В неизведанные края - Обручев Сергей Владимирович - Страница 33

Утром якуты сделали плот из сухих тополей, связали его ветками тальника, и уполномоченный вдвоем с одним из якутов отплыл в Средникан, а мы потянули свои лодки вверх по Таскану.

После Колымы Таскан кажется нам очень маленьким, хотя это довольно большая речка, достигающая 300 километров длины. Подниматься по ней очень трудно: все время встречаются мелкие острова, покрытые тальником, быстрые протоки, заломы, мешающие подниматься как бечевой, так и на шестах. За весь день мы не могли пройти 20 километров, которые отделяли нас от стоянки каравана.

Караван остановился вблизи последней юрты тасканских якутов. Главное их поселение, составляющее четырнадцать юрт, расположено в нескольких десятках километров выше по реке, где есть большие луга. Здесь же, в глухой тайге, поселилась семья братьев Сивцовых. Возле их юрты Салищев и расположился для определения астрономического пункта.

Путь нашего каравана по Сеймчанской тропе, которая срезает большое колено Колымы к югу, между устьем Бёрёлёха и Таскана, был очень труден. По-прежнему приходилось все время вести борьбу с лошадьми. Ямщики ни за что не хотели путать лошадей, да это было и почти невозможно: в Оймяконе мы не могли достать достаточного количества волосяного аркана для пут, а делать веревочные путы в болотах очень опасно – мокрые путы стягиваются и портят лошадям ноги. Поэтому проводники предпочитали отпускать лошадей на свободу и утром отыскивать их по следам. Пятнадцать худших лошадей, самых сухих, шли без груза, и их гнали маленьким табуном, который все время разбегался по сторонам или по боковым тропинкам в поисках лучшего корма. Иногда часть этого косяка убегала совсем.

Большею частью караван выступал только после полудня, и кто-нибудь из проводников еще оставался позади, чтобы отыскивать убегавших лошадей.

Начали таять болота. Когда мы вышли из Оймякона, они были еще крепкие и легко проходимы, а к началу июля оттаяли совершенно. Пошли дожди, и передвижение день ото дня становилось труднее. Наконец появилось множество комаров и слепней.

На берегу Таскана мы выбрали место с достаточным количеством строевого леса и с удобной площадкой для постройки большой лодки. Мы хотели построить большую лодку, которая подняла бы больше трех с половиной тонн груза, привезенного караваном. Михаил Перетолчин, наш главный судостроитель, остановился на ленском типе лодки – большая плоскодонная посудина с острым носом и кормой. Длина ее должна была равняться десяти метрам, а ширина – трем. Для лодки надо заготовить длинные доски и целый ряд упругов (шпангоутов). Для упругов Михаил отыскал среди принесенного водой леса на берегу реки подходящие кокоры (так называют корни деревьев вместе с нижней частью ствола).

Для пилки досок мы захватили с собой продольную пилу, но первый же опыт показал, что в это время года пилить лиственницу продольной пилой очень трудно: дерево слишком вязко из-за обилия смолы. Можно пилить только тополя, легкие и хрупкие, доски из которых решили ставить вперемежку с лиственничными для облегчения веса лодки. Больше половины досок пришлось вытесывать первобытным путем: дерево раскалывали вдоль клиньями и затем каждую половину обтесывали – получались две толстые доски.

Вся эта работа сейчас, в самую жаркую пору, довольно тяжела, тем более что из-за тучи комаров, которые не дают нам ни минуты покоя, приходится работать все время в сетках-накомарниках и в толстых рубашках. Давно уже стоит сухая погода. Уровень воды в реке падает, и мы каждый день с ужасом думаем о том, что до осени, может быть, нам не удастся выбраться из Таскана из-за мелководья.

На «верфи» сначала появляется большое толстое бревно – киль, к которому присоединяются вскоре изогнутые кокоры на носу и корме. Затем к ним прибиваются поперечные упруги (шпангоуты), сделанные из корней лиственницы. После этого упруги начинают обшивать досками. Потом появляются борта, и лодка почти закончена. Предстоит ее конопатить: лежа на спине, забивать паклю плоской конопаткой в пазы. После этого заваривают пазы варом и смолят лодку. Это самый ответственный момент.

Наконец наступает торжественный день 22 июля, когда лодку можно спускать. С большой осторожностью, под постоянные окрики Михаила, который боится, что слишком расшевелят лодку и лопнет вар, мы стягами спихиваем лодку со стапелей. Она соскальзывает и плывет.

