Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить - Дженкинс Филипп - Страница 20

Как современные неспециалисты находят эти термины темными, так и многие участники религиозных войн V века в лучшем случае имели весьма приблизительное представление о предметах споров. Это необходимо подчеркнуть, поскольку в противном случае мы подумаем, что христиане той эпохи обладали таким запредельным интеллектом или знанием философии, что они стояли на несколько порядков выше позднейших поколений. Нам не стоит быть такими пессимистами. Некоторые бойцы V века действительно обладали блестящим умом и прекрасно понимали значение того, за что они стояли, для жизни и вероучения церкви. Однако самые великие герои обеих сторон, как мы видим, нередко оказывались не на высоте. Даже дружелюбно настроенные критики считают, что Несторий не имел ни малейшего представления о том, в какое богословское болото он погружается, вступив в христологические споры, а его позднейшие труды ясно показывают, что он просто не был «несторианцем» в общепринятом смысле этого слова. Куда более глубоким мыслителем был папа Лев Великий, чей Томос сделал его полководцем Халкидона. Однако современные ученые полагают, что в момент Халкидонского собора он плохо понимал, за что стоит Несторий, и только через несколько лет действительно постиг суть тогдашних споров[87].

Если даже епископы Рима и Константинополя могли ошибаться, что же говорить о рядовых клириках и тем более простых верующих? Как они могли оценить достоинства той или иной точки зрения? И невозможно себе представить, чтобы все эти споры завершились потому, что в итоге все бы согласились с безупречно правильным ответом, найденным церковью. Богословие никогда не было наукой в том смысле, чтобы формировать устойчивые гипотезы. Люди древности решительно не могли согласиться с тем или иным решением, потому что они верили, что богословская позиция влечет за собой конкретные последствия для церкви и государства. Если государство приняло неправильную версию христианства, оно будет наказано вторжением врагов, эпидемией чумы или голодом. Но если мы лишены подобной веры в провидение, мы просто не в силах судить о том, какой богословский подход позволяет лучше понять и выразить словами божественную реальность.

Если же люди не понимали сути споров, как они решали, какую сторону нужно поддерживать или на какой стороне они сражаются за Божье дело? Здесь играли важнейшую роль такие факторы, как идентичность и культура. Египтяне (например) следовали знакомой и привычной традиции своей церкви, которую выражали александрийские патриархи. Они не думали о последствиях той или иной богословской позиции, но ориентировались на людей и имена: существовала партия Кирилла или партия Диоскора. Богословские позиции часто выражались простыми фразами или лозунгами, а споры разгорались вокруг специальных терминов. Не будем разделять Христа! Бог Слово умер! Мария – Theotokos, носившая в себе Бога! Христос есть Бог! Вероятно, именно на таком уровне булочники и менялы вели свои споры.

Кроме того, участники споров вели себя в высшей степени театрально – в самом буквальном смысле этого слова. Хотя христиане презрительно и боязливо относились к драматическому искусству, они жили в обществе, где театр с его стилями и традициями был привычным явлением, и вели себя соответствующим образом. Епископы, обращаясь к народу, использовали драматическую риторику, а люди им аплодировали или свистели в зависимости от того, что они поддерживали. Не случайно две крупнейшие религиозные группировки, «синие» и «зеленые», действовали точно так же, как соперничающие театральные клики или болельщики в амфитеатре. Церковные споры превратились в дуэль лозунгов, на соборах и синодах спорщики выкрикивали заготовленные фразы или читали их на манер антифонов (как предтечи нынешних рэперов), чтобы заглушить оппонентов. Церковные сражения стали битвой лозунгов, символов и клише, а не сражением с помощью взвешенных интеллектуальных аргументов[88].

Но если христиане и не вполне ясно понимали богословскую сторону отстаиваемой позиции, они знали, с какой ненавистной ересью страстно борются. Они знали, против чего идут. Значительная часть споров того времени проходила таким образом: какой-то набор богословских представлений получал кличку по имени непопулярного деятеля церкви, так что верующие могли сплотиться в борьбе против презренного и бесовского лжеучения. Как только что-то превращалось в такое лжеучение, оно воспринималось как нелепое искажение доктрин церкви, а не как отражение подлинного христианства. Что бы он на самом деле ни говорил, Несторий стал вождем несторианства, богословского направления, которое, как полагали, разделяет природы Христа. Как только складывался такой стереотип, этот ярлык можно было использовать в полемике с любыми богословскими идеями, которые не нравились говорящему.

Так богословские споры стали игрой в обвинения с помощью ярлыков. Когда мы читаем документы того времени, в которых осуждается то или иное учение, нам следует помнить, что каждая группировка стремилась создать карикатуру на мнения своих противников. Когда Халкидон вынес дипломатичные и всесторонне взвешенные богословские выводы, некоторые его критики, вернувшись домой в Палестину, принесли сюда тревожную весть: несториане одержали победу, так что теперь верующим придется поклоняться двум Христам и у них будет два Сына. Разъяренные слушатели подняли кровавое восстание против победившей ереси двух природ, диофизитства. Другие же группы христиан помнили, что Аполлинарий учил о единой природе Христа, и им казалось, что любое богословие, подчеркивающее одну природу, связано с этим еретиком, как бы оно ни отличалось от осужденных в прошлом взглядов. Любое новое учение Х обычно отвергали на том основании, что оно как-то связано с учением Y[89].

Если мы понимаем природу войны ярлыков, нам будет легче понять и тенденции развития богословия той эпохи, поскольку все великие движения здесь возникали как реакция – и часто чрезмерная реакция – на какое-то учение предшественников, которое было объявлено ересью. В IV веке ариане проповедовали не полностью божественного Христа, на что отреагировал Аполлинарий, учивший о полном единстве Христа с Отцом. В свою очередь, в полемике с этой идеей Несторий стал говорить о разделении двух природ. Яростное отвержение Нестория усилило веру в преобладание божественной природы во Христе, а это учение многие осуждали как монофизитскую ересь. В каждом случае это была скорее реакция на расхожие стереотипные представления о позиции противника, чем трезвый анализ его представлений.

Нам хочется думать, что все эти споры завершились гармоничным и уравновешенным синтезом, который мы называем ортодоксией и о котором Халкидон оповестил весь мир. Однако для миллионов христиан сам Халкидон стал кошмарным ярлыком, символом насильственного введения ложного антихристианского учения с помощью злых секулярных властителей.

Приложение к главе 2

Некоторые древние учения о Христе

а протяжении нескольких первых веков истории христианства различные мыслители пытались объяснить роль Христа и то, как в нем соотносятся человеческая и божественная природы. Кто-то из них склонялся к учению о единой природе, подчеркивая божественность Христа. Другие настаивали на том, что несмотря на божественность Христос всегда оставался человеком: эту позицию можно отнести к учениям о двух природах. Вот некоторые важнейшие движения и мыслители в христологии: