Плутония - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 57

Обессиленные беготней и волнением, путешественники уселись на глыбах возле грязи и опустили головы. Им оставалось ждать неминуемой смерти: или задохнуться в грязи, забравшись в нее при попытке перебраться через русло, или изжариться и сгореть на берегу, когда лавовый поток настигнет их. И то и другое было одинаково мучительно, и у каждого из людей, попавших в это отчаянное положение, возникла мысль о самоубийстве, если иного выхода не будет.

Отдохнув немного, Каштанов заметил, что фронт лавы движется медленнее. Он вскричал, вскакивая:

– Идемте скорее дальше вверх по этому берегу ручья! Мы успеем пройти мимо конца лавы – она почти остановилась!

– Но если мы от этой лавы уйдем, то наткнемся на ту, которая затопила Отшельничье озеро и повернула, конечно, вниз по руслу! – безнадежно заявил Папочкин.

– Это единственный шанс для нашего спасения! – настаивал Каштанов. – Во-первых, выше по руслу мы, может быть, найдем брод через грязь в таком месте, где утесы левого берега доступны. Во-вторых, весьма вероятно, что оба лавовых потока не сливаются один с другим, а следовательно…

– …следовательно, между ними должно быть более или менее широкое пространство, свободное от лавы! – воскликнул Макшеев, доканчивая мысль.

– Да, и на этом промежутке мы можем выждать, пока поверхность грязи не засохнет настолько, что выдержит нашу тяжесть.

– Ура! – закричали Громеко и Папочкин.

Все встали и с новым подъемом энергии зашагали на юг, вдоль русла, карабкаясь по вчерашнему пути через остатки старых потоков. Слева над ними, в сотне-другой шагов, тянулся фронт лавы, от которого веяло жаром. Но лава надвигалась медленно, и они постепенно увеличивали расстояние между собой и этим черным валом, несшим с собой смерть. Вскоре можно было заметить, что этот вал загибается вверх, поднимаясь по склону вулкана. Фронт лавы был благополучно обойден.

– Ну, от этого мы ушли! – сказал Макшеев, облегченно вздохнув.

Русло представляло в нескольких местах сужения, где можно было перепрыгнуть через грязь, но везде на противоположном берегу поднималась отвесная стена, преграждавшая путь. Приходилось двигаться дальше. Вскоре путешественники начали подниматься на поверхность самого высокого застывшего потока на западном склоне вулкана, за которым находилась котловина озера. Поднявшись наверх, они увидели, что их шансы на спасение очень увеличились.

Этот старый поток разделил новую лаву на две части и сам поднимался между ними в виде плоского горба. С его гребня, где путники спокойно уселись, можно было видеть впереди под ногами котловину, в которой вчера лежало, словно зеркало в зеленой раме, мирное озеро, приведшее в такой восторг Папочкина. Теперь на этом месте не было ни озера, ни пальм, ни травы, а расстилалось поле серой грязи с отдельными лужами черной воды. Со стороны вулкана на него надвигался фронт второго потока, и вследствие соприкосновения горячих глыб лавы с мокрой грязью у подножия вала раздавалась беспрерывная канонада маленьких взрывов, выбрасывавших облачка белого пара.

Хотя от места, где расположились путешественники, было шагов пятьсот-шестьсот до потоков горячей лавы, но сильно сказывалось соседство раскаленных полей. Температура была адская, тем более что и Плутон совсем не заслонялся тучами и жег непрерывно.

Сидя бездеятельно на месте, люди изнывали от жары и сбросили с себя лишнюю одежду. Начали ощущаться голод и усталость. Ночь они не доспали, а потом все время бегали и волновались.

– Эх, – пожаловался Папочкин, – чайку бы напиться! Жара невыносимая!

– Жара ужасная, а дров нет! Разве сбегать и поставить чайник на свежую лаву? – пошутил Макшеев. – Там он живо закипит!

– А вода у нас есть?

– Воды осталось еще изрядно, – объявил Громеко, освидетельствовав жестянку.

– Ну что же, давайте хоть закусывать, если чая не будет. Есть хочется ужасно!

Все уселись в кружок, достали вяленую рыбу и галеты и с аппетитом пообедали, запивая водой.

– Мы сегодня утром сделали крупную оплошность, за которую теперь и платимся, – заявил Каштанов.

– А именно?

– Убегая от приближавшегося грязевого потока, мы бы должны были перебраться сразу через ручей на тот берег, а не лезть вверх. Мы бы теперь были уже на берегу моря и не спасались бы от лавы и грязи.

– Да, с того берега путь к морю был свободен.

– Ну, не совсем! По долине ведь пронесся двойной грязевой поток и, вероятно, всю ее залил.

– И захватил бы и нас в этой долине!

– Но мы могли подняться наверх, на черную пустыню, и идти к морю поверху.

– Да, сплоховали! Впопыхах кто же мог сообразить все последствия. Тогда казалось наиболее правильным – спешно подняться выше, чтобы убежать от потока.

– Нет, если бы на нашем месте были люди, хорошо знакомые с действующими вулканами, они бы лучше рассудили, в какую сторону нужно спасаться.

– А я думаю, – заметил Папочкин, – что мы сделали крупную оплошность уже вчера, когда остались ночевать у подножия вулкана, несмотря на признаки начавшегося извержения.

– Но мы же остались, чтобы увидеть это извержение!

– Вот и увидели! Я, по крайней мере, удовлетворен на всю жизнь и впредь буду держаться подальше от этих беспокойных гор. Сатане я пожертвовал свое ружье, а Ворчуну…

– Ворчуну мы с Макшеевым пожертвовали свои сапоги, а это гораздо чувствительнее. У вас сапоги на ногах, а вы ворчите! Нам же придется шагать без сапог до моря по раскаленным камням черной пустыни.

– Вы правы – я в лучшем положении и должен умолкнуть.

– Что же нам теперь делать?

– Что делать? Только и остается лечь спать, если можно уснуть на этих жестких неровных камнях.

– Попробуем. Но по очереди одному из нас придется дежурить, чтобы наблюдать за вулканом. Он может выкинуть еще какую-нибудь штуку.

– Сколько же времени будем спать?

– А сколько позволит Ворчун.

– Это максимум. А минимум – пока не подсохнет грязь в русле настолько, что можно будет перейти через него.

Так и сделали: трое кое-как прикорнули на глыбах лавы, четвертый бодрствовал, наблюдая за состоянием вулкана и высыханием грязи. Последнее, несмотря на жар, испускаемый потоками лавы и лучами Плутона, подвигалось медленно, и только часов через шесть грязь стала проходимой.

Собрав пожитки, путешественники направились к руслу и один за другим, по очереди, перешли благополучно через грязь. Затем полезли по расселине, карабкаясь с глыбы на глыбу, с уступа на уступ, подсаживая друг друга, и через полчаса выбрались на поверхность черной пустыни, где были уже в безопасности и могли вздохнуть свободно.

Папочкин повернулся лицом к вулкану, снял шляпу, раскланялся и произнес:

– Прощай навсегда, старый Ворчун! Спасибо за твое угощение и внимание к нам.

Все улыбнулись. Каштанов вскричал:

– Эх, будь у меня сапоги, не ушел бы я отсюда!

– А что бы вы делали здесь?

– По черной пустыне можно пройти дальше на юг и посмотреть, что находится за вулканом.

– Та же пустыня! Это видно и отсюда.

– Кроме сапог, у нас не хватает и провизии, – заметил Макшеев.

– И почти нет воды, – добавил Громеко, встряхнув жестянку.

– Вы правы – нужно спешить к морю. Но эти черные камни пустыни страшно накалены. У меня такое ощущение, словно я стою на горячей плите. А толстые носки за время бегания по лаве почти изорвались.

– Придется разорвать наши рубашки и обмотать ими ноги, – предложил Макшеев. – Идти босиком совершенно невозможно.

Во время этого разговора и он и Каштанов все время приплясывали, поднимая попеременно то одну ногу, то другую, чтобы дать им остынуть. Теперь они сняли с себя рубашки, обернули ими ноги, обвязали их ремешками от ружей и, бросив последний взгляд на окутанный черными тучами вулкан, бодро зашагали по пустыне на север. Идти было легко: поверхность пустыни была совершенно ровна, представляя местами голую массу зелено-черной древнейшей лавы, выглаженную ветрами, местами же усыпанную мелкими обломками. Как и в пустыне вокруг вулкана Сатаны, здесь тоже не было признаков какой-нибудь растительности. Черная равнина простиралась до горизонта. Над ней чистое небо и в зените красноватый Плутон, заливавший эту равнину своими лучами, отражавшимися от гладкой поверхности так, что последняя сверкала миллионами зеленоватых огоньков. Путникам приходилось закрывать или щурить глаза, чтобы не утомлять их этой массой света и блеска.