Злые игры. Книга 3 - Винченци Пенни - Страница 33

Конечно, оставалась еще такая проблема, как Джемма. Ей наверняка не понравится, что он собрался уходить от Мортона. Джемме импонировало, что Макс работал у ее отца, — это увеличивало меру ее власти над ним. Иногда Максу даже казалось, что все их взаимоотношения были для Джеммы просто еще одним украшением, чем-то таким, в чем она могла показаться на людях, выгодно подать себя. Ей нравилось быть его подругой, нравилось, что они составляли удачную пару — одновременно и современную, соответствующую всем самым новейшим течениям всяческой моды, будь то в одежде, знакомствах, манере поведения, стиле жизни, но в чем-то и традиционную, типичную, не шокирующую никого в их окружении. Ей нравилось, что им открыт доступ не только в мир самой высокой моды, не только в те круги, где вращаются Джерри Холл, Ясмин Ле-Бонг, Гелдофы, поп— и рок-звезды, редакторы и журналисты журналов мод, но и в мир самой отборной английской аристократии. Джемма встречала упоминания о себе в газетах; такие журналы, как «Арена», «Вы», цитировали ее высказывания о ней самой и Максе; вместе с ним она фигурировала на страницах светских новостей «Татлера» и «Харперса», посещала приемы, балы, междусобойчики. Все это действовало на нее возбуждающе; ей казалось, что они могут пойти куда угодно, попасть на любые страницы, что всему этому нет никакого предела, и это ее зачаровывало.

Когда Макс выложил ей свои новости, Джемма вначале расстроилась, потом рассвирепела. Сперва ее большие карие глаза наполнились слезами; потом, когда приступ слезливости прошел, она обрушилась на Макса:

— Как ты можешь? После всего, что папа для тебя сделал! Честное слово, я не понимаю тебя, Макс.

— Джемма, дорогая, он же мне не за красивые глаза платит. Да, он дал мне старт в жизни. Огромное ему спасибо за это. Но я ведь и сам кое-чего добился. Я не был для него обузой. Скорее, наоборот. Даже зарабатывал для него деньги. А теперь я хочу… ну или мне кажется, что хочу… попробовать чего-то добиться самостоятельно.

— Самостоятельно?! Ну уж конечно. В банке у своего дедушки. И с сестрой, которая будет водить тебя за ручку. По-моему, в этом есть что-то жалкое. Честное слово.

— О'кей, — легко согласился он, — значит, я жалкий человек. — Ему вдруг страшно захотелось ее. С ним часто так бывало, когда она оказывалась в особенно яростном или неистовом состоянии. — Послушай, дорогая, я еще подумаю об этом, хорошо? А сейчас, пожалуйста, давай поедем ко мне и я доставлю тебе маленькое удовольствие.

— Нет, — сердито отрезала Джемма. — Не поеду. Пока ты мне не пообещаешь… ой, Макс, прекрати! Не надо!

Его рука уже забралась к ней под юбку и поглаживала ее по бедрам — по тонким, шелковистым, великолепным бедрам. Он продвинулся чуть повыше, нащупав края ее чулок; Джемма всегда носила чулки и пояса с массой всяких оборочек. Такой уж она была девушкой. Макс сразу же позабыл о банке, обо всем остальном. Он чувствовал только одно: необходимо как можно быстрее добраться с ней до дома.

— Не спорь, дорогая. Пойдем.

— Но… ну ладно, может быть. Поговорим об этом в машине.

Она все еще дулась, но уже улыбалась. Выходя из ресторана, Макс чувствовал себя неудобно: такая у него была эрекция.

— Черт, — спохватился он, когда они отъехали, — только сейчас вспомнил. У меня нет ключа, я отдал его Томми. Придется по дороге заехать и взять. Он сейчас у Энджи.

— Ой, Макс, не надо. Почему бы нам не поехать ко мне?

— Не могу. Я должен быть дома. Завтра мне по делам прямо с раннего утра. Заедем, это недолго.

В этот момент они остановились перед светофором; рука Макса моментально оказалась у Джеммы в трусиках и принялась поглаживать ее. Она была восхитительно влажной.

— Господи, ты просто чудо, — проговорил он.

— Ой… ну ладно, хорошо, — ответила Джемма. Она всегда была очень отзывчива на лесть.

— Макс! — удивилась Энджи, открыв ему дверь. — Как мило! — Она негромко подхихикивала, была сильно пьяна и явно крепко накурилась. — Заходи. Мы тут пьем текилу. И немножечко курим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Заходить я не буду. — Макс широко улыбнулся ей. — А как же бридж?

— О, с ним покончено. Заходи, пожалуйста. У меня есть подарок для Джеммы ко дню рождения. Да и просто мне будет приятно, если ты зайдешь. — Выглядела она великолепно: раскрасневшаяся, со взъерошенными волосами, большие зеленые глаза ее блестели, взгляд то скользил по лицу Макса, то переходил на его фигуру. — Макс, пожалуйста! — Она подалась к Максу и поцеловала его; от нее исходил терпкий, возбуждающий, жаркий запах. Макс заколебался.

— Ну…

— Да, дорогой, пожалуйста. Заходи. — Через его плечо она крикнула Джемме, которая сидела в машине: — Джемма, заходи и ты. Выпьем чего-нибудь. У меня для тебя подарок ко дню рождения.

— Спасибо, но мы действительно не можем, — с заметным холодком в голосе откликнулась Джемма. — Нам надо быть дома.

Макс вдруг почувствовал прилив раздражения. Вот злобная сучка! Энджи проявляет заботу и гостеприимство, а Джемме не хватает даже обычной вежливости просто поблагодарить ее.

— Пожалуй, зайдем, — решил он. — Пошли, Джемма. Всего на десять минут.

— По-моему, нам пора уже быть дома.

— Да перестань ты, — раздраженно сказал Макс. — Знаю я, чего тебе хочется, но после травки будет только лучше. У Томми фантастическая травка. Не знаю, где он ее достает: категорически отказывается мне это сказать.

— Заходите, заходите, — довольно громко провозгласила Энджи, — только не шумите и не разбудите няню.

— Энджи, дорогая моя, няни нет, — терпеливо проговорил появившийся в дверях позади нее Томми. — Ты же сама с ней распрощалась. И даже сказала ей, чтобы она не возвращалась.

— Нет!

— Да.

— Ну ладно. Заходите, заходите.

Макс подождал Джемму, потом вошел и поднялся на второй этаж, в гостиную. Энджи сидела на диване и хихикала.

— И что же она сказала, няня, когда я велела ей не возвращаться?

— Рассмеялась, — ответил Томми. — Знаешь, а я бы действительно мог за ней приударить. Фантастические сиськи.

— Вот и Малыш всегда так говорил, — сказала Энджи и расплакалась.

Томми моментально принялся обнимать и поглаживать ее, утешая и успокаивая; Макс налил ей еще текилы, потом уселся на диван с другой стороны и тоже стал ее успокаивать таким же образом; Джемма стояла, глядя на все это, вид у нее был одновременно и надутый, и смущенный.

Энджи перестала плакать так же внезапно, как начала, оттолкнула их обоих, радостно улыбнулась и огляделась вокруг.

— А давайте-ка сыграем в стрип-снап, — предложила она.

— О господи, а что такое стрип-снап? — спросил Томми.

— То же самое, что снап,[48] только вместо сбрасывания карт, то есть вместе со сбрасыванием карт, надо что-то сбрасывать и с себя.

— Мне эта идея нравится, — заявил Макс. Он почувствовал сейчас прилив какого-то нового сексуального возбуждения, более чувственного и менее предсказуемого, чем то, которое испытал недавно в ресторане. — Томми, ты мне сделаешь одну из твоих закруток или мне самому сделать? Джемма, дорогая, а ты хочешь?

— Я… мне кажется, нам лучше уехать, — проговорила Джемма. — Я устала.

— Чепуха. От этого ты только взбодришься. Скажи мне еще, что у тебя голова болит.

— Она у меня и в самом деле болит.

— У меня есть великолепные таблетки, — вскочила Энджи.

— Не надо, не беспокойтесь, — отказалась Джемма. — Я не люблю принимать лекарства. Мы с мамой обычно ходим к гомеопату. Это намного полезнее.

— О боже, — простонал Макс, поворачиваясь к Джемме спиной. — Давайте-ка сыграем в эту игру, сдавайте.

— Если не возражаете, я играть не буду. — Джемма заметно смутилась. — Почитаю или еще чем-нибудь займусь.

— Не будь ты такой занудой, — возразил Макс. — Садись и играй.

— Макс, я не хочу.

— Джемма, я хочу, чтобы ты сыграла.