Граница смерти - Одом Мэл - Страница 5

Наступило мгновение знакомого небытия, затем компьютер захватил его, увлек с собой в глубины матрицы киберпространства. Ему показалось, что он погрузился в леденящую воду бассейна после раскаленной сауны. Сколько бы раз он ни проделывал это, к каким бы терминалам ни подключался, ощущение всегда было одинаковым – и всегда настолько чудесным, что у него перехватывало дыхание. Фигурально говоря, разумеется, потому что в киберпространстве не было необходимости дышать.

Брэндстеттер уверенно мчался по лабиринтам матрицы, увлекаемый силами, существующими внутри пространства, расположенного во Вселенной, достигнув скорости света, пока не нашел наконец свою логическую структуру. Она была пурпурной, однако такого пурпурного цвета он никогда не видел в материальном мире. Темно-зелеными нитями, похожими на световоды, но световодами не являющимися, она прикреплялась к канареечно-желтой матрице Нагамучи, словно рыба-прилипала, прильнувшая к киту.

Некоторые хэкеры утверждали, что киберпространство наполнено звуками, а не красками, тогда как другие клялись, что двигались внутри с помощью тактильных ощущений, не ориентируясь на звуки и краски. Брэндстеттер никогда не встречал тех, кто перемещался в киберпространстве с помощью запахов или вкусовых ощущений, хотя и слышал, что такие хэкеры существуют, однако их возможности во многом были бы ограничены. Лучшие фанатики-программисты вроде него ориентировались внутри киберпространства визуально.

Пульсируя в такт сокращениям кристаллов, он проник через оболочку своей логической конструкции, почувствовал, как на него пахнуло лавандой, и ступил внутрь созданного им для себя рабочего пространства. Брэндстеттер шел в тишине дома мимо лабораторий, мимо спальни, мимо всего, пока не приблизился к гостиной.

Он взялся за ручку двери, уже чувствуя жар, исходящий от камина. Гостиная была освещена только языками пламени от потрескивающих сосновых поленьев, запах которых царил повсюду. Мебель в этой части конструкции была именно такая, какая нравилась ему: изготовленная искусными краснодеревщиками прошлого, из дорогого дерева, причудливо изогнутого человеческими руками, а не на станках, как теперь.

Полки вдоль стен уставлены книгами, но он никогда не снимал ни одного тома, чтобы прочесть. Книги принадлежали ей. Камин казался еще одним дверным проемом, пламя отражалось от шведского письменного стола с опускающейся крышкой, от обитых кожей стульев перед ним, от ваз и картин на стенах.

Она ждала его на медвежьей шкуре – еще одно приобретение, сделанное ею, а не им. Черные волосы обрамляли ее лицо. Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Ее кожа была гладкой как шелк и безупречной, словно слоновая кость, такой светлой по сравнению с черными волосами и глазами.

– Я ждала тебя, – сказала она мелодичным голосом.

– Да, я знаю, – хрипло произнес он. Внезапно Брэндстеттер почувствовал, как пересохло его горло, по-прежнему удивляясь тому, с какой силой плоть влияла на него внутри конструкции. Тем не менее он полагался именно на силу этих ощущений. Даже когда желание подавляло его чувства, страсти одерживали верх.

– Подойди ближе. – Она посмотрела на него. – Я вижу, что у тебя есть что подарить мне.

Он шагнул вперед, теперь уже не в прежнем тридцативосьмилетнем теле, а как тринадцатилетний мальчик, удерживаясь от того, чтобы подбежать к ней. Страсть пульсировала у него в висках, подталкивая вперед.

– Подарок, – нежно прошептала она алыми губами, с улыбкой, обещавшей несказанные наслаждения. – И мне даже не понадобится его разворачивать.

Она взяла Брэндстеттера за руку и потянула к себе. Женщина была значительно больше, ведь ему еще предстояло вырасти. Он почувствовал, как грубая шерсть шкуры скользит под спиной. Она впилась в его губы, жадно пробежала языком внутри рта и зажгла жаром своего тела.

– Сейчас, – хрипло прошептала она, – сейчас. – Она уложила Брэндстеттера на спину и опустилась на него. – А теперь будь хорошим мальчиком. Сделай, чтобы мне было приятно.

– Да, мама, – ответил он мальчишеским голосом послушного ребенка. Она взялась за него рукой и направила внутрь себя, затем начала опускаться и подниматься, сидя на нем, все быстрее и быстрее. Он старался помочь ей, приподнимая в такт узкие мальчишеские бедра.

– Мама любит своего маленького мальчика, – прошептала она, задыхаясь, откинув назад голову и закрыв глаза.

И он знал, что это правда.

3

Трэвен вырвал стрелу из кевларовой брони, которую носил под рубашкой, и почувствовал, как струйка крови потекла по груди. Схватившись за перила пожарной лестницы, он перебросил через них свое тело и полетел вниз. Зрение переключилось с видимого спектра на инфракрасный, и тут же еще одна стрела застряла в полах плаща, не попав в тело. Он не сумел заметить лучника. В следующее мгновение его ноги грохнулись о бетонную мостовую, и от силы удара у Трэвена перехватило дыхание.

На противоположной стороне улицы переулки расходились в нескольких направлениях. Здесь постоянно вели ремонт, строительство и модернизацию зданий, так что внутренняя часть квартала превратилась в лабиринт, полный теней. Зеленый силуэт человека выделялся на фоне здания вьетнамской фирмы, занимающейся доставкой пищи на дом. Трэвен присел, когда движение выдало его, потерял человека из виду, потому что яркие огни проезжающего автомобиля ослепили детектива и все стало молочно-серым.

Внутри мозга послышался тихий голос Ковальски:

– Мик!

– Слушаю. – Трэвен продолжал искать исчезнувший силуэт, держа СИГ/Зауэр в вытянутых руках.

– Я на крыше, прямо над тобой.

– Отлично, сейчас найду тебе цель. Только постарайся накрыть ублюдка с первого раза.

– Взять живым?

– На твое усмотрение. Это як, он пользуется долбаным луком и стрелами, настоящий сын бусидо.

– Верно, и его хозяева наверняка сделали ему нейронную вставку, чтобы устранить сомнения. Если мы захватим его живым, можно допрашивать до тех пор, пока не сожжем ему мозг, и все равно ничего не добьемся.

Трэвен не обратил внимания на холодный смешок и переключил коммуникационный микрокристалл, устанавливая сенсорный контакт с остальными членами группы. Оставалось шесть человек, не считая Чеймберса. Воспоминание об отрубленной руке не покидало Трэвена.

– Не промахнись, Ковальски! – Он выпрыгнул из-под прикрытия пожарной лестницы и устремился по скользкой мостовой, невольно моргая, когда в глаза попадали снежинки.

Старый «бьюик-электра», мчащийся по улице, свернул в сторону и пошел юзом – водитель в последний момент успел крутануть руль, чтобы не сбить Трэвена. Тот оперся одной рукой и перемахнул через широкий капот автомобиля не останавливаясь, заметив движение зеленой фигуры слева от себя. Як приложил новую стрелу к тетиве лука и натянул ее, прежде чем ноги Трэвена коснулись грунта. Волосы на затылке Трэвена встали дыбом – он понял, что лучник слишком близко и теперь ему не удастся спастись от стрелы. Як наверняка знает, что полицейский в бронежилете, поэтому будет целиться туда, где его тело не защищено. Трэвен почувствовал, как напряглись мышцы паха.

На лбу яка появилась яркая рубиновая точка. Трэвен узнал ее – наведенный лазерный прицел снайперской винтовки «Беретта-М-21», которой вооружен Ковальски, – и тут же голова яка под скрывающей ее маской разлетелась от прямого попадания пули.

Трэвен споткнулся и с разбегу рухнул на потрескавшуюся мостовую. Ободрав о камень вытянутую вперед руку, которой он попытался смягчить силу падения, Трэвен покатился по мостовой, гремя кевларовым бронежилетом по пустым банкам, валявшимся на обочине. Он слышал, как позади него, скрипя тормозами, останавливались автомобили. Разъяренные голоса, ревущие гудки и скрежет искореженного при столкновениях металла преследовали его даже на тротуаре. Из витрин магазинов по сторонам переулка лился яркий свет.

Трэвен прижался спиной к стене дома, держа пистолет наготове, и послал по сети связи общий запрос: