Трудная жизнь - О'Брайен Флэнн - Страница 14

– Что именно?

– Там изнуренные голодом монахи всегда имеют к обеду красное вино. Это побольше, чем имел сам святой Петр. Петр позволил петуху отвлечь свое внимание. Святые отцы в Клонгоуз Вуд[35] тоже все знают о петухах. Они жарят их и едят на обед. И они понимают толк в кларете.

– Это самый недостойный разговор, который вы когда-либо вели. Мы едим и пьем соответственно нашим средствам. Предположение, что мы, э-э-э.... сибариты и обжоры – абсолютная чушь. И оскорбительная чушь, Коллопи. Подобный разговор мне не по душе.

– Да неужели? – раздраженно спросил мистер Коллопи. – Разве критика иезуитов – это новый смертный грех? Вы наложите на человека епитимью, если он сознается в этом на исповеди? Клянусь, если критиковать иезуитов безнравственно, тогда давайте осудим Деву Марию, за то, что у нее в раю пребывает душа Папы Павла IV, поскольку тот неоднократно говорил Игнатию Лойоле, что в его ордене есть масса неправильных вещей, которые нужно исправить. И знаете, что произошло? Может, Игнатий преклонил колени перед престолом Святого Папы? Да никогда в жизни. Подайте сюда ваш чертов стакан!

– Благодарю. Я вовсе не утверждаю, что Игнатий был безгрешен. Как, впрочем, и сам Петр. Но Игнатий был канонизирован Папой Григорием XV в тысяча шестьсот двадцать втором году, всего лишь через шестьдесят шесть лет после смерти. Теперь он в раю.

– Вы знаете, что он умер без последнего причастия?

– Знаю. Бог призвал его неожиданно. Тело его было немощным, но дела его в этом мире были великолепны. И никто не может отнять у него чести великого свершения – основания ордена, который являлся, является и всегда будет являться духовным авангардом католической церкви.

– Я бы не стал утверждать, что все так просто, отец Фарт. Видит Бог, этот самый орден в свое время вызвал множество ужасных кровавых конфликтов.

– Святые отцы – члены ордена проповедуют по всему свету, они говорят и пишут на всех языках, они создали чудесную систему для распространения веры.

– Было время, когда кое-кто полагал, что они пытаются посеять сомнения относительно Единого, Священного и Папства. И многие из весьма достойных людей, живущих в наши дни, считают, что у церкви очень мало шансов избавиться от этого наследия прошлых лет.

– Полагаю, бесполезно спрашивать, кто эти достойные люди.

– В дни моей юности я встречался в Белфасте с одним иезуитом, и он говорил мне, что члены этого ордена были причиной франко-прусской и англо-бурской войн, поскольку постоянно вмешивались в политику и пристально следили за предметом Номер Один – деньгами.

– И вы говорите это мне? Это был иезуит?

– Да, иезуит. Он был женат, разумеется.

– То есть некий отвратительный отступник, вы хотите сказать?

– Это был самый религиозный человек из тех, кого я знал, и он говорил мне, что надеется: его дочь, когда вырастет, станет монахиней.

– Должно быть, вы говорите о призраке Мартина Лютера.

– По-моему, иезуиты завидуют Лютеру. Он тоже пытался разрушить католическую церковь. Я часто думаю, что он предпринял гораздо более успешную попытку, нежели ваши люди.

– Коллопи, дорогой мой, вы ведете себя крайне безответственно. Если вы станете говорить подобные вещи в присутствии посторонних, то рискуете вызвать грандиозный скандал, поскольку вы пытаетесь склонить людей к греху. Вам следует быть более осмотрительным.

– Я люблю свой дом и свой алтарь, отец Фарт. Но более всего я почитаю правду. Я люблю правду.

– Отлично, это хорошая новость.

– Полагаю, вы тоже почитаете правду, но при условии, что это та правда, которая вам нравится, которая соответствует вашим догмам.

– Чепуха! Правда есть правда.

– Есть одна поговорка в ирландском языке – прошу прощения, это не моя вина, но я очень слабо знаком с нашим прекрасным древним языком. Смысл ее такой: правда должна быть горька. Думаю, вы знаете, сколь это верно.

