В неизведанные края - Обручев Сергей Владимирович - Страница 47

Среди полярных льдов

В Низкие-Колымске в 1930 году было только тридцать или сорок домов, расположенных на маленьком возвышении, тянущемся между двумя болотами с озерками. Вблизи самого города лес вырублен, остались только тальниковые кусты. Дома той же обычной колымской архитектуры – без крыш. В церкви помещался клуб, а на колокольне можно было еще видеть вырезанные инициалы и подписи побывавших здесь в годы гражданской войны командиров разгромленных белых армий, докатившихся в своем паническом бегстве до крайнего северо-востока. Это были бандитские шайки, грабившие население.

Одна, из подписей белого офицера Бялыницкого привлекает наше внимание. Это человек, который сыграл важную роль в появлении чыбагалахской платины Николаева.

Как мне рассказывали в Средне-Колымске, история пузырька с платиной, которую принес в Якутский госбанк Николаев, очень сложна. В 1913 году на Колыму был сослан революционер Тменов, до этого работавший на Вилюе. Он привез с собой маленькую бутылочку с платиной, добытой из вилюйских россыпей. Когда Колымой овладели белогвардейские шайки, Тменов был убит, и все его имущество, в том числе пузырек с «белым золотом», оказалось у Бялыницкого. Этот офицер через некоторое время перешел на сторону Советской власти и был убит белыми в Абые. Его имущество хранилось у его хозяйки, от которой Николаев и получил пузырек с «белым золотом». Вероятно, эту платину, даже в том же самом пузырьке, он и сдал в Якутске.

В Нижне-Колымске нам предстоит провести время в ожидании прибытия парохода. Приход его зависел от ледовой обстановки.

В Нижне-Колымске уже собралось значительное количество служащих из Средне-Колымска, которые должны были в этом году выехать на «материк», как здесь говорят, то есть во Владивосток, а на смену им ждали приезда с пароходом новых.

Скоро пришло первое известие о пароходе. В Нижне-Колымск прибыл радист из Средне-Колымска и установил здесь маленькую приемо-передаточную станцию. Ежедневно с утра до вечера он должен был отбиваться от любопытных, желавших узнать, когда придет пароход и возможно ли будет в этом году выехать из Нижне-Колымска. Несмотря на то что рейсы через Ледовитый океан на Владивосток начались уже с 1911 года, все же в 1930 году плавание этим путем не было вполне обеспеченным, и на обратном пути суда иногда зимовали.

В колымские рейсы ходили тогда только два парохода – «Колыма» и «Ставрополь», совершенно не приспособленные для работы среди льдов, и шхуны американца Свенсона, направлявшиеся на Колыму по особому договору с Госторгом (позже с Наркомвнешторгом).

Рейсы этого года с самого начала стали проходить при довольно мрачных предзнаменованиях. Уже при входе в бухту Лаврентия «Колыма» получила повреждение дна. 16 июля, войдя в Ледовитый океан, пароход сразу же попал в тяжелые льды у мыса Сердце-Камень. «Колыма» пробивалась здесь пять дней, то останавливаясь среди льдов, то дрейфуя с ними обратно на восток, то спасаясь под самым берегом от нажима льдов. Только 22 июля с большим трудом «Колыма» дошла до Колючинской губы.

Два или три дня «Колыма» пробивалась затем у острова Шалаурова и помогла здесь шхуне «Кориз», принадлежавшей Свенсону и шедшей также на Колыму.

1 августа, проходя возле острова Айон, лежащего у входа в Чаунскую губу, «Колыма» в тумане ударилась о большую льдину правой скулой и, отскочив от нее, ударилась другой стороной о соседнюю льдину. Оказалось, что у парохода подводными выступами льдин пробиты обе скулы вблизи носа. Несмотря на работу всех отливных машин, вскоре вода в трюме достигла 7 футов. Поэтому капитан «Колымы» Д. Сергиевский решил выброситься на отмели острова Айон. Вода в трюме прибывала и достигла уже 11 футов. Пришлось спешно разгружать передний трюм, наваливать груз на палубу и частью на подошедшую на помощь «Коризу». Подвели брезентовый пластырь и закрепили его. В гаком состоянии пароход пошел дальше к Колыме. Во время плавания во льдах у парохода оказались отбиты две лопасти винта и поврежден руль.

