В неизведанные края - Обручев Сергей Владимирович - Страница 50

На косе три озерка – два пресных и одно солоноватое. В одном берут воду для питья, в другом стирают, третье, еще не вошедшее в плановое распределение, служит только как площадка для охоты на уток. Морские утки время от времени пролетают над головой небольшими стайками, и у наших охотников блестят глаза и руки тянутся к ружьям.

Но охотиться некогда. Скоро осень. В Чаунской губе иногда уже 8 сентября прекращается навигация, и надо к этому времени исследовать все побережье губы (около 400 километров) и еще километров сто берега океана к востоку от Шелагского мыса. Необходимо собрать по берегам губы плавник, принесенный морским течением от устьев Колымы и Лены, и привезти его на нашей моторной шлюпке в лагерь. Из этого плавника мы заготовим дрова на зиму и наберем бревен для постройки дома.

Первоначально я предполагал организовать базу на устье реки Чаун, в южной части губы – центральном пункте района, откуда на аэросанях ближе пройти к горам.

Но капитан «Смоленска» отказался зайти в глубь Чаунской губы: там мелко, нельзя подойти близко к берегу, разгрузка затянется и можно прозевать сжатие льдов у входа в губу и остаться в ней, как в мышеловке.

Мелких транспортных судов в Певеке очень мало – две слабосильные кавасаки[9], и они должны перебросить в Чаун большие грузы фактории и культбазы, так что нельзя и мечтать о перевозке наших десяти тонн, а тем более аэросаней.

Приходится обосноваться в Певеке. Если удастся, перевезем в Чаун немного груза с осенними рейсами, а зимой уже на аэросанях постепенно перебросим все остальное. Певекцы, то есть те русские, которые приехали сюда год назад и уедут в будущем году, пугают нас и капризной погодой в Чаунской губе, и опасностями плавания к востоку от мыса Шелагского, где сейчас нет льда и при отсутствии бухт и прямом скалистом береге негде укрыться от волн. Они рассказывают, как в Чаунской губе в прошлом году кавасаки и кунгас на пути в Чаун были выброшены на берег и разбиты. Поэтому пускаться в плавание на нашей шлюпке да еще с подвесным мотором, по мнению певекцев, очень опасно.

Хотя капитан «Смоленска» и советовал нам заменить нашу шлюпку более мореходным вельботом – ведь условия плавания в Чаунской губе совершенно морские, но мы гордимся своей шлюпкой и надеемся на ее успехи. Да кроме того, ничего другого нам не остается: во Владивостоке удалось достать только эту шлюпку, обычную «шестерку», с тремя парами весел, предназначенную для сообщения судов с берегом. Шлюпка эта имеет одно несомненное преимущество: она гораздо легче вельбота, и в дурную погоду не так трудно будет вытаскивать ее на берег. Во всяком случае сейчас, при отсутствии льдов, она лучше, чем чукотская байдара, сделанная из моржовой кожи, – если ее зальет, то она все же будет плавать, поддерживаемая еще и герметически запаянными медными баками, расположенными вдоль бортов под банками (скамейками).

17 августа мы отплываем на своей шлюпке на север. От Певека до мыса Шелагского, крайнего восточного пункта Чаунской губы, по прямой 44 километра, но мы идем кружным путем, вдоль берега, чтобы изучить прибрежные утесы.

Мотор сегодня хорошо заводится, и Анатолий Денисов, один из наших техников, который едет с нами в этот маршрут, пока что им доволен.

Погода благоприятствует: ветра нет, и только ленивая, мертвая зыбь качает шлюпку и мешает геодезисту Андрею Ковтуну вести съемку – брать буссолью направление пути и делать засечки на вершины гор.

К северу и востоку за горами полуострова Певека открывается бухта с низкой тундрой и лагунами у берега. Сюда северо-западные ветры забивают плавник, и берега покрыты обломками деревьев и большими бревнами и корягами. Здесь привольные места для гусей и уток, но подходить сюда на лодке нельзя: мелко и мертвая зыбь на мели превращается в крутые опрокидывающиеся буруны. Мы идем дальше к северу, к горе Янранай, одинокому конусу у края этой равнины. Здесь начинается скалистый берег, и на мысу у речки волны дают себя чувствовать. Первый наш ночлег не очень приятен: лодка не может подойти к берегу – мелко и, что еще хуже, много крупных камней. Ночью волна усиливается и не дает спокойно уснуть – все выглядываешь из палатки, не бьет ли лодку о камни. Но остановка здесь необходима – надо пойти вдоль речки, по тундре, изучить побережье и взять шлиховые пробы: промыть на лотке речной песок, чтобы выяснить, нет ли признаков золота и олова.

Места, по которым совершаем экскурсию, очень скучны – широкая долина, болота, вода под ногами. Мы с Алексеем Перетолчиным – моим постоянным спутником в экспедициях – бредем километр через кочки. Скоро появляются и комары; несмотря на осень и близость полярного моря, приходится надевать сетки. На речке мы встречаем крошечные кусты ивы, и Перетолчин рад: он вырос в тайге, на Ангаре, и ездил до сих пор с экспедициями по горнолесным районам. Его удручало отсутствие леса, но теперь, когда он увидал кусты и кучи бревен плавника по берегу, настроение его улучшилось: плавник сулит нам и дрова зимой, и теплый дом.

От горы Янранай до только что построенной полярной станции на Шелагском мысе еще километров двадцать. Все время шлюпка идет под утесами с превосходными складками черных сланцев. Местами на утесах сидят чайки и иронически смотрят на нас, поворачивая вслед за шлюпкой свои кривые носы. На одном утесе – целый город: чайки сидят на его стене рядами, сотни их летают вокруг, присматривая за толстыми пухлыми серыми птенцами, плавающими под утесом. Шум и гам неимоверный. Время от времени какая-нибудь заботливая мать подлетает к шлюпке и, осмотрев нас внимательно, возвращается обратно к базару.

По мере того как мы приближаемся к полярной станции мыса Шелагского, с утесов все сильнее срываются порывы ветра и вскипает вода вокруг шлюпки.

Сама станция расположена против долинки, разрезающей высокие горы мыса, и по этой долинке, как по трубе, холодный воздух полярного побережья переливается через горный отрог на станцию и в бухту. Здесь он встречается с теплым воздухом Чаунской губы, и густой туман окутывает станцию. В то время как в Певеке тепло и ясно, туман толстой шапкой сидит на Шелагском мысе.

На мысе мрачно, холодно, пронизывающий ветер дует из лога – без полушубка не выйдешь, а в Певеке, всего в 44 километрах южнее, можно даже купаться в озерке (если, конечно, вы достаточно закалены). Сегодня, кажется, еще хуже чем неделю назад, когда стоял здесь «Смоленск». Вчера «Смоленск», который вернулся из Певека к Шелагскому мысу, даже сорвало с якорей береговым ветром, достигавшим силы десятибалльного шторма, и корабль отдрейфовал в море.

«Смоленск» задержится здесь еще на несколько дней – пока не закончится вчерне постройка станции. Уже шесть дней лихорадочно возводятся здания, и плотники и сотрудники станции ходят сонные, едва находя силы, чтобы еще и еще по восемнадцать и даже по двадцать часов в сутки непрерывно работать на стройке.

Но все три дома – жилой, радиостанция и баня – подведены под крышу, начинается кладка печей и установка радиомачт. На узкой полосе болота вдоль крутого берега роют ямы, потом рвут мерзлую почву аммоналом, и среди грязной воды и торфоподобных глыб показываются белые куски льда. Это прослои льда, образующиеся в результате замерзания грунтовых вод над вечномерзлой почвой.

Нам надо обогнуть Шелагский мыс, чтобы выйти из губы на восток, на полярное побережье. Мыс выдвигается на северо-восток двумя горбатыми горами в 470 метров высоты, и его тяжелые, громадные гранитные плиты круто опускаются в море. Здесь граница двух климатически различных областей: суровой зоны полярного побережья и гораздо более мягкой, по здешнему почти южной – Чаунской. На мысу всегда ветер, и на нашей открытой шлюпке скалы надо огибать осторожно. Сегодняшний ветер не предвещает ничего хорошего.

От станции мыс не виден: до него еще 9 километров и утесы закрывают море. Чтобы узнать, что делается на мысу и на полярном побережье, надо подняться на гору или пройти километров семь по долине до лагуны, лежащей на другой стороне мыса.