К вечеру этого дня Михаил начинает опять волноваться. Вар вздувается пузырями и из-за жары плохо пристает, кроме того, в Якутске нам сделали его слишком жидким. Вода начинает выступать снизу сквозь пазы. Опять приходится вытаскивать лодку на берег и заваривать ее еще раз. И только через два дня мы наконец можем покинуть место нашей трехнедельной стоянки.

По Колыме до Средне-Колымска

Отплываем мы без проводника, потому что из-за горячей сенокосной поры никто не соглашается сопровождать нас до Средникана; якута Михаила, нашего неудачного проводника из Оротука, не было смысла везти дальше.

До самого устья Таскана проходим благополучно, сев на мель только три раза. К вечеру все препятствия реки как будто уже пройдены, и мы ночуем близ устья. Но на следующий день, едва отплыв от места ночевки, снова попадаем на необыкновенно широкий и мелкий перекат. Он тянется наискось через реку, и после того, как мы благополучно отгреблись от ее правого берега, основательно садимся на мель у левого.

Здесь нам суждено было провести весь этот день. Вскоре начинается проливной дождь, и до четырех часов вечера мы всячески стараемся протащить нашу громадную лодку через мель. Сначала поднимаем лодку стягами, потом заводим оплеухи – это две большие доски, привязанные одним концом к носу лодки, которые ставятся наискось к течению, с тем чтобы вода бросалась под лодку и поднимала ее. Ничто не помогает, и мы пробуем прорывать лопатами канаву в гальке для прохода лодки, но быстрое течение сейчас же заваливает ее снова. Наконец приходится прибегнуть к единственному верному способу – начать свозить груз на берег. После того как половина груза свезена и мы совершенно промокли, лодка наконец трогается. Пришлось остановиться тут же на берегу и сушиться у костра.

После этой ночевки мы выплыли на главный фарватер Колымы и двинулись дальше почти без приключений. От Таскана до Сеймчана Колыма течет в пределах последних восточных цепей хребта Черского. На реке довольно много островов, покрытых лесом, но долина ее сравнительно узка.

На второй день пути после Таскана по правому берегу реки в устье небольшой речки внезапно показалась палатка. Высадившись на берег, я вхожу в нее и вижу человека с большой бородой, сидящего на земле, поджав по-турецки ноги в широких черных шлепанцах. В нем очень трудно узнать геолога Ю. Билибина, которого я видел до этого в Ленинграде в городской одежде и тщательно выбритым.

Билибин со своей экспедицией приехал в предыдущем году с Охотского побережья на Колыму. Здесь его четыре партии работали зимой. Весной он отправился вверх по Бохапче, чтобы доставить сплавом по ней продовольствие, недостаток в котором зимой остро чувствовался. Бохапча, так же как и Колыма, пересекает гранитные массивы хребта Черского и образует множество порогов, поэтому сплав по ней даже по весенней воде довольно труден. Билибин уже кончал свои геологические исследования и осенью должен был выехать на Охотское побережье. Я привез ему совсем «свежие» письма, написанные в январе, но это была первая почта, которая вообще пришла к нему, с тех пор как он выехал полтора года тому назад из Ленинграда.

На следующий день у левого берега показалась тяжело нагруженная лодка с несколькими сотрудниками Билибина и двумя собаками. Люди имели очень странный вид: одеты в широкополые шляпы, высокие резиновые сапоги с раструбами на голенище, ковбойские рубашки; у некоторых на шее были повязаны яркие платки, у других головы были обвязаны цветными платками.

Вместе с рабочими прибыли две собаки – два сеттера. Мы невольно с горечью еще раз вспомнили нашу собаку, якутскую лайку Чонку, которая только вчера пропала. Она шла с нами все время – и зимой, через снег и наледи, и летом, через горы, тайгу и болота, но, когда мы построили лодку и пробовали посадить в нее собаку, она ни за что не соглашалась. Ее втаскивали в лодку на веревке, но собака вырывалась со страшным воем. Пришлось отпустить ее бежать по берегу. Каждый раз, когда лодка отходила от одного берега к другому, Чонка переплывала вслед за ней Колыму. И вот вчера Чонка бесследно пропала. Утонула ли собака, переплывая реку, или не могла нас найти и потерялась в тайге – неизвестно.