В Нижне-Колымске мы не знали обо всех этих подробностях; было известно только, что пароход получил какие-то повреждения, вследствие которых часть груза подмокла и его пришлось перегружать. Тем не менее стали уже распространяться самые мрачные слухи, которые приводили в уныние малодушных.

От Нижне-Колымска до устья Колымы еще около 200 километров. Здесь есть серьезные препятствия для морских судов – перекаты и бары[8]. Для провода судов до Нижне-Колымска обычно откомандировывается лоцман из местных жителей. Но в этом году Якутгосторг поскупился, взяв наименее сведущего лоцмана и не обставив знаками как следует реку. Поэтому, поднимаясь по Колыме, пароход сел на мель и должен был выгрузить часть груза на баржи.

В Нижне-Колымске, несмотря на то что время было сравнительно позднее (14 августа), работы по выгрузке производились очень медленно.

Только 18 августа мы погрузились на пароход и он вышел из Нижне-Колымска. С самого выхода начались приключения. Уже в десять часов утра по небрежности лоцмана пароход садится на мель. В течение нескольких часов капитан пробует сняться с мели, но ничего не выходит, и приходится прибегнуть к единственно возможному способу – свозить груз на берег на кунгасах, которые мы везем с собой на палубе. Для этого мобилизуются кроме команды все пассажиры; и в продолжение ночи мы выгружаем тяжелые ящики, кули с мукой и солью, весь зимовочный запас парохода, а затем кирпичи, которые везут для устройства печей на случай зимовки. После этого пароход снимается с мели. Затем надо снова все свозить с берега обратно, и только в пять часов вечера 19 августа «Колыма» двигается дальше.

В течение следующих двух дней пароход дважды садится на мель, и 200 километров мы идем трое суток. В конце концов капитан ссадил лоцмана на шлюпку и отправил его обратно, решив пройти остальную часть реки на свой риск.

Первые льдины мы встречаем тотчас по выходе в океан; сначала их еще мало, и первые две ночи пароход идет без остановок. Благодаря этому уже 24-го утром мы проходим Чаунскую губу и в отвратительную погоду, в тумане, который закрывает берег, в темноте приближаемся к Шелагскому мысу – северной оконечности этой части континента.

Приняв почту от учителя, недавно поселившегося на Шелагском мысу, двигаемся дальше.

Уже в 12 километрах от острова Шалаурова встречаются такие тяжелые льды, что пароход не может пробиться. Ночью давление льдов усилилось, был поврежден руль, и «Колыма» получила сильную вмятину правого борта.

К утру 26 августа выясняется, что положение наше довольно безнадежное, по крайней мере в ближайшем будущем. Мы стоим в восьми милях на запад от острова Шалаурова среди сплошной массы тяжелых льдов. Тяжелыми льдами называют льды, состоящие не из одного ледяного слоя, лежащего горизонтально, а из массы льдов, переломанных, сдавленных и спаянных вместе в новые толстые льдины. Толщина их нередко достигает пяти-шести и даже десяти метров. Обычно в подводной части льдины, на глубине одного-трех метров, выдвигается ледяной таран: верхняя часть льдины быстро тает, а нижняя несколько запаздывает. При сдавливании льдов во время ветров эти льдины с очень большой силой давят на подводную часть корабля, а так как «Колыма» совершенно неприспособленна для плавания во льдах и борта ее при плоском дне почти вертикальны, то давление льдов может произвести сильные разрушения.

В течение четырех дней «Колыма» пробует пробиваться, маневрируя между льдинами. Это продвижение идет крайне медленно и очень тяжело для всего экипажа. Самый простой способ борьбы со льдами заключается в том, что «Колыма», отойдя немного назад, на тихом ходу подходит вновь к льдинам и затем старается на полном ходу раздвинуть их. Непрестанно с капитанского мостика передается в машинное отделение команда: «Назад!», «Тихий вперед!», «Стоп!», «Назад!» и т. д.

Когда льды не поддаются и дорогу загораживает особенно большая льдина, ее стараются оттащить в сторону. Для этого на льдину спускают матроса, сносят на нее небольшой якорь; затем трос, ведущий от якоря, наворачивается лебедкой на барабан, и льдина медленно, едва заметно для глаза, отплывает вбок, а пароход получает возможность продвинуться на несколько метров. Затем новый разбег вперед, новые страшные толчки, и опять следующая маленькая льдина отодвинута.