– Magna est veritas et prevalebit[36].

– Вы никогда не произносили более правдивых слов, святой отец.

– Неужели мы с вами так глупы и самонадеянны, что позволяем себе говорить в столь развязной манере об ордене, в котором состояли такие люди, как Игнатий Лойола и Франциск Ксаверий?

– Погодите секундочку.

– Ксаверий был проповедником в Японии. Подвергаясь гонениям, под угрозой мученической смерти миссионеры иезуиты проповедовали Евангелие индейцам Северной Америки, аборигенам Филиппин и стран Южной Африки, даже англичанам, когда католическая церковь была здесь под запретом. Они были повсюду. И ничто не могло их удержать.

– Постойте-постойте, святой отец. Остановитесь на минутку и выслушайте меня. Что верно, то верно – иезуиты были везде и повсюду совали свой нос. Они были на редкость умными стервятниками. Их влияние было слишком велико не только в делах церковных, но и в делах мирских. Они принуждали многих королей, королев и прочих сильных мира сего брать себе иезуитов в качестве личных священников. Можете представить себе Парнелла[37] с иезуитом в качестве капеллана?

– Парнелл не был католиком, и сомневаюсь, был ли он вообще подлинным ирландцем. Это английская фамилия.

– Эти благочестивые отцы наводнили все дворы Европы, более того, они положили их себе в карман. Они были священствующими политиканами, вот кем они были. Все эти невежественные и вечно пьяные принцы и императоры в подметки им не годились. Будьте уверены, они мгновенно отлучили бы вас от церкви, как только бы увидели.

– Чушь. Рядовой священник не обладает правом отлучения от церкви.

– Может быть, и так. Но разве они не могли столь же легко вертеть епископами? Епископам приходилось делать то, что им велели иезуиты.

– Вы утомляете меня, Коллопи. Наполните-ка лучше мой стакан.

– Конечно. Но во Франции было два воистину великих человека – Вольтер и Паскаль. У этих двоих не было времени ни для иезуитов вообще, ни для толп янсенистов[38] в частности. Разве я не прав?

– Да, положительно так.

– У иезуитов были разногласия по вопросам веры и с богословами Сорбонны, и с францисканцами, и с доминиканцами. Многие благочестивые и умные люди считали иезуитов еретиками и схизматиками. Клянусь, дыма без огня не бывает – быть может, без адского огня. Начиная примерно с тысяча семьсот шестидесятого года они трубят поход в Португалии, Франции и, частично, в самой Италии. Некоторые европейские страны стали посылать в Рим одного за другим гонцов и курьеров, чтобы склонить Папу запретить этот орден. И, честно говоря, они не теряли зря время. Папой в те прекрасные дни был Климент XIV. И, о чудо, в тысяча семьсот семьдесят третьем году он издал буллу, запрещающую орден, ибо тот не был способен далее исполнять миссию, ради которой был некогда создан.

– Да, – сказал отец Фарт, – Dominus ac Redemptor Noster[39].

– Простите, – сказал я.

С моей стороны было бесстыдной наглостью пытаться подражать брату в качестве участника дискуссии. Но, с другой стороны, нельзя было сбрасывать со счетов и мою упорную учебу в классе церковной истории Шустера.

– Да? – спросил мистер Коллопи довольно раздраженным тоном.

– Dominus ac Redemptor Noster не была буллой. Это было папское бреве[40]. Между этими понятиями есть разница.

– Парень абсолютно прав, – сказал отец Фарт.

Мистер Коллопи не любил, когда педанты навязывают кому-либо свое мнение.

– Называйте это как хотите, – криво усмехнувшись, сказал он, – но факт остается фактом – Святой Папа запретил ваш орден. Это вопрос веры и морали, а в таких вопросах Папа непогрешим.

– Коллопи, – жестко возразил отец Фарт, – ваши слова еще раз доказывают, что вы просто не знаете, о чем говорите. Ватиканский совет провозгласил догму о непогрешимости Пап только в тысяча восемьсот семидесятом году, когда понтификом был Пий IX. Вы ошиблись почти на сто лет. Кроме того, запрещение религиозного ордена не имеет ничего общего с вопросами веры и морали вселенской церкви.