телохранитель может завоевать руку и сердце Алльзы всего одним словом, подкрепленным делом. Слово это будет вопросом: «Полетаем?»

Довольная улыбка поселилась на губах, когда я чуть ли не вприпрыжку спешила к друзьям и едва не налетела на Киза.

— Смена караула? — подкинула веселый вопрос.

Непонимание в чуть прищуренных темно-зеленых глазах было столь же явственным, как и неодобрение.

— Шутка с моей родины, — объяснила я со вздохом. — Если двое неплохо знакомых людей сталкиваются у заведения определенного типа, то можно обменяться этим комментарием, нивелируя чувство неловкости.

— Не смешно, — безапелляционно оценил Киз.

— Наверное, тут дело в настрое и контексте, — задумчиво поведала я.

— Я не буду подчиняться тебе, — продолжил нашу содержательную беседу киллер.

— А я тебя под ружье ставила? — только и оставалось, что удивляться. — Киз, я же не слепая, превосходно вижу, что я тебе не нравлюсь, и та ситуация, в которую ты угодил, тебя по меньшей мере бесит. Но в данный момент ни ты, ни я к обоюдному удовольствию разбежаться в стороны не можем, а значит, придется как-то решать проблему совместными усилиями. Ах да, кстати, о птичках, и это я не о Фале. Тебя по основному месту работы не хватятся?

— Нет, считается, что я отдыхаю, — снизошел до некоторой откровенности киллер.

— Ага, полный социальный пакет и гарантии для персонала. Если бы не их цели, я бы Тэдра Номус даже зауважала, — кивнула своим мыслям, обрадованная уже тем, что с этой стороны очередного раунда репрессий не предвидится.

Обратно мы с Кизом шли в молчании если не дружественном, то почти мирном. Каждый остался при своем, но бросаться на меня с претензиями мужчина явно передумал, впрочем, и вставать грудью на защиту не рвался. Когда на тропе к святому месту показалась ощутимо покачивающаяся фигура могучего клиента, перебравшего пенного напитка, мужик даже не подумал сместиться так, чтобы оказаться между девушкой и крупной помехой.

Просчитав примерную траекторию движения пьяницы, я резко отпрыгнула назад, а алкаш, не найдя предполагаемой опоры, полетел в роскошную зелень. Раздался возмущенный рев разбуженного медведя. Ого! А лопухи-то здесь щедро сдобрены жгучей крапивой! Судя по воплям, очень жгучей. Интересно, а как похмельное средство крапива сойдет? Окончательного ответа на вопрос из области народной медицины я дожидаться не стала. Может, трезвость и норма жизни, но насильственное принуждение к ней никого еще в хорошее настроение не приводило. Лучше вернуться за стол.

ГЛАВА 4

Трактирные истории, или О судьбах, родине и любви

Солянка, мясо и компот пошли замечательно. Кейр не столько ел, сколько озадаченно хмурился и отчаянно краснел, стоило только темноглазой красе с толстой косой-короной оказаться в пределах видимости. Фаль в образе птицы, нахально уплетающей с моей тарелки все, что под руки подвернется, имел оглушительный успех у немногочисленных посетителей постоялого двора.

Пока мы ели, я эдак невзначай обмолвилась о потенциальном наследстве, обломившемся Алльзе, и о трудностях его принятия. Живой иллюстрацией к моему докладу и прямым доказательством его правдивости было лицо старой хозяйки постоялого двора. Совершенно очевидно чело ее омрачалось раздумьями и вполне закономерно извечными человеческими противоречиями: некоторой жадностью, застарелой обидой и одновременно досадой из-за необходимости перемен. Сама пожилая дама явно срываться с обжитого места не хотела, однако и выпускать из-под крыла любимых деток не рвалась. Алльза, тишком поглядывающая на мать и Кейра, тоже весельем не лучилась, но ее задумчивость была скорее романтического толка. До глазок, подернутых поволокой, еще не дошло, но тут, как мне показалось, все было в руках телохранителя.

Я старательно игнорировала философскую задумчивость бывшего палача и большей частью трепалась с исполнившим профессиональный долг Маллоником. Довольный юрист пыжился и хвастал напропалую, впрочем, при этом умудрялся избегать конкретики и ни одного факта, касающегося его профессиональной миссии в здешних краях, нам не выдал. А потом и вовсе ушел на «летнюю веранду», где клиенты затеяли игру. Не-а, не в кости или карты. Если судить по круглой доске и грубоватым деревянным фигуркам, просматривающимся из окна, это больше походило на шахматы-мутанты с пазами как у мозаики, чтобы не смахнуть ненароком с доски, и называлось «керфор». Причем количество игроков варьировалось от трех до пяти.